Тема: Постскриптумы к Журнальному залу
Евгения Суслова:Ярость методологии
Теряя способность всем своим составом отвечать на вопрос о том, как может быть помыслено историческое событие, поэзия проваливается в синтагматический сон безвременья, выбрасывается в рыхлый воздух вечности.
Сергей Шаргунов:"В литературе всегда просторно"
Слово "политика" в нашей стране ужасно опошлено. Я не хотел бы участвовать в политике в ее нынешнем виде, и политиком я себя точно не вижу. Мне важнее писать.
Петр Чейгин:Решающее – не сбиться
Ветхого – нет. Но, если ветхое есть, то оно – умирание. А умирание лишь повод и готовность к новой жизни. На Волковском кладбище в Ленинграде четыре слоя захоронений. Что там копится? Или уже проявлено? И нас защищает?
Людмила Улицкая:"Не надо бороться с жизнью, нужно работать с тем, что дано"
Сегодня происходит культурное обнищание. Нет финансирования культурных программ, нет престижа культурологических, педагогических специальностей. Это приводит к тому, что работают либо энтузиасты, либо неудачники.
Екатерина Дайс:Демиург и бензоколонка
Жадан – уникальный писатель, одновременно близкий массам и любимый интеллектуалами. Он умело сочетает кажущуюся простоту и изысканность заложенных в текст смыслов, приметы времени и древние архетипы.
Полина Барскова:Слова ноябрьской палитры
Я верю в силу слов. В первую очередь, в силу слов над собой, а не в какую-то силу вообще и вне – сколько наслаждения, сколько скорби, сколько изумления слова могут причинять.
Александр Скидан:Час прочитываемости
В какой-то момент меня стали раздражать капризная ассоциативность, поэтизмы, усложненный синтаксис и прочие вторичные признаки "стиля". Когда важно прояснить какие-то вещи, требуется точность – но не в ущерб сложности.
Татьяна Щербина:“Дух сегодняшнего времени – цейтнот, тогдашнего – вечность…”
Это было время, когда традиционные формы и жанры рушились, всё перетекало одно в другое. Это не просто крушение СССР – это крушение мира, всех психологических установок, иерархий, оппозиций, мыслеформ, языка, устаревшей техники.
Ксения Чарыева:Поэтические ступени, интеллектуальная пристройка
Когда я имею дело с чем-либо – неважно, человек это, дерево, коляска, буква, ощущение или свойство, – я пытаюсь подойти к предмету на максимально близкое расстояние, оторвавшись от всех контекстов, к нему так или иначе привязанных.
Сергей Завьялов:Всегда слышать умолкнувшее, всегда видеть очевидное
Я вижу 1990-е годы как эпоху рухнувших надежд. На какой-то момент тогда поверилось: вот наступило время для сложной поэзии, а оказалось: читателей нет и не будет не только у нее, но у поэзии вообще, в том числе "классической".
Андрей Сен-Сеньков:Поэзия вне вагона
Поэзией занимаются два типа людей. Первые – именно, что "поэты". Вторые – это artists, то есть те, кто использует поэзию как инструмент для определенного месседжа.
Василий Бородин:Слова сами не нарадуются результату
Когда поэт долго-долго поэзию-вообще и поэзию-в-себе не понимает или обижает — она сама уходит; ни один из знакомых мне поэтов ни разу её сам не "прогнал", ни разу на что-то другое не менял, если она была рядом.
Алексей Порвин:Бросить кость собаке ума
Равняться на шедевры прошлого – дело бессмысленное и даже вредное, сгубившее самостоятельность многих стихотворцев. Стихотворение – не самоцель, а отблеск и символ внутренней работы.
Екатерина Завершнева:Выготский, воздух, встреча
Исчезая, уходя в невидимое, в землю, в "совестный деготь труда", влюбленность становится любовью, которая уже не совсем чувство, а точнее – совсем не чувство. И если влюбленность – это горение, пламя, то любовь каким-то чудом, а иногда и упорным трудом, претворяет огонь в свет.
Фёдор Сваровский:Достраивая недостаток реальности
Как это отметили уже многие мои товарищи по литературе, в России сейчас именно поэзия выполняет роль, которую раньше играла проза. Я с этим согласен. Поэзия сейчас – передний край русскоязычной литературы.
Ирина Максимова:Дар стоять между землей и небом
Уникальность – это очень страшное чувство. Потому что именно в состоянии ощущения собственной уникальности ты берешь только на себя ответственность за свою жизнь, за свое никому не нужное прошлое и свое никому не известное будущее.
Дмитрий Строцев:Потрясенность не позволяет поэзии преступить человечность
Задача поэта остается неизменной – возвышать голос за потерянного и гонимого, быть человеком рядом с другим человеком и в бездне горя, и в солнце радости.
Ян Валетов:Писатели и Революция. Беседа четвёртая
Будет ли моральным мир, в котором правят профессионально аморальные люди? Не знаю. Мир развивается, мораль трансформируется, варвар, захвативший дворец, иногда становится родоначальником благородной династии.
Сергей Жадан:Писатели и Революция. Беседа третья
Для некоторых украинских интеллектуалов самоцелью является свержение нынешней власти, любой ценой. Как тактика, это правильно, но как стратегия – не имеет дальнейшего развития.
Юрий Издрик:Писатели и Революция. Беседа вторая
Писатель – фигура, предшествующая революционным бурлениям говн. Писатель всегда "кагбэ срывает покровы" – либо чтобы показать действительность как она есть, либо по-новому интерпретируя прошлое-и/или-будущее.
Ольга Седакова:Быть христианином по правде
Трудно узнать в этих людях, жаждущих возмездия, и покруче, наследников наших новых мучеников, которые молились о своих гонителях, когда те оскверняли и уничтожали все святыни православия, мучили и убивали верующих, как во времена римских цезарей, но в несопоставимом числе.
Александр Морозов:Публикуя Степанову
На той глубине, в которую погружается поэзия Марии Степановой, так получается, что и "камни говорят", и человек как субъект сохраняется. Но в каком-то заново опознаваемом виде. Иначе говоря, в общем надо представить себе, что Иисус имел в виду не "образ", когда говорил, что "камни возопиют".
Мария Степанова:Подземный патефон
Несколько дней назад в издательстве "Пушкинский фонд" вышла в свет новая книга стихотворений Марии Степановой. "Русский журнал" с согласия автора публикует ранее не публиковавшийся цикл, вошедший в эту новую книгу.
Юрий Андрухович:Писатели и Революция. Беседа первая
Если я прав в том, что наша страна и ваша – нереволюционные, то роль писателя в том, чтобы революцию выдумывать. Роль писателя вообще в том, чтобы выдумывать иную реальность. И в частности – революцию в не очень революционных странах.
Мария Маркова:"В человеке изменения происходят медленно..."
Не могу вот так вот просто взять и что-то написать. Я должна чувствовать то состояние покоя, в котором нет внешнего и ненужного, лишнего, человеческого, бытового.
Олег Зайончковский:"Выйду с дубиной"
Что ж, коли у нас наступил высокий политический сезон, давайте повеселимся. Давайте сожжем, как на масленицу, ритуальное чучело власти, давайте все самовыразимся. Пустимся в пляс, взявшись за руки: красные, белые, голубые.
Ян Левченко:Русские формалисты: научившиеся жить со всей тоской
Формалистам надо было прожить жизнь, глядя на себя со стороны и фиксируя свои наблюдения. Это поздний романтический проект, предполагающий острое переживание субъектом своего места в истории и жестокое разочарование от того, что он, субъект, истории безразличен.
Олег Павлов:Олег Павлов: "Я молюсь за Богом данную власть…"
Но услаждает рабство, конечно же, свобода. Безбожие, безродство – вот что освобождало, но уродовало, коверкало. Самое гадкое в советской системе, что и покушалось на душу человека, в общем-то лишая её, души. Но если всё же страдали, выстрадали, то что же, ту же свободу? И что вернулось? Какая Россия?
Андрей Краснящих:"Маркес, Борхес, Кортасар отвечают за базар"
Однако устойчивый и неизвестно оттуда пошедший слух, что случайно встретившись в музее Прадо в Мадриде, они прошли мимо друг друга, не подав руки, — говорит жена Кортасара, — безоснователен: "Хулио не мог не ответить на приветствие Борхеса".
Александр Иличевский:Умная анархия
Иммунитет к диктату при любой форме контроля, это прерогатива автономной личности. Невозможно контролировать творчески устроенную личность, невозможно ничего ей навязать. Потому что производить из ничего нечто, это всегда даёт творческой личности самое главное: творительную демиургическую функцию, всегда вступающую в конфликт с любой функцией контроля.
Андрей Краснящих:Джойс и Беккет. Без права переписки
Перед самой смертью, в 1989 году, Беккету приснилось, что он написал письмо Джойсу, в котором требовал от давно уже мёртвого человека каких-то обещаний, слов, доказательств и гарантий и о чём-то – на утро так и не вспомнилось о чём – просил. Письмо он так и не отправил.
Алла Горбунова:Свобода от любой несвободы
Поэт доверяет своему поэтическому чувству и последней простоте вещей. Не задача поэта – делать выводы о вещах. Скорее, его задача – передать их последнюю простоту, в которой они такие, какие есть.
Владимир Козлов:Курс на индивидуальное выживание
Никакой государственной, национальной идеи, способной изменить ситуацию, в ближайшее время не появится. Значит, каждый человек должен решить для себя, что он хочет делать, как жить, и как-то двигаться к этому.
Владимир Шаров:Страна лопнула
Был такой регулятор царской власти, укорот унижению власти и подданных, назывался – чин царского двора. Царю можно всё, но какие-то вещи его унижают. Грозный начал унижать власть, Пётр продолжил, а Сталин отменил всё человеческое во власти.
Ася Умарова:“Война отняла у меня детство и юность…”
Я не понимала, что на самом деле происходит. Но знала, что уже не бомбят. Что мы не спускаемся в подвал, как раньше. Были народные гуляния. Пели песни, все танцевали лезгинку и говорили, что все теперь будет хорошо, что Бог нам поможет.
Мирослав Немиров:Машина успеха имени Мирослава Немирова
Я просто не хочу иметь дело с системой, она воняет. Начнешь с ними дружить, сам таким станешь. Начнешь с советскими писателями общаться, в Союз писателей вступать, носить рукописи по их редакциям — станешь таким же. А сегодня все то же самое, только называется по-другому.
Олег Лукошин:Ничего хорошего ждать не приходится
Уничтожим частную собственность – тогда можно будет взяться и за решение других задач: ликвидация государства, религии, национальностей. У человечества никогда не будет спокойной жизни, пока не отомрут эти древние атавизмы.
Василий Авченко:Глобус Владивостока
Никакого дальневосточного сепаратизма нет, а призывы на наших веб-форумах к возрождению Дальневосточной республики – не более чем фигура речи, показывающая недовольство не столько принадлежностью к РФ, сколько политикой действующей власти.
Владимир Лорченков:Города и деревни всемирной литературы
В первую очередь надо выделить меня. Я - единственный, кто представляет русскую литературу на достойном мировом уровне. Тот, за кого не стыдно. Не регионал. Остальные - ту мач локал рашенс
Андрей Иванов:Я – иностранец везде на этой безымянной планете…
Как только я вернулся в Эстонию из Скандинавии, я снова окунулся в это, как в колбу, в которую постоянно заливают одну и ту же мыльную воду: болтовня о работе, о языке, о расколе общества. Это тягостное ощущение. Я стараюсь уйти от всего этого.
Евгений Абдуллаев:Туркестан, Розанов, Заратустра
Многие места в сочинениях Флоренского, не говоря о Розанове, которого читала не только светская интеллигенция, но и духовенство, - это брожение, распад. «Совращенность», иными словами.