Экономика честного лавра

Если философия – созидание себя, то искусство, по Херберту, есть созидание экономики себя. По Платону, Эрос есть сын Богатства и Бедности. Согласно самому необычному польскому классику ХХ в., Живопись – дочь этих родителей, унаследовавшая от них не только характер, но и привычки. Херберт не случайно обратился к голландской живописи: он обратил внимание на то, что живописцы процветающей Голландии полюбили изображать скудные пейзажи, пустынные улицы, покосившиеся дома и мельницы. Этого нельзя понять, если исходить из мифологемы реализма. Но если мы будем исходить из «экономики себя», то аскеза зрения – необходимая предпосылка разборчивости в экономических отношениях. Кто не научился отмечать приметы жизни в скудном пейзаже голой земли, тот не сможет понять и какая сделка для него перспективнее.

Голландские живописцы работали в условиях, когда цена на картины была невысока. Высоко ценились итальянцы, но они стали не предметом экономических, а предметом политических отношений: художники охотно объединялись в партии, доказывая подлинность или подложность тех или иных итальянских полотен. Там можно было израсходовать все ресурсы политической риторики, а вот на полотнах нужно было быть бережливыми. Нужно было изображать скромные букеты, чтобы картину можно было подарить вместо букета. Если бы букет на холсте был роскошным, то это означало бы, что даритель пытается подменить подарок картиной.

Иначе говоря, голландские живописцы создали первую индустрию сувениров. Пейзажей и натюрмортов больше, чем исторической живописи по той же причине, по которой сейчас магнитики на холодильник выпускаются в большем количестве, чем сувенирные канделябры. Но сувенир – это воспоминание, а здесь важно было не вспоминать, а, напротив, искать в картине какое-то упоминание о себе, какой-то намек на себя. Прозрачные сосуды, принадлежности ремесел, упаковки и шкатулки – все это намеки, которые не имеют заранее заданного сюжетного смысла, хотя и имеют общее символическое значение. Сюжет прочитывает зритель – он умеет прочесть картину так, что аскетичная композиция, строгое расположение предметов на столе и оказывается указанием на трапезу, спасшую от смерти, на прозрачное стекло благополучной жизни, на музыкальные инструменты задумчивости и расчетливости. Если бы эти живописцы работали сейчас, они создавали бы свои произведения из компьютерных плат, антенн и обрезков джинсовой ткани.

Херберт дает свою разгадку развития голландской перспективы, отличавшейся от итальянской отсутствием кьяроскуро – затенения персонажей на заднем плане и колоризации на переднем плане. Заказчики в Голландии хотели, чтобы на картине уместились все их владения: все корабли в гавани или все поля в имении. И разумеется, всё имущество подлежит равному учёту, и поэтому рисуется в одинаковой манере. Конечно, в последующие эпохи развития искусства такой равный учёт невозможен: трудно изобразить нефтяного магната, а на заднем плане – подземные нефтепроводы, танкеры и там же бензозаправки. Но в той перспективе, которую создали голландцы, мы все стоим: сама мысль, что можно инвестировать средства, а не только наращивать подаренные Фортуной, пришла в голову голландским спекулянтам тюльпанами, а не итальянским банкирам. Ренессанс верил в могущество фортуны, буржуазная эпоха верит в могущество простых вещей, неподвластных времени. Жизнь коротка, а сувенир переживает несколько поколений.

Вот в этой перспективе, вещей, которые нас переживают, мы стоим до сих пор. Как бы ни были эфемерны нынешние вещи, они – аксессуары более долговечных вещей. Этого не знал Ренессанс, где вещи существовали по милости хозяина, как часть его замысла, легко переделывались или заменялись другими, заслонялись, добавлялись. А разделение на «вещь» и «аксессуар» стало первым, отметившим рождение настоящего Нового времени. – А. Марков.

Херберт, Збигнев. Натюрморт с удилами. / пер. с польск. А. Нехая. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2013. – 304 с., илл. – 2000 экз.

       
Print version Распечатать