Как философствовать дипкорпусом

Жозеф де Местр – мыслитель наполеоновской эпохи: наполеоновский проект создания международной бюрократии заставил де Местра стать дипломатом, который хотел то объединить Италию при поддержке Наполеона, то, после его поражения, вернуть Европу к состоянию былого вероисповедного единства. Позицию де Местра нельзя понять, если не учитывать, как менялось амплуа философа в новое время. Философ, вроде Декарта или Лейбница, стремился быть «тайным советником», не только давая советы первым лицам, но и делая разумными рычаги международной политики. Философская работа развивалась параллельно с такими международными практиками как коммерция, военные союзы, дипломатия, шпионаж, строительство дорог и каналов – и философ смотрел ясным взором на ход работ, выводящих политику за пределы локального эгоизма.

Наполеоновские реформы смешали национальные и интернациональные карты, а время университетской философии, университета как места производства знания и одновременно центра медиавещания (слушать профессора съезжаются со всей Европы) еще не наступило. Авторы сборника и рассматривают Жозефа де Местра как своеобразного профессора не только без кафедры, но и без библиотеки, без социальных связей, без привычного круга друзей. Будучи лишен этих инструментов социальных практик, де Местр буквально изобретал их, создавая и свою оригинальную политику, и оригинальную идеологию, и правила красноречия, и нормы светского остроумия.

Можно сказать, де Местр – первый полностью изобретенный политик, причем изобретший себя сам, выстроивший себя по правилам искусства, причем искусства одновременно строго-классического и умеющего следовать моде. Моде он следовал, как только речь заходила об истории: он и рассматривал историю как процесс реализации моды, моды на разумный язык, создавшей человеческое общество, моды на знаки отличий, создавшую администрацию.

Мышление де Местра катастрофично: для него мировая история представляет цепь катастроф, в этом он близок романтикам, и каждая катастрофа – воздаяние за знание, соблазнившее и ставшее соблазном. Знание всегда ведет к изобретательству, изобретательство – к надменности и к очередному потопу. Получается, что у де Местра знание и знак резко разведены – где кончается знание, там и начинается знак, символ, потоп или пожар как знамение. И вот, прослеживая переплетения риторики де Местра, его французские, итальянские и российские связи, его почти романтические замечания о нравах различных народов и почти классицистские политические проекты, авторы сборника показывают необычного де Местра – ученого в деле.

Де Местр – и невольный семиотик, и невольный психолог, и невольный политолог – предвосхищающий те подходы, для которых даже имени в его век не было. И это не модернизация мысли де Местра, но единственная возможность понять, как в одном человеке мирились осторожный дипломат и глашатай новых административных планов, светский остроумец и дерзкий философ. Только благодаря одному общему знаменателю – неисчерпаемости знака, который тем более неисчерпаем, чем более спонтанно введен. Де Местр сам понимал, что чем остроумнее его замечание, тем оно будет глубже, по той же причине, по какой политическое решение тогда перспективно, когда оно следует простым правилам остроумной и занимательной игры. – А. Марков.

Актуальность Жозефа де Местра: Материалы российско-французской конференции. / ред. В. Мильчина, П. Глод, С. Зенкин, М. Кольхауэр. – М.: РГГУ, 2012. – 256 с. – 300 экз.

       
Print version Распечатать