От политического театра сегодня ждут, это ясно. И ждут не просто слов, не социального исследования, которое каждый в отдельности зритель способен провести, зависнув на час-другой в митингующей толпе или на странице любой оппозиционной группы в социальной сети.

Как это отметили уже многие мои товарищи по литературе, в России сейчас именно поэзия выполняет роль, которую раньше играла проза. Я с этим согласен. Поэзия сейчас – передний край русскоязычной литературы.

Из сообщений российских СМИ, в сентябре 2010 года активно освещавших шумиху вокруг выхода труда Саррацина, могло сложиться превратное представление о самом предмете книги. Работа посвящена не столько мигрантам, сколько кризису социального государства в целом.

Страна переживает религиозный бум, но этот бум не вкладывается в представление о четырех главных, традиционных конфессиях. Про это неизвестно в общем, сводном, территориальном виде ровным счетом ничего. Об этом узнаешь только случайно. При этом почти всегда отсутствует и должная религиозная рефлексия.

В спорах о том, нужна ли России демократия, годится ли ей европейский путь или лучше выбрать что-то особое, мы не подумали, что сама возможность рассматривать разные пути может исчезнуть.

Произвольность переходит в необходимость – и это особая атмосфера Питера, одновременное осознание "умышленности" и в то же время невозможности того, чтобы он был иным – совершенство, когда каждая деталь на месте – в постоянных перестановках и изменениях, разрушении и возникновении, сохраняя неповторимый облик.

Власть сражается с девушками, которые более откровенны, чем взрослые мужчины, а "рассерженные горожане" этим девушкам рукоплещут. Мне это напоминает Венгрию или Чехословакию в фазе еще той, первой борьбы за свободу.

Сам писатель сводится к сообщению, истории о самом себе. Особенно в ситуации, когда публика не имела возможности познакомиться с его творчеством и судит о нем, не сходя со зрительских мест, по переведенному фрагменту, прочитанному в рамках тематической дискуссии.

Современная – "вторая креативная" - эпоха связана не столько с увеличением креативности, сколько с увеличением спроса на нее со стороны общества в целом и особенно экономики.

Все эксперты сходятся во мнении, что, несмотря на тяжелую ситуацию с транспортной системой в Москве, качество жизни в столице можно улучшить, ее проблемы не уникальны и вполне решаемы, а средства осуществления изменений порой весьма просты.

Море Интернет-ТВ расширяется с явной перспективой превратиться в океан, где скоро найдется что угодно. Ты натыкаешься на, казалось бы, чисто музыкальный канал и даже там вдруг обнаруживаешь один ролик с Сапрыкиным и целую серию – с Прилепиным.

Никакие перемены, как известно, ни к чему хорошему никогда не приводили. По крайней мере, руководители государств (любых, подчеркну, государств) от них натерпелись. Постоянно дискомфорт от этих переменщиков. Лучше им и не давать поднимать голову, рот раскрывать.

Участники петербургских протестных гуляний опять стали "перемещенными лицами". Сперва была Исаакиевская, потом – Александровский сад у Адмиралтейства, теперь – площадь Искусств. Надолго ли? Никто этого не скажет.

Дмитриев предлагает нам оригинальный, захватывающий и жуткий сюжет. Держит читателя в напряжении, мастерски создавая и обманывая ожидания. Угадать, "на чем сердце успокоится", невозможно до самого конца. Даже критик-профессионал, взявшийся за эту книгу с одной только целью учета и анализа явлений современной культуры, не в состоянии читать ее "с холодной головой" - героям невозможно не сочувствовать.

Понятно, отчего призыв к переформатированию отношений с русским авангардом исходит от философа, а не музейщика – вымотавшегося, выдохшегося, сдувшегося и вынужденного по большей части выражать нежнейшую искренность к власти и осмотрительную благоразумность к собственным начальникам.

Чем это все кончится, я не возьмусь предсказать, поскольку государственное управление вошло в стадию турбулентности, ясно одно: с каждым днем растут риски самого неблагоприятного развития событий.

"Креативное"будущее наиболее актуально для бывших текстильных городков с более "человеческой" ландшафтной средой. Здесь, однако, необходим буквальный "завоз" креативного класса: на базе пустующих фабрик (нередко довольно живописно стоящих на берегу реки или пруда) целесообразно создание не только досуговой, но и жилой "богемной" зоны.

Москвичи радовались возможности впервые попасть на политическую встречу без металлоискателей, свободно, как в далеких 90ых, ещё до всеобщего страха перед бомбой, без которого никогда бы не получилось никакого Путина.

Лет 12 все всех устраивало. Власти смотрели на происходящее либо сквозь пальцы, либо со сдержанной благосклонностью. Но в этом году они Дню Радио "не обрадовались". Какую роль в этом сыграла дата – вопрос открытый.

Мы не знаем, как будет называться наш сегодняшний политический режим. Возможно, ему будет придумано какое-нибудь хитрое название с окончанием "кратия". Какая-нибудь "друзьякратия". Власть друзей, братков, пацанов. Но будет подробно описано, как общество начало просыпаться, собираясь от него отказаться.

Именно так и следовало им поступить, если они хотели бы конструктивно отреагировать на акцию – вместо автозаков послать одного омоновца для выступления на встрече; это стало бы случаем того консенсуса и диалога, резкий дефицит которого наблюдается в нашем обществе.

Наше же государство, как, впрочем, и многие другие, до сих пор не выросло из средневековых представлений о государстве как о хозяине (помните, Николай II - "хозяин земли русской"?). В таком государстве, конечно же, право заниматься бизнесом или вообще делать хоть что-нибудь - не естественное, а дарованное.

Это было потрясающее зрелище: молча, без всяких речевок и плакатов, лишь с редкими аплодисментами десять тысяч читателей русской литературы прошли по четырем бульварам, а затем растворились в весенней Москве.

Власти не знают, что делать с "Белой лентой". Агрессивных нарушителей система может задержать, осудить и посадить, а как бороться с теми, кто не спорит с системой, а просто уходит от нее, не желая иметь с ней дело?

Что касается России, то ее общество, разумеется, веками строилось по модели общества "зон империй" - с крепкой традицией мыслить экономику "в рамках" административного ведомства. Именно отсюда – из традиции решать экономические проблемы за счет приближения к власти – сама идея переноса столицы.

Сверкают лысинами поеденные лишаем "пионеры", все еще убежденные, что это сверкание заметят если не в Америке, то хотя бы на Марсе. Деятели культуры держатся осторожно, видно, боятся перегреться на жаре. С родины-матери свалился парик, а под ним оказался уже немолодой сынок-дегенерат.

Но настоящая беда, собственно, в другом. Не в том, что кремлевцы, манипулируя общественным мнением, поставили очередной эксперимент по натравливанию на спорный, но и достаточно рядовой, выверенный комиссиями кинопродукт, изобразили из "блогеров" цепных псов патриотической пропаганды. А в том, что все показанное в фильме фон Борриса… и вправду слишком искусственно.

Новые поколения родились в лужковской Москве, начитались книжек по истории, насмотрелись на европейские города и не понимают, почему с ними обращаются как с чернью. Нет, мы не чернь – говорят и показывают белые ленточки. Вы occupy, и мы occupy, вы Бабай, и мы – Абай, вы по-честному, и мы, вы нас слышите, и мы вас.

Оппоненты уверены – мы наблюдаем городской квест, игры пресыщенной городской молодежи, отыскавшей себе искомое развлечение как способ борьбы со всеохватной скукой. Я думаю иначе.

Агрессии не было, но и не было того декабрьского приторно-слащавого ощущения Болотной или Сахарова. Люди пришли с другим настроем. Люди не пришли на митинг зачекиниться, пофоткаться и "быть в теме".