Секретарь кафедры английской словесности и философии раздает домашнее задание на выходные тем из нас, кто входит в комиссию по отбору сотрудников кафедры, - почти метровую стопку личных дел претендентов из двенадцати разных стран. Если верить рекомендательным письмам, каждый кандидат выдающийся. Немногие запятнали репутацию сомнительными академическими достижениями или судимостью. Выбрать из этой кучи степеней, регалий и опыта одного идеального преподавателя - задача непосильная. И все же, проработав много лет в комиссиях по отбору сотрудников, я знаю, что некоторые претенденты фактически сами отклонят свои кандидатуры.

Претендентка на должность учителя английского в нашем общественном колледже (community college), посвятившая лишь один короткий абзац своего увесистого досье преподавательскому опыту, а три страницы - своей диссертации о влиянии французского поэта XIX века Жерара де Нерваля на творчество Бодлера, невольно расписывается в том, что понятия не имеет о сути нашей работы.

Личное дело с комиксами "Кальвин и Хоббс", рассыпанными по всем страницам, немедленно отправляется в стопку "отказать". Та же участь ждет десятистраничные, написанные от руки хвалебные отзывы студентов, на которых дата и подпись почему-то предшествуют выставлению итогового балла. Как правило, я не обращаю внимания на фотографии кандидатов - кроме тех случаев, когда передо мною ретушированное, гламурное, размером 8x10 фото джентльмена, щеголяющего аскотским галстуком и попыхивающего трубкой, или же черно-белый ужастик из серии "Их разыскивает милиция", беспощадно высвечивающий малейшие изъяны физиономии претендента. Еще не прочтя ни слова из их личных дел, я ставлю под сомнение их профессиональные качества.

В стопке всегда найдется несколько переплетенных девяностостраничных досье. Эти саги содержат главы об участии в волейбольной лиге, о призе, полученном в старшем классе школы за знание испанского, описание летних подработок с перечислением приобретенных навыков, например в сфере fast-food, и десятистраничное повествование о годах, проведенных в реабилитационном центре, или об эволюции кандидата от специалиста по уходу за домашними животными до профессора.

Оставшихся после первичного отсева претендентов мы приглашаем в колледж для проведения показательного тридцатиминутного занятия, во время которого комиссия играет роль класса. Занятие демонстрирует, как кандидаты представляют себе свою профессию и нас. Для комиссии это может быть невесело.

Один кандидат преподал нам урок поэзии, заставив читать вслух стихи под метроном, тикающий со скоростью походного марша, так что маленький хромой продавец шаров из стихотворения Э.Э. Каммингса перебирался "гусиным шагом" через "загвазданно-чудную"1 весну, словно боец штурмового отряда. В том же году другая претендентка спела стихотворение Эмили Дикинсон на музыкальный мотив из сериала "Остров Джиллигана", чтобы произвести на нас незабываемое впечатление. Ей это удалось.

Когда мы просили кандидатов обучить нас конкретности в письме, многие задействовали банальные пищевые ингредиенты. Мы провели целый день, нюхая лимон и лук и наблюдая, как "учитель" готовит сэндвичи с арахисовым маслом в соответствии с нашими инструкциями. Одна женщина случайно вытерла лицо после того, как порезала лук, и вовремя подоспевшие слезы послужили наглядным подтверждением тезиса ее последующего выступления: "Прочувствуйте то, о чем пишете".

Некоторые кандидаты приходят в поношенных, несвежих свитерах и незашнурованных ботинках, дабы мы не сомневались, что перед нами - подлинные интеллектуалы. Другие надевают короткие обтягивающие платьица, чтобы отвлечь наше внимание от того, как они ведут урок. Один парень с впалыми щеками на протяжении всего интервью был в темном плаще, словно эксгибиционист. Признаюсь, я почувствовал разочарование, когда кульминации так и не случилось. Мужчина, механически курсировавший от стены к стене, словно челночный космический корабль, и женщина, чей пронзительный голос почти отбрасывал нас к заднему окну, наверняка произносили какие-то слова и даже предложения, но я изо всех сил старался сохранить душевное равновесие, а потому был не в силах вникнуть в смысл их речей.

Другие кандидаты сеют вокруг себя хаос. К примеру, один мужчина проиллюстрировал законы чистой логики таким силлогизмом: "Все люди смертны. Сократ смертен. Следовательно, Сократ - человек". Я поднял руку. "Но ведь птицы тоже смертны?" - спросил я в надежде, что он исправит свою ошибку. "Да", - согласился наш учитель. "Так значит, есть вероятность, что Сократ птица?" Он мягко улыбнулся. "Нет. У Сократа нет крыльев".

Мой любимый саморазоблачившийся кандидат - молодой выпускник философского факультета, представлявший вводную лекцию по курсу философии. Несколько его конкурентов уже вручили нам свои программы и рассказали о том, как будет строиться курс. Скука. Но он начал: "Меня зовут...", затем скривился в гримасе, выдавливая свое имя. "А курс наш называется... - и он вздохнул, словно собирался открыть ковчег Завета, - философия 101"2.

Презрев предварительные определения или правила, он нарисовал на доске пещеру Платона, полную людей, теней и, возможно, мышей и сладостей, а затем изрек: "Наше занятие посвящено символам. Изучить философию означает познать пещеру. Философия не боится ничего! Ничего! - он застонал, как Прометей, чью печень выклевал орел. - Так как происходит изучение?"

Он повернулся к доске, как будто чтобы написать что-то, затем отпрыгнул назад, дико вращая глазами, и закричал: "Я не знаю!" Мы, восемь "студентов", отшатнулись от него, как от черта. "Что здесь происходит? Я не знаю! - он воззрился на свои записи, затем смел их на пол. - Мы будем биться над важными вопросами. Мы будем бесстрашны!" Его пыл то нарастал, то ослабевал, и так шесть раз в минуту, покуда страдание и хаос боролись за его душу.

Честно говоря, я не считаю, что излишнее занудство или чудаковатость претендентов только их вина. Однажды именно я предложил в качестве пробной тему "Форма представления информации в исследовательских работах". Я утверждал, что рассказать о любимом стихотворении легко, тогда как одаренный педагог сможет ярче проявить себя, раскрывая скучную тему. К всеобщему сожалению, мне удалось убедить комиссию.

В собеседовании таится еще больше возможностей для провала. Вот некоторые вопросы комиссии и ответы кандидатов, записанные мною за все эти годы:

Вопрос: Что вам больше всего нравится в преподавании?

Ответ: Текучесть студентов. В конце семестра они уйдут.

Вопрос: Как вы поступаете с неподготовленными студентами?

Ответ: Читаю им материал.

Вопрос: Почему вы хотите преподавать у нас?

Ответ: В предыдущем колледже мне не предоставляли достаточной свободы. Они были слишком озабочены, чтобы учащиеся сдали экзамен по моему курсу.

Вопрос: Самая трудная для вас ситуация за время преподавания и как вы с нею справились?

Ответ: У меня был студент, который слишком много болтал на уроке, вел себя грубо, нарывался на конфликт; в итоге я позволил ему провести следующее занятие.

Вопрос: Как вы оцениваете грамматические ошибки в контрольной работе по курсу English 101?

Ответ: О, я не подсчитываю такие мелочи.

Вопрос: О чем бы вы хотели нас спросить?

Ответ: Два вопроса. Могу ли я преподавать курс, посвященный литературе по каратэ? И сколько мне ждать, чтобы получить годичный отпуск для научной работы?

Большинство отклоненных кандидатур приемлемы, просто не блестящи. Лишь немногим из них недостает интеллекта, большинство просто не выдерживают напряженной конкуренции. Кандидат, отлично проведший пробный урок, постоянно путал имена членов комиссии и забывал, кто какой вопрос задал. Было ли дело в нервах или в более глубинных проблемах - мы не знали наверняка, но это в конце концов дало небольшое преимущество другому сильному претенденту.

Приводит ли сегодняшняя напряженная конкуренция к тому, что критерии измерения профессиональной пригодности вузовского преподавателя становятся неадекватными, а требования к нему - завышенными? Возможно. И все же если кандидаты бормочут какие-то вопросы, не могут расслабиться перед комиссией, то что же их ждет в полном "хищников" реальном классе? Я восхищаюсь кандидатами, которые пытаются сделать свое выступление театральным, но когда они, сами того не сознавая, переходят границу между творчеством и безумием, члены комиссии живо представляют себе рыдающих или разъяренных студентов в учебной части.

Сегодняшняя академическая культура также вынуждает претендентов изменять поведение. Многие выпускники вузов годами ходят в адъюнктах или прозябают на временных должностях, прежде чем стать полноценными штатными преподавателями. У современных колледжей высокие требования: вы должны быть опытны и при этом молоды, требовательны, но мягкосердечны, привлекательны и вместе с тем дружны с техникой, улавливать новейшие тенденции и при этом внушать доверие. Вы должны быть всем сразу. Неудивительно, что иные кандидаты, страстно мечтающие о должности, прибегают к странноватым ухищрениям или отвечают на противоречивые требования эксцентричным поведением.

Когда тридцать лет назад я устраивался на работу преподавателем, то в течение часа мило беседовал в неформальной обстановке с заведующим кафедрой и двумя профессорами. Никаких пробных уроков перед преподавателями и деканом вуза, никаких вопросов по сценарию, никакого гнета мировой конкуренции. Мне было легче, чем нынешним претендентам, и не уверен, что мое скудное резюме и слабые преподавательские навыки получили бы признание на академическом рынке сегодняшнего дня.

М. Гарретт Бауман - преподаватель английского в общественном колледже Монро (Monroe Community College) и автор пособия "Идеи и детали: руководство по написанию университетских работ" (Ideas and Details: A Guide to College Writing, Thomson, 2003).

Перевод Анны Плисецкой

Примечания:

1 Перевод Дмитрия Кузьмина. - Прим. перев.

2 Трехзначные номера присваиваются дисциплинам, читаемым студентам младших курсов американских вузов, - например, Philosophy 101, English 101. - Прим. перев.