Вы слышали о крупнейшем борце за гражданское общество полковнике Белявском? О том, кого права и свободы человека и гражданина занимают не по выходным и первого-девятого мая, а буквально ежедневно, сиюминутно? Не слышали? Согласитесь, это странно, ведь я не вру, говоря, что полковник Белявский именно что виднейший. Конечно, полковник не является субъектом помидорометания, несмотря на многочисленные массовые акции протеста, организатором которых он выступает. Это не дает полковнику Белявскому стать подлинно медийной фигурой, а слово "пиар" он полагает слегка эррогантным, но удобным новоязом, обозначающим нетрадиционную сексуальную ориентацию армянина.

Проблема неизвестности Белявского массам объясняется тем, что он борется за себя, а также за тех, кто борется вместе с ним. То есть действует в полном соответствии с идеей гражданского общества, а не в противоречии с ней, как обыденные "борцы за гражданское общество", представляющие себе некий страждущий народ, состоящий из "малых сих".

Вначале полковник Белявский выбил себе пенсию. Нет, пенсию ему платили и так, но полковник был не согласен с расчетом. Многие годы переписки, акций, хождений по инстанциям привели к победе Белявского над пенсионными чиновниками. Дело в том, что, если в нашей стране очень долго писать в какую-то инстанцию, в конце концов она сдается. Все аппаратные волки знают это. Человек для чиновника - это что-то комарообразное, нечто, что "на остановке" или в очереди за колбасой. Сам чиновник тоже не брезгует колбасой, но другой колбасой, и это греет его, когда некрасивая жена самопроизвольно оказывает ему сексуальную утеху. Чиновник подчиняется другому чиновнику. И боится только того, что этот старший чиновник на него рассердится. И колбаса его станет обыденной. Соответственно старший чиновник боится совсем старшего. Так вот, если вам чего-нибудь надо от инстанции, следует обращаться к старшему чиновнику с жалобой на просто чиновника, причем в тексте жалобы должна содержаться претензия к инстанции в целом, олицетворяемой совсем старшим чиновником. Старший чиновник спустит жалобу просто чиновнику, который напишет формальный отказ. Однако через несколько лет упорной переписки происходит одно из двух: или вы становитесь старшему чиновнику совсем родным, вроде бородавки на лице некрасивой жены (и он помогает вам, потому что вы все равно что свой), либо переписка начинает выглядеть критической (количество переходит в качество), и он помогает вам, боясь, как бы совсем старший чиновник отчего-нибудь тут не рассердился на него.

Получив большую пенсию, полковник Белявский отправился в МВД. За квартирой. Трехкомнатной. Потому что "ему положено". За что ему положено, в МВД не знали. Полковник Белявский никогда не был боевым офицером. Он штабист. И вообще, чего он именно полковник, в МВД выяснить не смогли. Сам факт того, что он "полковник", стал известен из переписки с ним. МВД полковник "брал" долго. Он ходил, он обращался, он стоял пикетом и писал, писал, писал. МВД рассыпалось, "как плохой сахар", потому что так (письменно) устроен мир.

Теперь полковник принялся за Генеральную прокуратуру. Чего он хочет от прокуратуры, не знаю. Честно. Может быть, возбудить дело в отношении сотрудников МВД, не выдавших ему заслуженный орден "100 лет победе над врагом" или памятный знак "Участнику обороны"?

Теперь каждую неделю полковник организует пикеты у Генеральной прокуратуры. ОН ЕЖЕНЕДЕЛЬНО ПИКЕТИРУЕТ ПРОКУРАТУРУ. Круче только "антивоенщики", уже который год каждую неделю пикетирующие памятник Пушкину, протестуя против войны в Чечне.

Полковник теперь не один. В префектуре ЦАО, национальным героем которой он является (и где мне рассказали о полковнике), говорят, что с ним приходят девяностолетние бабки. И страшно, как бы не умер кто, пикетируя. Некоторым юным борцам за гражданское общество это было бы всласть - смерть на баррикадах! А тут - проза пустопорожней жизни.

Полковник не рисует красочных плакатов "Прокурор - ты подлый вор". Он просто стоит. Он ждет. Потом приходит в свою трехкомнатную квартиру, включает новый телевизор - результат войны с посольством Японии (он требовал выдать ему его часть контрибуции за победу в Великой Отечественной войне), берет письменные принадлежности и, под крики телевизионных американских полицейских, смотрит в окно, пытаясь почувствовать ту самую жилу жизни, которые так знают поэты, писатели и талантливые бездельники. И затем до поздней ночи пишет, пишет, пишет?

Я уверен, что и от Генеральной прокуратуры полковник получит все, что хочет. Потому что он хочет того, что у них есть, на чем они "сидят". А полковник настойчив и бескомпромиссен. Пройдут годы, и они устанут от него. И подпишут капитуляцию.

Потому что полковник Белявский - великий воин, а они - жалкие туземцы.

А теперь к делу

(власть и свобода)

Гражданское общество, то есть та вещь, за которую все время надо бороться, - это когда каждый приходится каждому "Белявским". Когда каждый должен быть "Белявским" - хотя бы в душе (или что там бывает). Это когда под Рождество вы всей семьей обсуждаете бюджет на следующий год, не забывая отправить поздравительные открытки вашему начальнику, в домоуправление и ФСБ (на всякий случай). Это повсеместная ипотека - когда ваши вещи вам не принадлежат, и если вы скажете своей начальнице, что у нее кривые ноги, то останетесь практически на улице. Это когда в общественном месте вы не то что курить не можете (упаси Бог - дети!), а даже почесать яйца. Да, я сказал "яйца". Это орган такой мужской. Как он иначе называется - я не знаю. Кстати, никаких "яиц" в газетах, на телевидении или радио! Ведь можно незаслуженно унизить тех наших сограждан, которые родились с одним яйцом (порок Моррисси). А это почти 0,00000015 процента населения нашей страны! Мы что, вот так прямо укажем им на их неполноценность? И что нам после смерти скажет Бог? А что скажут наши дети, когда узнают, как жестоки мы были? Нет! Нет! Наоборот, следует поощрять активность наших однояйцевых сограждан. Они должны иметь приоритетные права при поступлении в университет, приеме на работу, отправке в армию. Да, в армию. Конечно, нельзя лишать их почетной обязанности защищать свою Родину! Чем они хуже гомосексуалистов? Я и говорю - лучше. Сексом так вообще не занимаются, тем более столь витиевато. И они должны всем рассказать о своей жизни, чтобы мы почувствовали их боль. "Я и детям своим обязательно буду читать, воспитывая в них толерантность и гражданское самосознание, такую искреннюю книгу селфмейдполумена Артура Ведяко "Моя жизнь с одним яйцом".

Это все - гражданское общество. Вы хотите в нем жить? Я - нет. Гражданское общество - это именно все такое. Оно начинается тогда, когда другие люди непонятно почему делают за нас то, что мы прекрасно могли бы делать и сами.

Гражданское общество, как известно, возникло после "эпохи революций" в Европе, то есть после того, как появилась нелегитимная власть. Точнее, появились сомнения в легитимности власти как таковой, сомнение в принципе, согласно которому кто-то управляет моей жизнью, решая, идти мне завтра на войну или печь булочки.

"Король" получил свою власть от Бога. Президент получает ее как от меня, так и от перезрелой бессмысленной женщины. То есть надо мной посредством президента властвует нечто более слабое, никчемное и пустоверхое, чем я. Надо обязательно оговорить, что здесь идеальное важнее "реального" (повседневно происходящего). Это именно принцип. Поэтому нелегитимность президента (премьера, парламента) не в том, что их избрали через подтасовку выборов или с использованием административного ресурса, а в том, что их избрали те, кого не избирал я.

Вообще, идея о том, что кто-то решает за меня, как мне жить, совершенно безумна. Зачем это мне? И я уверен, что каждый человек, если рассмотрит эту идею в чистом виде, согласится со мной. Более того, мы постоянно пытаемся доказать себе, что мы всевластны над своей жизнью, что мы можем делать, что хотим. Просто мы не хотим, верно? Мы же взрослые люди! Вот и ведем себя, как взрослые люди. Нормально себя ведем. Как все ведут. Ну, как в обществе принято.

Только зачем мы ведем себя, как взрослые люди? Потому что нам необходимо убедить себя, что у нас есть вся свобода, которая нам нужна. Мы за нее заплатили. Долларами, конечно, а не кровью.

Вы, возможно, полагаете, мне нужна свобода спускаться на рельсы метрополитена? Стоять под стрелой? Как раз нет. Мне нужна свобода от порождаемого нынешним мироустройством желания стоять под стрелой.

Идея о необходимости властвования надо мной обосновывается собственно абстрактной слабой тетей, "сими малыми", неуправляемым большинством. Говорят, что большинство, когда не будет государства, придет ко мне и отнимет у меня мои доллары. Любишь доллары, Леша? Дай нам немного, и тебя никто не тронет.

НО Я ХОЧУ, ЧТОБЫ МЕНЯ ТРОГАЛИ. Только дайте мне возможность самому себя защитить. И всем, кто будет меня трогать, я отстрелю яйца. Да, я опять сказал "яйца". Вот напасть.

Чем больше гражданской свободы, тем меньше свободы личной. Это спорное утверждение, но не бессмысленное.

Почему у кого-то есть право просто так посадить меня на три часа "под замок"? Это продиктовано интересами всех. Но что мне эти все? Я их никогда не видел и не знаю. Их существование, так же как существование Бога из Библии, боязливо и неуверенно.

Есть ли эти все вообще? Я не сомневаюсь, что существуют другие люди, я даже видел некоторых глазами, но существуют ли они "как все"? Существую ли я "как все"? Конечно, но равно настолько, насколько я себе это позволяю.

Гражданские свободы заменяют нашу личную, повседневную свободу. Гражданская свобода юридически выражается как мое право. А любое право, которое нужно регламентировать с другой стороны, суть обязанность, я по крайней мере должен знать, что мне можно, а что - нельзя. Свобода, выражаемая в праве, дает гораздо больше возможностей манипулирования мной, чем любая обязанность.

В некотором смысле раб свободнее, чем господин. Для раба несвобода - данность, такая же, как отсутствие у человека вообще крыльев. Раб знает, в чем он свободен, а в чем не свободен. Однако он не воспринимает несвободу как несвободу. "Патриций" свободен, но он не знает, в чем именно. И стоит патрицию излишне уверовать в свою свободу, как окажется, что он свободен не настолько, насколько хотел бы. Таким образом, свобода в обществе всегда вызывает сильную фрустрацию - оттого что ты не можешь здесь и сейчас эту свободу реализовать. Причина неудовлетворенности - в других патрициях, которые, как только один пробует воспарить и расслабиться, стремятся его уменьшить, задвинуть, завесить занавесочкой, ибо ни сил, ни желания быть настолько свободным они (в данный момент) не испытывают. Западная телевизация вроде как есть общество господ, а не рабов. Каждый стал господином, и оттого каждый хоть в чем-то смог приказывать каждому. (Что, и этот, с бородавкой на носу, - он тоже господин? Да, и он, и многие хуже.)

Фактически нынешнее общество держится не на постоянном классовом подавлении господами рабов, а на подавлении одним господином другого (или одним рабом другого). Каждый хоть иногда главнее каждого.

Разве не лучше объективность рабского существования неявному диктату над собой менеджера по кредиту и полицейских всех родов и войск? Конечно, не лучше. Ведь рабом быть еще и больно. Хотя, с точки зрения раба, больно - это не то больно, которое больно мне.

Сухой остаток

И что в итоге? К чему мы приходим? К пафосности самодеятельной жизни? К необходимости создания альтернативных центров власти? К бескомромиссной пропаганде либертарной (или другой красиво называемой) идеологии? Наверное, нет. В итоге некоторые люди пишут статьи с условно-остроумными шутками про однояйцевость; другие же люди (например, вы) вяло, от нечего делать это читают; Белявский пикетирует прокуратуру; народ живет в Сыктывкаре и растит детей.

Почти никому не нужна свобода б Ольшая, чем формат крымского отпуска. Что делать (в смысле свободы), вполне сказал еще Христос, но он не сказал, зачем это нужно. Разве кому-то еще необходимо спасение в этой жизни? Вырос с двумя яйцами, и за то спасибо.