"Это мое пространство", - говорю я тем, кто недоумевает, как можно передвигаться по лужковской Москве в автомобиле. Час до офиса, час из офиса - в лучшем случае. В худшем - те же два часа ежедневно плюс часа полтора-два на одном месте среди себе подобных. Окормишь небо выхлопом, гаишников - рублем, пешеходов - грязью, а себя - головной болью. И все равно - езжу. Это мое пространство, к которому родине непросто протянуть свои алчные руки.

Прочь с дороги!

Я так понимаю, что русская соборность вытесняется русской же разъединенностью, и пространство автомобиля в точности символизирует собой степень свободы российского обывателя: тесно, но терпимо.

Именно автомобиля, потому что сегодня это вполне доступное для многих средство уединения. Не зря же социологи связывают дикий рост отечественного автомобилизма с недоступностью домов и квартир. Нужно же и деньги куда-то девать, и спрятаться.

С одной стороны, в автомобиле тебе не страшен уличный мент, в этом пространстве он не сможет домогаться тебя на предмет якобы регистрации или даже якобы марихуаны. В автомобиле ты почти царь и даже немножечко бог. Едешь, поешь, свистишь, ведешь с мобильником (или с самим собой) диалоги на любые темы; не стесняясь, комментируешь соседей по дорожному движению, материшься, хохочешь, ешь, пьешь, занимаешься любовью...

Хотя не грех все же соблюсти и кое-какую осторожность, поскольку эта свобода - русская. Не приведи господь, если подрежет тебя какой-нибудь русский хам(мер). У отечественных дилеров этой марки и реклама под стать - уродливый механизм с удивительно точным именем мчится на билборде наперегонки со слоганом: "Прочь с дороги!". Это хам(мер)ство - чисто русское, бороться с ним бесполезно. Ну и, понятное дело, ГАИ. Впрочем, какое ж царство без изъяна? Так что и ГАИ, и хам(мер)ов можно вообразить природными катаклизмами, от которых страдает любая страна, даже и благополучные Япония с Америкой.

Улица Вечной Правды

И вот, находясь в своем пространстве свободы, я еду привычным маршрутом по Третьему транспортному кольцу Москвы. С каждым днем это занятие становится все более тяжким испытанием, но отказываться от свободы ради потной соборности метрополитена я не собираюсь.

Продвигаясь к Савеловской эстакаде, я в который раз утыкаюсь взглядом в хам(меров)ский билборд. Поворачиваю голову направо: как раз напротив хам(мер)а недавно открыли въезд (прежде там был тупик) на пресловутую улицу Правды, средоточие государственной журналистики, включая и главный ее оплот - "Российскую газету".

О, что за прелесть эта "Российская газета"! Она просто обречена на вечный и неизменный успех. Это уникальнейший из продуктов журналистского труда, такого нет больше нигде во всем обитаемом мире! По той простой причине, что в ней публикуются законы, указы и распоряжения, исходящие из священных властных недр.

Именно по этой причине сотни тысяч чиновников по всей России обязаны ее выписывать, как некогда они обязаны были выписывать газету "Правда". И поэтому решительно все равно, что и как здесь пишется и печатается. Напишут умно - прочтут, напишут глупо - тоже прочтут. Хотя в большинстве случаев, конечно же, вырвут страницу с указом или законом, а остальное - в мусор: читать в этой газете решительно нечего.

Ну а если все-таки решат почитать в перерыве, скажем, между простым и селекторным совещаниями, то усвоят главное: и умные, и глупые мысли в этой газете - неизменно государственные! А роль здешнего главного редактора, в сущности, сводится в роли цензора: не дай бог пропустить хотя бы полунамек на негосударственное мышление - в Кремле прочтут, топнут ногой - и ищи-тебя-свищи.

Государственный постмодерн

Любое дело, в том числе и газету, можно делать четырьмя способами:

1. умный делает для умного (такие газеты в России редкость, разве что "Коммерсант" и отчасти "Ведомости");

2. умный для дурака (этого добра в каждом киоске навалом, начиная с "Комсомолки" и кончая "Известиями");

3. дурак для умного (парадоксально, но это отнюдь не редкость, правда, "нередкость", живущая недолго - номер, от силы два);

4. дурак для дурака (тоже не редкость, и такая же скоротечная).

Если положить за аксиому, что 90% землян (и россиян в том числе) - дураки, то в таком раскладе нет ничего ни обидного, ни удивительного: денег-то дураки платят в 9 раз больше, чем умные.

Но в том-то и парадокс "Российской газеты", что она делается преимущественно сразу двумя способами (угадайте какими?) и при этом выходит колоссальным тиражом на деньги налогоплательщиков, 90% которых... Ну и так далее.

Как в любой профессиональной среде, в журналистике слухи распространяются мгновенно. Вспоминаю, как в начале года услышал, что "Российская газета" беременна еще и приложением "Неделя", на которое якобы выделены огромные деньги. Ну, если деньги большие, подумал я тогда, то хоть толику их можно будет потратить и на хороших журналистов и попытаться сделать хорошую газету, для дураков или для умных - не важно. И забыл.

Свою романтическую грезу я вспомнил недавно, когда попался на глаза первый номер "Недели". Это, признаюсь, какой-то невиданный доселе невинный и невольный постмодернизм с самого первого разворота.

Прямо оттуда, где Галина Волчек ранжирует события прошедшей недели. Вернее, ранжирует-то не она, а - на голубом государственном глазу - сама редакция.

На первое место в этой, с позволения, табели о рангах "Неделя" ставит убийство младенца в коляске, которое совершил некий московский автомобилист, счастливо удравший с места преступления.

На второе - политический кризис на Украине.

На третье - смерть Михаила Ульянова.

На четвертое - выставку Модильяни.

Наконец, на пятое - премьеру в "Современнике".

То есть цифири прямо так и проставлены. А чему удивляться? - это же жизнь во всем ее многообразии!

Зато убиты оба-два зайца: дурак, конечно, воспримет это как само собой, а умный возвеселится невинному изяществу государственной пошлости.

Пидирки, попки и Годзилла-Герман

Но чудо-рейтинг еще цветочки по сравнению с поистине гениальным заголовком на 30-й полосе: "Пидирко - это не обидно" (речь о разнообразии российских фамилий). Скажу сразу: будь я лично обладателем таковой фамилии, я бы на газету не обиделся - на такое и вправду не обижаются.

То, что "Неделя" счастливым образом предназначена и умному, и дураку сразу, я окончательно понял, прочитав пассаж из вводной части к интервью кинорежиссера Алексея Германа-старшего: " Лицо Германа - это личность Германа. А личность Германа - это его фильмы. И его интеллектуально-бескомпромиссное мнение. Другие уже давно предпочитают не ввязываться (или связываться), а он неутомимо ворочает лопасти мельницы. Нет, не как Дон Кихот - как мельник". Дурак будет рад приобщиться к умным словам этого мини-шедевра, а умный - к виртуозному обращению автора с хаосом собственных мыслей и ощущений. Жалко только, что журналист ни словом (из-за стыдливости, что ли?) не упомянул про тело Германа. Хотя в какой-то мере иные части этого тела можно себе и представить. Скажем, руки: судя по последней фразе, они у режиссера какой-то исключительной, годзилловской силы, коль скоро с легкостью справляются с вращением лопастей мельницы, не прибегая к помощи ни воды, ни ветра... Матерый человечище этот Герман!

Напоследок выдающийся образчик не только голубиного постмодернизма, но даже и просвещенного фрейдизма! (Просто хороших и прекрасных образов не счесть на каждой полосе "Недели", но этот - супершедевр!) В умопомрачительной по своей розовости заметке про казарменную жизнь новобранцев нашлось место и для братьев наших меньших. Не могу удержаться и не привести здесь целый абзац, уж больно хорош!

" А с попугаями в армии нередко случаются казусные истории. В одной роте командир обожал попку (SIC! Привет доктору Зигмунду! - И.З.), которого солдаты за прожорливость окрестили Дятлом. Особенно попугай был охоч до тыквенных семечек, и их шелуха разлеталась по всей комнате. Аппетит пташки разыгрывался аккурат перед приходом в роту штабного проверяющего. Дневальный, понятное дело, всякий раз получал от офицера втык за грязь. Кончилось тем, что солдаты выдрали у попки из хвоста все перья (ну что за прелесть! - И.З.), и он то ли от уязвленного мужского самолюбия, то ли от обиды помер".

"Как же это здорово делать такую замечательную, такую наотмашь государственную газету и с таким великолепным тиражом - ну буквально на всех хватит", - мысленно и не без зависти к своим удачливым коллегам с улицы с чудесным названием Правда воскликнул я.

Оглянулся: ба! - да я уже мчусь по Рижской эстакаде. Так и свой поворот проскочить недолго!