О новом разрушении старой Москвы говорят обычно слишком общо. А если переходят на конкретику, то вспоминают Военторг, гостиницу "Москва", Манеж - словом, события 2003-2004 годов. Между тем все началось десятью годами раньше.

В 1994 году вышли распоряжения Юрия Лужкова о сносах на Кадашевской набережной. Тогдашний прокурор города Геннадий Пономарев сделал представление мэру, что распоряжения последнего незаконны, и попросил устранить нарушения. В ответ сносы на набережной продолжились.

Так закончился романтический период возрождения старой Москвы, ознаменованный возвращением храмов и старых названий, воссозданием Казанского собора и Иверских ворот. Воссоздание храма Христа Спасителя, начавшееся позже, пришлось на следующий период, и было воспринято уже не столь однозначно. А по соседству с площадкой строительства храма разрушался дом его создателя, архитектора Тона, на Гоголевском бульваре, 5.

В середине 1990-х снос и воссоздание вместо реставрации стали правилом московской архитектурной политики. Оказалось, что мэр не возражает против этой методики, а то и прямо поощряет ее. В те годы снесены дома князей Щербатовых на Кузнецком мосту, 4 (во дворе), Тарасовых на улице Сергия Радонежского, 1, палаты на Большой Полянке, 23, корпуса усадьбы Салтыковых (Некрасовская библиотека) на Тверском бульваре, 29, часть ограды Александровского сада... Юрий Лужков сам и без стеснения подписывал некоторые распоряжения о сносах и не считал нужным объясняться.

Вандализм сопровождался архитектурными и скульптурными премьерами, обнаружившими художественный вкус мэра и повергшими Москву в шок. Та же ограда Александровского сада исчезла ради строительства подземного комплекса на Манежной. После сооружения памятника Петру Великому, или 300-летию флота, где ростры - носы трофейных кораблей - украшены Андреевскими флагами, что означает поражение России, знаковой стала фамилия Церетели.

В юбилейном для Москвы 1997 году сносы приняли бедственный масштаб. Под предлогом благоустройства, как в брежневские годы, были сметены дом обер-полицмейстера - пушкинский адрес - в Столешниковом переулке, 12 и дом Сухово-Кобылина на Страстном бульваре, 9. Исчезли дом Александра Варламова, так называемый Соловьиный, на Никитском бульваре, 6, флигель усадьбы Долговых на Большой Ордынке, 21, главный дом усадьбы Андреевых - мемориальный адрес Бальмонта - в Брюсовском переулке, 19, на задворках расширявшейся мэрии. Следом был снесен "большой" дом Герцена в Сивцевом Вражке, 25 (соседний с "малым", музейным), дом XVIII века на Большой Сухаревской площади, 9... К декабрю 1999 года предварительный, заведомо неполный, список разрушенного при Лужкове составил 55 пунктов.

В те же годы обнаружилась страсть мэра к гигантским амбициозным проектам, "улучшающим" памятник и "доводящим до конца" замыслы великих зодчих. Это началось искажением Кваренги в Гостином дворе и Казакова - в Петровском дворце, продолжилось искажением Бове в Манеже, Казакова и Баженова в Царицыне. Выкапывание подземных помещений и перекрытие дворов стали излюбленными жанрами современной московской "реставрации". Сложилась практика передачи проектирования придворным архитекторам, не имеющим реставрационной лицензии, но привлекающим реставраторов на субподряде.

На рубеже веков, после сноса барочного дома Волконских, более известного как Ректорский дом Университета (Моховая, 11, строение 6), каток разрушения пересек границу XVII века. Одни за другими ушли палаты: Пикарта на Софийской набережной, 6, Университетской типографии на Страстном бульваре, 10 (во дворе), Евреиновых на проспекте Мира, 3 (во дворе). Тогда же был снесен старейший (середины XVIII века) деревянный дом города - дом князей Трубецких на улице Усачева, 1-3. В номинации "барокко" исчезли северные, а через несколько лет и южные палаты усадьбы Римских-Корсаковых на Тверском бульваре, 26. Большая часть этих памятников уже заменена новоделами, качество которых - отдельная тема. Мемориальные памятники также продолжали исчезать. Достаточно вспомнить дом Аполлона Майкова в Гранатном переулке, 6 или здание Вахтанговской студии в Мансуровском, 3.

Тем временем Москва и федеральный центр заспорили о принадлежности памятников федерального значения. Спор спровоцирован указом Бориса Ельцина, уравнявшим значение (качество) и принадлежность. Стороны пошли по пути разделения списка федеральных памятников на два, и это разделение не завершено до сих пор. Последний вариант списка допускает разделение на две части, федеральную и московскую , некоторых архитектурных ансамблей - по принадлежности учреждений, занимающих разные строения.

Целое десятилетие, с 1994-го по 2003 год, общественное движение, противостоящее вандализму, едва ли существовало, убаюканное горбачевским строительным оцепенением. Раздавались только голоса экспертов - Алексея Комеча (с которым позднее Лужков даже станет судиться), Алексея Клименко, Виктора Шередеги и других - на методических совещаниях, а также голоса нескольких журналистов в прессе. Из помещения в помещение кочевала выставка "Против лома", созданная журналистом и краеведом Константином Михайловым при поддержке Музея архитектуры.

В 2003-2004 годах многое изменилось. Сначала местная общественность отстояла Патриаршие пруды от строительства эксцентричного памятника Михаилу Булгакову (кстати, по проекту главного архитектора столицы). Затем снос Военторга и гостиницы "Москва" - огромных зданий, известных всему городу, а то и миру, - сделал правоту немногочисленных защитников Москвы явной. Стал очевиден цинизм городских властей и строительного капитала, не желающего тратиться на реставрацию и закапывающего этажи под землю. Миф о поджоге Манежа (напомним: миф не значит ложь) схватился сразу. Оказалось, москвичи прекрасно понимают, кому и почему выгодно разрушение памятников архитектуры.

В тот же год возникли новые неформальные движения в защиту старой Москвы, тесно связанные с интернет-технологиями, - общество MAPS, учрежденное иностранными журналистами, аккредитованными в России, и сайт "Москва, которой нет", способный вывести на улицу сотню людей. "Точкой сборки" движения стал Музей архитектуры, возглавляемый Давидом Саркисяном. Именно здесь в апреле 2004 года родилось открытое письмо интеллигенции в защиту города, подписанное в Интернете огромным количеством знаменитых и незнаменитых людей и опубликованное в "Известиях".

Через ту же газету Юрий Лужков впервые за 10 лет ответил своим оппонентам. Его статья была не самооправданием, а философствующей апологией вандализма. В частности, автор писал, что новодел может иметь в культуре большее значение, чем оригинал, и приводил в пример Японию, забыв упомянуть, что это сейсмичная страна. Иначе говоря, мэр признался, что трясет свой город.

За десятилетие практика новоделов развратила цех архитекторов-реставраторов. Выгодный заказ все чаще сопряжен со сносом и новым строительством, а вовсе не с научными методиками. Венецианская хартия реставраторов, ратифицированная нашей страной, исключает такую практику, однако она не "ратифицирована" практикующими архитекторами. Вкупе с перестроечным развалом производственной базы, после которого тончайшие специализированные работы доверяются гастарбайтерам, развал проектирования поставил всю отрасль на грань исчезновения. Последний конкурс правительства Москвы "Реставрация" проводился в 2004 году и был посвящен итогам 2003 года. Действительно, итоги последних трех лет едва ли способны составить конкурс. А награждать новодельные работы, как в прежние 10 лет, значит подвергнуться разносу проснувшейся критики.

В последние годы, особенно после выхода московского и федерального законов о культурном наследии, Юрий Лужков перестал лично подписывать распоряжения о сносах списочных памятников. Сносы, однако, не прекратились. Вандализм нашел новые лазейки, даже в самом законодательстве.

Первая лазейка - введенное федеральным законом понятие "предмет охраны". Москомнаследие - отраслевой департамент правительства Москвы - вправе определять и переопределять этот "предмет", так что охраняемые элементы здания могут свестись к минимуму. То есть вроде бы памятник, но исчезновение трех стен из четырех оказывается формально законным.

Вторая лазейка - исключение из списка памятников. Москомнаследие, минуя мэра, распоряжается списком вновь выявленных, предложенных к постановке на охрану памятников. А этот список огромен, в нем десятилетиями, с советских лет, "висят" неутвержденные объекты. Два перечня новых памятников регионального значения, утвержденные Юрием Лужковым в 2004-2005 годах, включают только благополучные адреса, например посольские особняки.

Третья лазейка - снос как якобы вынужденное "реставрационное решение", диктуемое тяжестью технического состояния памятника, так называемая "замена материалов реставрации". "Замена" санкционируется Москомнаследием, также минуя мэра города, с приложением пакета экспертных заключений - как собственных, так и оплаченных инвесторами.

Словом, принятие решений опустилось с верхнего на средний чиновничий уровень.

Не слышно, чтобы Юрий Лужков укорял своих подчиненных за подобные решения. Что ж, именно мэр города создал ту атмосферу, в которой вандализм продолжает самостоятельное и комфортное существование.

Уже возможен самочинный снос, по произволу застройщиков, как это случилось в 2004 году с южными палатами усадьбы Римских-Корсаковых (смотри выше), а в этом году - с только что обнаруженными палатами XVII века в Большом Гнездниковском переулке, 3 и с кузницей XVIII века в Оружейном переулке, 45. Последний случай стал первым за всю советскую и постсоветскую историю, когда прокуратура возбудила дело по статье Уголовного кодекса об умышленном уничтожении памятника культуры.

Собственные решения Лужкова, касающиеся теперь лишь самых громких и амбициозных проектов, выдержаны в прежнем духе. Свидетельство чему - фантазийная достройка казаковского дворца и перекрытие баженовского Хлебного дома в Царицыне. Или проект строительства деревянного Коломенского дворца, снесенного 200 лет назад, причем на новом месте и на средства города. Это вместо реставрации десятков пустующих памятников, вместо открытия новых музеев, вместо начисто отсутствующих краеведческих программ на местном телевидении.

К новому 2007 году список памятников и ценных объектов исторической застройки, снесенных в Москве с начала 1990-х годов, достиг 650 адресов.

Напоследок две истории из самых последних. Осенью разобран дом 16 на Остоженке, в котором жил историк Сергей Соловьев и родился его сын философ Владимир Соловьев. Дом подлежал реставрации, заказчиком работ (для Дома фотографии) выступало само правительство Москвы, располагающее огромными денежными и техническими возможностями. Однако эксперты сочли состояние дома безнадежным, и он будет выстроен заново.

А на исходе года общественность остановила разрушение ограды психиатрической клиники Усольцева, где лечился и создавал последние работы Врубель. Сама ограда по традиции приписывается его руке. Замечательный образец модерна оказался вне списка памятников, и современная больница отнеслась к нему, как к простому забору. Около трети деревянных прясел успели разбить и заменить железными листами.