"Я как тот студент, который якобы читает Пушкина, а на самом деле прячет в нем порнографию - только с точностью до наоборот. Я читаю гегелевскую логику, но скрываю ее под порнографией". Так Славой Жижек точно определил свое культурологическое кредо. Самым простым языком и на самых примитивных примерах Жижек пытается донести до общественности свои отнюдь не легкие и часто противоречивые философские построения. В Москве Жижек в очередной раз старался показать вредоносную силу толерантности, ценность психоанализа и искал ключи к тайным смыслам, заложенным в фильмах Голливуда.

Рассуждения Жижека полемичны и провокационны по сути - они рассчитаны на реакцию, но реакцию, адекватную тому дискурсу, в рамках которого рождены. Жижек находится в парадигме, включающей в себя основные философские системы прошедшего столетия - к ним обращается философ и с ними полемизирует. Если обходить этот факт вниманием, вряд ли стоит слушать лекции Жижека и тем более вести с ним диалог. Подобную картину тотального взаимонепонимания мы, например, наблюдали на "круглом столе", состоявшемся в дни его приезда. Дискуссия предполагалась на тему: "Перспективы суверенного государства в глобализирующемся мире". В своем понимании сегодняшней мировой ситуации Жижек был категоричен.

Для него невинная политическая репрезентативность невозможна. Он призывал со значительной долей критики отнестись к так называемой космополитической демократической мечте. "В нынешней демократической парадигме политика перестала быть идеологическим дебатом, - утверждает Жижек. - Она, скорее, представляет собой более рациональную, конструктивную, толерантную администрацию, функция которой сведена к координации различных интересов и выбору наиболее рациональных решений". Одним из важнейших и вряд ли позитивных результатов глобализации Жижек считает искусственное сближение культурно и исторически далеких стран, которые теперь ведут себя как соседи: некое событие в Дании способно привести к взрывам в Египте. Нахождение всех стран в едином информационном пространстве и их неестественная близость рождает новые конфликты. Большая глобализация - большее количество конфликтов.

Вместо этики понимания, к которой мы все уже так долго стремимся, Жижек ратует за этику отчуждения, или вежливого взаимного игнорирования: "Нам необходимо научиться дистанцироваться, я не хочу понимать всех и вся, я хочу жить в обществе, где возможно отчуждение". Жижек призывает нас наконец-то признать политическое свойство каждого языка и заложенное в нем насилие, а политическую борьбу открыто назвать борьбой метафор. В этой борьбе язык, по Жижеку, играет определяющую роль, и именно поэтому мы должны стремиться к радикальной открытости языка. Но главное, нам необходимо уяснить тот факт, что у нас нет универсального, гарантированного представления о том, что есть демократия или любое другое понятие, - мы не можем, как марксисты, полагаться на историческую закономерность и обоснованность возникновения той же демократии - мы должны смириться с тем, что находимся в открытой полемике, только так мы сможем застраховать себя от возникновения тоталитарных режимов.

В ответ на эти утверждения главного докладчика в рамках "круглого стола" прозвучало немало небезынтересных выступлений, но, к сожалению, все они даже близко не касались поставленных оратором вопросов. Речь, как всегда, шла о судьбах России.

А.Куделин восхвалял восточно-азиатское чудо и сетовал на то, что "при строительстве демократии в начале девяностых мы забыли о культурных ценностях нашей страны, результат оказался плачевным". Теперь же, когда мы, по мнению Куделина, "начали новое строительство демократии", их надо учесть и, помимо западной модели, взять для подражания еще и восточно-азиатскую. С.Марков рассказывал о манипулятивной демократии, в рамках которой "10% читающей элиты будут обволакивать остальные 90%, довольствующихся легким счастьем получения информации из телевизора, и на выборах просто программировать их на определенного кандидата, иными словами, вставлять в них дискету". Г.Павловский говорил о пределе демократии и приводил в пример путинскую демократию, которая "исключает тех, кто хочет начать все сначала, и использует принцип "да, но", который подразумевает, что мы можем послушать оппозицию, но если вы правы, мы сделаем это без вас". Б.Кагарлицкий заявил, что разговор о "толерантности, понимании или непонимании совершенно не важен, поскольку, если есть разница интересов, все остальные вопросы отпадают сами собой". В.Третьяков же объявил, что тотальная демократия может быть только тоталитарной, и в связи с этим пообещал "сделать все возможное по мере своих скромных сил, дабы сохранить в Белоруссии режим Лукашенко, как единственный гарант того, что демократия тотальной не станет".

Оно и понятно, выступавших вряд ли объединял интерес к познанию сегодняшней философской картины мира - в основном это были практикующие политологи. На "круглый стол", однако же, были приглашены и люди с другой профессиональной ориентацией: кандидат философских наук Е.Петровская, поэт-концептуалист Д.Пригов и др. Но им, к сожалению, не удалось принять участие в дискуссии.

Книжки и лекции Жижека не стоит воспринимать как руководство к действию, это не более чем приглашение к размышлению. Возможно, поэтому посыл Жижека всегда крайне провокационен. "Многие говорят, что психоанализ умер, но я утверждаю, что такие заявления преждевременны", - провозглашает Славой Жижек. Принято считать, что не было человека, который бы оказался более неправым в своих выводах, чем Фрейд. По мысли Жижека, Фрейд и Маркс в нашей памяти находятся примерно на одном уровне, их учения, достигнув в какой-то момент небывалой популярности, многим теперь кажутся целиком ошибочными. Как известно, Фрейд создал систему, именуемую психоанализом, основанную на трех постулатах, которые сам он назвал тремя унижениями человека: земля вращается вокруг секса, а не вокруг человека; мы развивались путем эволюции и, по сути, ничем не отличаемся от животных; наш хваленый разум совсем не является определяющей силой, поскольку правит всем так называемое бессознательное. Сегодня, больше чем через сто лет, стало доступным все. Наш идеал - это полное удовлетворение наших потребностей, удовлетворение, которое зависит от уничтожения ограничений, а психоанализ стал неотъемлемой частью просвещения. Приходя к психоаналитику, пациент сам интерпретирует свои симптомы - это обычная практика для сегодняшнего дня. Рассказывая о своих симптомах, пациент отталкивается от своей возможной интерпретации. Психоаналитик уже ничем не может удивить пациента. В традиционном психоанализе интерпретация сама по себе должна была быть эффективной, поскольку, интерпретируя, пациент субъективен, а это уже дает многое. Сейчас же пациент с радостью соглашается с тем, что хочет убить собственного отца, - ведь это клише, а всякое клише само по себе вписывается в рамки нормального. Эффективность для психоаналитика полностью потеряна!

Жижек уверен, что всем этим мы обязаны распространению массовой культуры. "После падения советского режима, - рассказывает философ, - в Германии образовалось много агрессивных группировок, скинхеды и пр. Однажды журналистам удалось поймать мальчишку, входившего в группировку, и задать ему несколько вопросов. Его спросили, зачем он и его друзья избивали на улице пожилую женщину. В ответ тот, и не подумав извиниться, привел следующие объяснения своим действиям: его отец подавляет его как личность, общество находится в кризисной ситуации, поскольку царит безработица, молодежь вынуждена вымещать свою накопившуюся агрессию на ни в чем не повинных гражданах и т.п.". Полное самооправдание через интерпретацию, по мысли Жижека, является болезнью нашего общества. "Нынешнее общество можно излечить только посредством давления, в том числе и полицейского", - резюмирует философ. Но все же он еще верит в психоанализ. Идеология сегодня строится на сознательном уходе от симптомов и на подмене их фетишем. Симптом в данном случае выступает как истина, выделяющаяся из глобального поля лжи. Логика нашего общества - это фетишистская логика. Фетиш, по Жижеку, - полная противоположность симптому, фетиш является ложью, закрывающей собой глобальную истину. Как известно, в США и Европе очень модны всевозможные виды медитации - это, считает Жижек, как раз и есть тот самый фетиш. При помощи этих медитаций люди пытаются отвлечься от реальности, которую составляет мир прибылей и убытков. Медитации служат заменой так называемой внутренней жизни. Сегодня в мире принято быть циничными - не принято верить в идеологию (коммунизм, фашизм, социализм), люди тайно верят в нечто другое, в свой фетиш. Но Россия пока не вписывается в эти общие для западных стран тенденции. "В России вы находитесь в каком-то декадентском периоде". Среднестатистический человек, как известно, уверен в том, что, по Фрейду, человеческая жизнь является не более чем фоном для реализации сенсорных желаний. Жижек убежден, что психоанализ стремится доказать как раз противоположное. Лакан, например, был категорически не согласен с формулой Достоевского, гласящей: "Если Бог не существует, тогда все возможно"; вывод психоанализа, напротив, провозглашает: если ты веришь, что Бог существует, ты можешь делать все, что захочешь. Супер-Эго в психоанализе - это не агентство моральной власти, это вопрос наслаждения, нечто садистское. Например, если отец вам все запрещает, то это ужасно, появляются комплексы, желание его убит; если же отец вам все разрешает, то, согласно Фрейду, это еще более ужасная ситуация, отец отступает от своих прямых обязанностей - это саботаж. Жижек считает, что Фрейду близок парадоксальный образ мышления, который все еще говорит нам о Боге. Как известно, Библия отрицает считывание значений, выявление смысла. Важнейшее значение христианства во всем его радикализме - это, прежде всего, принятие бессмыслицы. Жижек подчеркнул, что для него как для атеиста, разбирающего Библию, жертва Христа обозначает, прежде всего, отсутствие Бога, который дергает за веревочки и все может.

"Все, что мы видим в истории, - это всего лишь пятна на картине, которую мы не видим целиком, мы видим лишь мазки, поскольку слишком близко находимся. Самое сложное для нас - это принять абсолютную бессмысленность происходящего", - говорит Жижек. Это как раз одно из важнейших положений психоанализа. Например, функция сновидений, по Фрейду, заключается в том, чтобы спящий мог продлить свой сон. Сон - это своего рода уход от реальности, наш важнейший фетиш. Основное положение фрейдизма, по мысли Жижека, заключается в существовании реальности, в которой мы живем, и реальности, которую мы переживаем как личную. Смысл фрейдистской онтологии зиждется на том, что эти две реальности не должны быть противопоставлены друг другу, иначе человек ставит себя в невыносимую ситуацию. Определяющим понятием фрейдистской философии Жижек считает понятие фантазии. Фантазия не имеет отношения к результату, посредством фантазии вы учитесь желать, и это важнейшая веха во фрейдистской антропологии - как раз это умение желать, по Фрейду, отличает нас от животных. То, что у животных регулируется природой, у человека не регулируется. Человек не знает, чего на самом деле он хочет. Фантазия нужна для того, чтобы дать человеку ориентиры. Желание, по Фрейду, интерсубъективно. Возникновение желания связано не с тем, чего хочу я, а с тем, что другие хотят от меня, видят во мне. Фрейд считал, что главный вопрос для ребенка заключается в том, какое место он сам занимает в окружающем его мире, а именно каким объектом он является для других. Фантазия дает ответ на этот вопрос. Разницу между символической идентификацией (тем, что о тебе думают другие) и личной реальностью Фрейд назвал символической кастрацией. Как считает Жижек, основная мысль Фрейда заключается в том, что человеческая фантазия не является субъективированной, она ни в коем случае не подавляется нами, мы просто не можем ее осознать и распознать.

Например, мы ни в коем случае не должны недооценивать значение зависти в человеческой машине желаний. И психоанализ этого не допустит. Ведь если желание - это не то, чего хочу я, а то, чего принято хотеть, автоматически срабатывает формула: я хочу лошадь не потому, что я хочу лошадь, а потому, что она есть у Захара. С этих позиций, по мнению Жижека, стоит рассматривать и теорию справедливости Джона Ролза, которая, как известно, главным условием своего функционирования ставит отмену наследования неравенства. Теория Ролза предполагает возникновение слоя богатых, обязанных своему успеху лучшей трудоспособностью и врожденными способностями, и, соответственно, слоя бедных, по всем показателям уступающих первым. Существование богатых помогает улучшить положение бедных. Картина почти идиллическая. Но если включается зависть, согласно логике психоанализа, эта ситуация превращается в ад, происходит взрыв. Если вы думаете, что вы бедны не потому, что вы хуже, а потому, что законы рынка несправедливы, ваш нарциссизм остается при вас, если же вы допускаете, что некто богаче, поскольку умнее, и по мере сил и желания будет помогать вам справляться с вашим плачевным положением, - это съест вас изнутри. Хайек, например, тоже был склонен считать, что "идея, согласно которой капиталистический рынок справедлив, нерациональна". Ведь нас очень поддерживает мысль о том, что в обстановке нестабильного и несправедливого рынка богатство может уйти столь же легко, как и приобреталось. Несправедливость капиталистического рынка делает нас приемлемыми для самих себя, помогает нам выживать, и это еще один способ ухода от реальности в своего рода космополитический фетиш.

Другой не менее важной проблемой, в решении которой тоже могли бы помочь методологические свойства психоанализа, Жижек считает распознание закодированной в современной медиакультуре информации. Как известно, для полноценного функционирования в любом обществе вы должны быть знакомы в равной степени как с писаными, так и неписаными правилами. Очень важен разрыв между официальным посланием и подоплекой, которую мы обычно читаем между строк.

Подтекст всегда является неотъемлемой частью любого идеологического и морализаторского посыла. По мнению Жижека, вы можете свободно вбирать в себя эту закрытую составляющую и не чувствовать своей вины, именно потому, что она закодирована, - ведь всегда можно откреститься от заложенных тайных смыслов, сказать, что их там нет. Жижек считает, что в России нечто похожее можно встретить в музыке Шостаковича. "На Западе, - рассказывает Жижек, - несколько лет назад было модно вести дискуссию на тему, что имел в виду Шостакович, сочиняя Ленинградскую симфонию: немцы ли это или же скрытая атака на сталинизм? И какой посыл содержится в финале Пятой симфонии - триумф сталинизма или иронический смех над ним? По этому поводу развернулись настоящие дебаты, и защитники Шостаковича на Западе придумали такой смешной, на мой взгляд, термин - невербальный диссидент". По мнению многих западных специалистов, Шостакович в своей музыке делал жесты невербального диссидентства, жесты эти воплощались в заложенной в его музыке сатире на режим - аудитория, в свою очередь, не могла этого не чувствовать. Но, по убеждению Жижека, и советские бюрократы в не меньшей степени ощущали трагизм этой музыки, поскольку она была не скрытым протестом, понятным только избранным, а составляла оборотную сторону официального идеологического дискурса, которая изначально была в нем заложена. Ведь, по мысли Жижека, любой тоталитарный режим максимально заинтересован в сохранении у общества чувства вины, обусловленного неполнотой веры в его идеологию, - тоталитарные режимы на поверку не любят искренне верящих. Известно, что те, кто виновен и прощен, гораздо более привязаны к вождю, чем те, кто всегда был искренне ему верен. Стигматизированную совесть, чувство вины Жижек считает определяющими в достижении наибольшей власти. Жижек убежден: "Массовая культура, прославляющая режим, и элитная культура, его ругающая, в равной степени вписываются в парадигму тоталитарного общества. Настоящее тоталитарное общество не предполагает слепо верящих - все его представители чувствуют изначально заложенный в нем дуализм". Одним из доказательств дуалистического мировосприятия в тоталитарном обществе Жижек считает функцию политического анекдота, во всех слоях общества воспринимавшегося адекватно, несмотря на угрозу оказаться по его вине за решеткой. Политические анекдоты играли роль клапана, снимающего напряжение в ситуации постоянной фрустрации, они нужны были для того, чтобы выжить, и вместе с тем тоже являлись частью тоталитарной культуры. Шутки - феномен коллективный, они появляются ниоткуда и были рождены обществом. "Во всяком обществе, и особенно в тоталитарном, - утверждает Жижек, - самое главное - это не содержание, а смыслы, которые мы читаем между строк, только через них можно понять общество, это так называемое продуктивное чтение". Такой способ проникновения в тайные смыслы возможен, по мнению философа, и в отношении голливудских фильмов - запреты Голливуда легко вычитываются между строк. Примером подобных запретов может послужить тот факт, что в Голливуде никаким образом не мог бы появиться такой фильм, как "Сталкер". Как считает Жижек, не потому, что речь там идет о высоких материях, но реалии, грязь, запустение, которые там показаны, для голливудского формата были бы неприемлемы. Известно, что самые большие запреты Голливуда всегда касались именно материального уровня, тут работает главный голливудский постулат: "Это не должно вонять". Но тем не менее закодированным образом сказать можно было все. "Если в голливудском фильме женщина говорила, что она из Нового Орлеана, - рассказывает Жижек, - это означало, что она зарабатывает себе на жизнь проституцией".

Он считает, что ключ к пониманию сегодняшнего Голливуда - это тема семьи: "Ядром всех голливудских фильмов, независимо от сюжета или основного конфликта, является восстановление семьи". Многочисленные драматические наслоения и сюжетные повороты, считает Жижек, созданы только ради одного решающего момента, который должен повлиять на главного героя, до этого находящегося в некоем семейном кризисе, - через такой момент кризис преодолевается и семья сохраняется. Голливуд все еще проповедует производство пары, несмотря на то, что западное современное общество многое взяло из гедонистического подхода к жизни. Но Жижек затрудняется в однозначной оценке этого явления. Гедонизм выходит на лидирующее место в нынешней идеологии, разрушая себя, люди всем своим существом стремятся к удовольствию - в современном обществе сексуальное удовольствие стало чем-то вроде обязательного условия: ты должен наслаждаться, и если этого не происходит, ты чувствуешь себя виноватым. "Для меня это неприемлемо, так же как и традиционная модель подавления, - говорит Жижек. - Сейчас в России в умах людей сохраняется традиционная мораль, от которой вы не ушли, но при этом вас бросили в эту новую для вашего общества ситуацию вседозволенности, и получается, что из обеих моделей вы берете самое худшее, это очень сложная ситуация. Я ни в коем случае не моралист, я старый романтик, я не вижу ничего плохого в разного рода связях, но считаю, что секс при наличии любви - это нечто уникальное. Свобода - это свободный выбор цепей".