От редакции:Евгения Тараненко участвовала в несанкционированном митинге в приемной администрации президента вместе с членами национал-большевистской партии 14 декабря 2004 г. Во время акции, где она, по ее собственным словам, проводила исследование методов активности радикальных политических организаций по теме свой диссертационной работы, была арестована, после чего провела год в следственном изоляторе 77/6 в качестве обвиняемой в совершении тяжких и особо тяжких преступлений.

Статью о героизме я начала писать еще до ареста. Сейчас я лишь яснее стала видеть то, что понимала прежде: в героизме есть два момента, которые мне сильно не нравятся. Метафизический и социальный. Когда меня освободили из зала суда, я видела, как нацболов качают на руках их товарищи и кричат: "Галкин - герой!", "Соловьев - герой!" - и так далее по мантрическому списку, кем-то составленному, который пришлось заслушивать каждый день в течение полугода моей, наверное, единственной жизни.

Не хочется сплетничать, поэтому я не буду описывать повседневную жизнь героя, хотя теперь много об этом знаю. Простому обывателю, наверное, интересно, неужели герои тоже ходят в туалет. Да, ходят. И еще говорят: "Сосиску надо есть, пока горячая". Разница в том, что герои остро ощущают, когда жизненное пространство становится публичным, и сразу меняются. Когда на них обращены миллионы восхищенных мальчишеских взглядов, про сосиску говорить как-то стремно, лучше гордо выпрямиться и показать всем "зик хайль". Вся жизнь героя проходит в дурацкой лжи. О себе они думают, что существуют, только когда на них смотрит видеокамера или если есть возможность написать о своих действиях в сомнительной газете или, "на крайняк", рассказать товарищам. В остальные моменты (кстати, намного более длительные) жизнь не жизнь, а какое-то прозябание, хотя иногда можно наращивать мускулы, пить, слушать музыку, возбуждающую героические чувства, - в общем, готовить себя к достойной смерти. Именно о смерти я и хотела поговорить.

В героизме есть две смерти - маленькая, повседневная, и большая, то есть настоящая. Человек, действия которого направлены на создание мифов о себе в средствах массовой информации, живет не собой, а значит, не живет. Это как гоголевский портрет, когда что-то живое, то есть конкретно-реальное, обменивается на красивое изображение. Зато можно его длительно использовать. Показывать друзьям себя за решеткой, страдающим за правое дело. И никто не узнает о том, что герой в самый героический момент хотел почесать ухо и думал о том, что так еще никого и не трахнул. Ведь все будут видеть только то, что предлагает наша общая культурно-историческая память.

Мой дедушка, как и большинство сограждан, до сих пор считает, что я "пошла с баркашевцами". И никто не догадывается, что я видела такую глупость - нацболов, которые заперлись в комнате и кричали сами себе давно заученные лозунги, а потом сидела с уставшими думать несчастными людьми, смотрела, как ускользает время, и понимала, что здесь, как и там, ничего никогда не произойдет. Маленькая желанная смерть героя - найти способ быть чем-то другим для других. Когда я вышла из здания суда, я увидела эту смерть-самозабвение, как когда смотришь салют или впадаешь в транс. Также представляю, что такое нужно делать, чтобы потом об этом можно было рассказать.

Однажды я написала на себе неприличные слова про президента и пошла по улице, попала в милицию. Одного раза хватило, чтобы все понять. Если обратиться к психологии, то можно предположить, что люди, склонные к героизму, смерти, наоборот, очень бояться, хотя и кричат: "Да, смерть!" Все просто. Желать, чтобы о тебе написали, означает желать бессмертия. Войти в историю значит не умирать, пока о тебе помнят. Люди обычно рожают, чтобы не умереть совсем. Но герои не хотят быть такими, как все. Всех в историю не берут. Большая смерть имеет отношение к идеальному героизму. Герой-практик умирает всякий раз, как о нем говорят.

Идеальный герой должен умереть по-настоящему. Тоже чтобы говорили, но больше и лучше. Достойная смерть или недостойная, совершенно неважно, так как смерть - это когда меня нет. Какая разница, не существует достойного или не существует недостойного? В этом ракурсе даже террористы-смертники логичнее нацболов. Они умирают за вечную жизнь, а нацболы хотят умереть, чтобы нравиться себе и себе подобным.

Социальная суть героизма тоже непривлекательна. Представьте себе, что кто-то, видимо неглупый, но плохой, создает модель или сценарий героического действия. Талантливо и регулярно объясняет, кто такие герои, негерои и враги. Угадывает желания. Мальчишескую тоску по маскулинному абсолюту. Стремление ребенка нарушить строй и победить родителей. Победить создателей. Победить одиночество и отчуждение. Победить милашку, которая не дает. Вообще, это не он придумал. Он сделал эклектичный культурный продукт, отвечающий запросам весьма разнообразной аудитории. Поэтому в НБП есть всякие - умные и глупые, те, которые любят красоту, и те, кто любит выпить, боевые и не очень, честные и чистые, плохие и трусы. Думаю, побочные игры тоже предполагались - например, волнующая, греховная игра в предателя. Утонченной личности хочется заглянуть в бездну, пообщаться с ФСБ.

Создатель игры поступил как нечестный торговец, который добавляет в кока-колу кокс, чтобы потребители подсаживались. Попробовал раз побыть героем - и уже не хочешь остановиться, до тех пор, пока не представится возможность честно сказать: "Да, смерть!" - и сгореть на виду у восхищенной публики. Один уже попробовал, теперь почти не может ходить. Партия любит эту историю, но ухаживают за героем теперь родители, которые любят его самого.

В игре звание героя - самый главный приз. Создатель игры манипулирует теми, кто желает его получить, удовлетворяя тем самым свои почти обывательские стремления. Красивые женщины, деньги, интересная жизнь... Это на практике у обывателей сосиски, а в идеале именно это. Еще про Лимонова пишут. Только не про то, что он герой, а просто пишут в глянцевых журналах. Моя сокамерница разгадывала кроссворд, и там был вопрос: "кто главный у нацболов?". Я даже не удивилась. Этого следовало ожидать. Пока нацболы-гандисты отрабатывали в тюрьме звание героев, ссорясь при этом, кому быть главным героем, НБП наполнялась новыми человеческими инвестициями. Или, как загадочная девочка-мертвая-голова на суде сказала: "человеческим ресурсом". Молодец, честная девочка! Мы потом с подельницей Назаровой веселились и рисовали этот человеческий ресурс - руки, ноги, флаги, голова Резниченко в такой железобетонной емкости - по мотивам страшного фильма "Красный конструктор".

Мы вообще много веселились, чтобы не сойти с ума от всей этой дряни. Рисовали, например, как Ленка Миронычева сначала пьет пиво на несанкционированном митинге, потом исправляется в исправительном учреждении, рожает детей и крестит их у священнослужителя Юлиана Рябцева. Или как адвокат Т., который тоже хотел стать немножко героем, говорит на суде красивые фразы, только если присутствуют журналисты. Потом становится старым, покупает себе дешевую пышногрудую девочку из Ростова и рассказывает ей про свои заслуги и кормит сгущенкой. А она на него смотрит и говорит: "Абажаю сгущенку!!!". Потому что сгущенка лучше, чем адвокат Т.

Возвращаясь к героизму: Я полагаю, что на руках надо было качать судью Шиханова, который сделал все возможное, чтобы максимальное количество "детей" вернулись к своим родителям. Человек не рассчитывая на то, что про него красиво расскажут. Он вряд ли хочет книжного бессмертия. Да и некому его обожествить. И это как-то больше похоже на героизм. Наверное.