Не так давно я слушал, как репортер Би-би-си описывал последний террористический акт в Багдаде: количество жертв... ухудшение ситуации в сфере безопасности... правительство Ирака беспомощно... военные плохо обучены и дезорганизованы... террористы делают все, что хотят, и так далее, - и мне пришло в голову, что даже если все это - истинная правда, террористы сказали бы то же самое, если бы готовили этот репортаж. Имеет ли это значение? Является ли простым совпадением то обстоятельство, что "реальность" войны в Ираке, бесконечно воспроизводимая новостными программами в совершенно определенном ключе, как две капли воды похожа на "нарратив" террористов, как выразились бы наши высоколобые интеллектуалы, анализирующие тексты по методу деконструкции? Попробуем поставить этот вопрос (кажется, немаловажный) несколько иначе: не формируется ли таким образом сама реальность по лекалам террористического нарратива? Этому способствуют два основных фактора: во-первых, массмедиа склонны ему доверять, а во-вторых, отсутствует убедительный альтернативный нарратив; вместо него звучат лишь невнятные речи о том, что в деле борьбы с инсургентами достигнут определенный "прогресс". Я не знаю ответа на поставленные вопросы, но вижу подтверждение их актуальности в том, что сами массмедиа, возможно вдохновленные успехом своей любимой партии на недавних выборах, дружно взгромоздились на одного из своих любимых "коньков" - на конька "реальности", хвастаясь интимной близостью с этим ускользающим феноменом; они пользуются сложившейся ситуацией для того, чтобы излить свой накопившийся сарказм на то, что они называют "оторванностью администрации Буша от реальности". Если мы даже проявим готовность признать достоверность рисуемой СМИ картины войны в Ираке в целом, нам будет трудно с доверием отнестись к утверждению, что не только президент Соединенных Штатов, но и вся руководимая им администрация, включая советников-генералов, пребывают во власти иллюзий. Как бы то ни было, я не могу с вошедшей в моду легкостью разделить с ненавистниками Буша (как принадлежащими к медиасообществу, так и находящимися вне его) убеждение, что наш президент настолько глуп, что не может понять самых простых вещей, совершенно очевидных для таких экспертов по "реальности", как Фрэнк Рич из "The New York Times" или Кит Олберман, ведущий программы "Countdown" ("Счет в обратном порядке") на кабельном канале MSNBC.

Вот что сказал Кит, судя по транскрипту Media Research Center, о некоторых замечаниях президента Буша, сделанных во время его поездки во Вьетнам в ноябре прошлого года: "Это стыд и срам, и это позор для нас всех, когда президент США едет за тридевять земель только для того, чтобы снова продемонстрировать свой отрыв от реальности. Но, что более существенно, неадекватность нашего президента приводит к гибели все большего числа американцев. Его позиция незащитима, и это фатально". Да, гибель людей фатальна, хотя и не обязательно бессмысленна. Но очевидная возбужденность мистера Олбермана, сказывающаяся даже на его английском, настораживает. Очередная вспышка его гнева была вызвана ответом президента на вопрос об уроках вьетнамской войны; Буш сказал, что применительно к текущей войне уроки Вьетнама состоят в том, что "выполнение наших задач в Ираке потребует времени" и что "мы победим, если выстоим". Для меня не так очевидно, как для мистера Олбермана, что Буш извлек из войны во Вьетнаме "не те уроки", но если даже допустить, что журналист прав, то какое это имеет отношение к восприятию президентом "реальности"? Неужели Олберман действительно думает, что президент Буш - или любой американский президент - мог бы сказать что-нибудь другое в военное время?

Может быть, ситуация действительно такова, какой ее видит журналист, и положение в Ираке, как раньше во Вьетнаме, не просто проигрышное, но и безнадежное; возможно, это такая война, в которой нельзя победить, - но, даже если главнокомандующий оценивает ситуацию именно так, он был бы сумасшедшим, если бы это признал. Он поступил бы правильно, если бы вместо этого без лишней помпы занялся поисками возможностей вывести из Ирака американские войска таким образом, чтобы это не выглядело как капитуляция (чем, собственно, и занимается в последнее время президент Буш). Если мистер Олберман имеет на этот счет другое мнение, значит, у него есть проблемы с восприятием реальности. Такие же проблемы и у Фрэнка Рича, который, кажется, полагает, что его президент "не просто отрицает очевидное, но полностью оторвался от действительности"; по мнению Рича, "проблема не в том, что Буш не в ладах с реальностью - он просто не знает, какова эта реальность". Беспечная легкость, с какой мистер Рич выдвигает столь серьезное обвинение, сама по себе свидетельствует о его до смешного гиперболизированной самонадеянности. Вообще говоря, готовность прибегать в риторических целях к популяризованному языку психиатрии должна рассматриваться как опасный симптом, свидетельствующий об отсутствии интеллектуальной серьезности: можно ли назвать нормальной ситуацию, при которой считается возможным, критикуя политического противника, постоянно намекать на его невменяемость?

Если мистер Рич действительно считает, что президент стал жертвой душевного недуга, он должен был бы выразить свои опасения на более строгом языке и обратиться по этому вопросу к более квалифицированным диагностам, чем он сам, а не использовать подобные обвинения в качестве рутинной фигуры речи в своих еженедельных антибушевских эскападах. По меньшей мере он должен был бы попытаться найти для своих психиатрических утверждений более серьезные основания, чем нижеследующие:

"[Президент Буш настаивает], что за порочный круг насилия в Ираке несет ответственность, прежде всего, "Аль-Каида", хотя военная разведка полагает, что члены этой организации составляют всего от двух до трех процентов сил сопротивления в стране".

"Мистер Буш постоянно говорит об иракском "правительстве единства", хотя в рядах этого органа власти нет единодушия и оно правит страной только номинально".

"После того как премьер-министр этого псевдоправительства Нури аль-Малики показал Бушу коготки в Аммане, президент тем не менее на следующее утро назвал его "правильным парнем для Ирака".

"Никто не сомневается, что самым могущественным политическим лидером Ирака является антиамерикански настроенный клерикал, сторонник "Хезболлы" Муктада аль-Садр, без сотрудничества с которым господин Малики давно отправился бы по следам своих незадачливых предшественников Айяда Аллави и Ибрагима аль-Джаафари. Но наш президент ведет себя так, словно понятия не имеет о существовании господина Садра".

"Когда президент упорно повторяет, что останется у власти, пока его "миссия не будет завершена", хотя никто не знает, в чем состоит эта военная миссия, тем более требующая завершения, он скатывается до прямого абсурда. То же самое можно сказать о его разглагольствованиях о "победе", еще одном понятии, лишенном всякого смысла в условиях, когда премьер-министр, которого мы всячески поддерживаем, является союзником господина Садра, человека, желающего видеть как можно больше американцев мертвыми, о чем свидетельствуют собираемые им скальпы".

Как и в случае с господином Олберманом, приведенные мистером Ричем доводы меня удивили - главным образом тем, что их истинность далеко не очевидна. Ведь сам Рич отмечает, что господин Малики был назван Бушем "правильным парнем для Ирака" "через день после того, как в газете "Times" было опубликовано секретное донесение советника президента по национальной безопасности Стивена Хедли, в котором говорилось, что мистер Малики либо "не знает, что происходит" в его собственной стране, либо неспособен или не вполне способен руководить правительством". Неужели отрыв президента от реальности принял такие масштабы, что он не смог прочитать это донесение? Вряд ли Рич так считает. Что же касается всей этой риторики о "верности курсу", то Буш произнес именно те слова, которые должен был произнести в данных обстоятельствах. Все примеры, приведенные мистером Ричем в доказательство того, что Буш не в ладах с реальностью (кроме, может быть, первого), являются на самом деле общеупотребительными образцами конвенционального дипломатического языка, которым пользуются все лидеры, чтобы скорее утаить, чем раскрыть суть происходящих событий; поэтому подобные высказывания просто не имеют отношения к вопросу о взаимоотношениях того или иного политического лидера с "реальностью". Даже высказывание об особой ответственности "Аль-Каиды" - хотя, возможно, и неточное - вряд ли свидетельствует об иллюзиях президента: ведь он имеет в виду в том числе и людей, которые являются, так сказать, неформальными союзниками "Аль-Каиды", сотрудничают с ней на нерегулярной основе и, по сути, делают с ней одно общее дело, символом которого как раз и служит название этой террористической организации.

Как и любая другая, политическая речь зависит от контекста, который важен для понимания не меньше, чем буквальный семантический смысл употребляемых слов. Мало того, контекст способен полностью изменить смысл высказывания. В таких случаях говорят об иронии. Трудно поверить, что господа Олберман и Рич этого не знают. Тем не менее, когда им это выгодно для достижения тактических целей, они "забывают" о контексте и исходят из того, что каждое слово, произнесенное их политическим противником - этим "ненавистным чудовищем" (bete noire), - отражает его глубочайшие личные убеждения. В конце своей колонки мистер Рич усмотрел доказательство неадекватности Буша в том, что президент вежливо осведомился о сыне нового члена сената: "Вы понимаете, почему Джим Уэбб, недавно избранный сенатор от Вирджинии, сын которого находится в Ираке, едва не поддался искушению осадить президента на приеме в Белом доме в честь новых членов Конгресса. Мистер Буш спросил: "Как ваш мальчик?" Но когда Уэбб ответил: "Мне бы хотелось, чтобы они ушли из Ирака", - президент не решился даже на такую малость, как признание, что такая проблема существует. Возможно, Уэбб напрасно сдержался, и здесь уместна была бы хорошая встряска: может быть, хотя бы она заставила президента проснуться".

Я не допускаю мысли, что мистер Рич не понимает, что президент Буш просто проявил вежливость, правила которой предполагают, что человек, являющийся гостем на общественном мероприятии, может говорить далеко не все: о чем-то лучше промолчать, и все участники подобных мероприятий, как правило, проявляют готовность следовать этим негласным нормам поведения. Но как грубоватый мистер Уэбб, кажется, не понимает (или не хочет понимать) социальной важности такого рода сдержанности, так и господин Рич, приучивший себя игнорировать контекст политических и дипломатических высказываний президента, с легкостью отмахивается также и от контекста его социальных высказываний, если это дает ему лишнюю возможность сесть на своего последнего конька - оседлать назойливый дискурс намеков на неадекватное психическое состояние господина Буша.

Как и мистер Олберман, Рич "отметился" в недавнем прошлом как один из тех, кто принял активное участие в громкой кампании по обвинению президента Буша во "лжи". Как это понимать? Буш говорит правду, но находится в плену иллюзий или он относительно хорошо разбирается в реальности, но лжет? Здесь нужно определиться, поскольку оба предположения не могут быть верными: ведь человек, находящийся в плену иллюзий, не имеет нужды во лжи. Не замечая этого противоречия, мистер Олберман включает в свою тираду с привычными обвинениями Буша в "неадекватности" пассаж о "пятом важном уроке Вьетнама", который формулируется так: "Если вы ложью вовлекаете нас в войну, ваша война и ваше президентство неизбежно окажутся на свалке истории". Что касается мистера Рича, то он, по крайней мере, пытается сгладить противоречие между этими двумя несовместимыми объяснениями: он говорит, что раньше считал президента лжецом, но теперь думает, что Буш всегда был не вполне адекватен. Это объяснение задним числом заслуживало бы большего доверия, если бы не поддавалось двойственной интерпретации: либо Буш на раннем этапе своего президентства с неправдоподобной резкостью переключился со "лжи адекватного человека" на "правду неадекватного", либо дело в самом журналисте, который в нужный момент переключился на ту версию, которая представлялась ему более дискредитирующей. Единственная возможность, которую он не рассматривает, состоит в том, что объект его ожесточенной критики мог быть прав - хотя бы отчасти, если не во всем.

Не наивно ли воображать, что политические, военные или дипломатические высказывания являются (или должны быть) вполне искренним выражением мыслей и чувств говорящего, а не средством убеждения или, скажем, укрепления союзнических отношений? Но когда дело касается вышеупомянутых журналистов (и иже с ними), это не может быть просто наивностью. В их суждениях просматривается тенденциозное и вполне преднамеренное игнорирование базовых реальностей политической жизни, и, конечно, в подобной ситуации есть своя ирония: ведь это именно то, в чем они обвиняют президента Буша! Я говорю об этом не для того, чтобы, следуя их примеру, намекнуть, что в их лице мы имеем дело с душевнобольными, но лишь из желания напомнить, что язык массмедиа имеет больше общего с языком дипломатии и политики, чем это представляется некоторым журналистам. Правда - или, если вам так больше нравится, "реальность" - это не материальный объект, хотя для работника пера важно сохранять хотя бы смутное ощущение, что он "владеет" истиной, как можно владеть предметом. Чем больше газеты трезвонят о "реальности", тем более очевидным становится тот факт, что речь в таких случаях идет всего лишь о версии реальности, которую они хотят внедрить в общественное сознание в качестве истины в последней инстанции.

Разумеется, политики не могут вести себя иначе, в чем их не устают упрекать все, кому не лень, включая СМИ, являющиеся главными жертвами их неискренности и "изворотливости". Но современные массмедиа дошли в своем "развитии" до того, что не уступают по ангажированности самым прожженным политиканам - и это относится, к сожалению, даже к лучшим журналистам. Возьмем, к примеру, "дебаты", развернувшиеся в предрождественский период, когда публика занималась преимущественно шопингом: тут-то и развернулось обсуждение вопроса о том, можно ли считать беспорядки в Ираке гражданской войной. Чтобы понять смысл этих дебатов, нужно - как это часто бывает - вернуться в прошлое, в героическую для массмедиа эпоху 1960-х годов. Среди самых благородных подвигов СМИ - в их собственном триумфалистском восприятии - на одном из первых мест стоит завершение "незаконной и аморальной войны во Вьетнаме", конец которой, как предполагается, был положен легендарной фразой Уолтера Кронкайта, пришедшего в 1968 году к убеждению, что Америка "не в силах выиграть эту войну". Линдон Джонсон, как гласит популярное в журналистской среде предание, отреагировал на эту фразу восклицанием: "Все кончено! Потеряв Кронкайта, я потерял среднюю Америку", после чего вынужден был отказаться баллотироваться на второй срок и занялся вместо этого поисками путей к миру.

В этом году мистер Кронкайт попытался повторить свой сеанс магии, заявив, что он пришел к такому же выводу и по поводу Ирака. Но тут случилось нечто неожиданное. Представители прессы наверняка помнят, насколько авторитет Кронкайта зависел от того аргумента антивоенной пропаганды левых, что война во Вьетнаме переросла в гражданскую войну, исход которой был для Америки, в общем-то, безразличен; во всяком случае, она не была заинтересована в том или ином исходе этой войны настолько, чтобы жертвовать ради этого жизнями своих сыновей в дополнение к 20 000 погибших. Я оставляю в данном случае в стороне вопросы о том, было ли это утверждение правильным и действительно ли высказывание мистера Кронкайта имело те далеко идущие последствия, которые приписывает ему мифология массмедиа. Как и во многих других политических сферах, в сфере общественного сознания восприятие решает все, а в том восприятии истории, которое насаждалось средствами массовой информации, оба эти предположения (что война во Вьетнаме была незаконной и что она закончилась благодаря высказыванию Кронкайта) имеют статус твердо установленных фактов. Поэтому, снова столкнувшись с задачей вывода сражающихся за рубежом американских войск, массмедиа проявляют тенденцию подчеркивать каждую деталь, свидетельствующую о сходстве между Ираком и Вьетнамом, включая квалификацию обеих войн как гражданских.

Нынешняя фаза этих весьма односторонних дебатов началась, кажется, со статьи Эдварда Вонга в воскресном номере "The New York Times", в которой было сказано: "Политические лидеры и аналитики согласны в том, что военные действия в Ираке отвечают всем признакам стандартной дефиниции гражданской войны". Я не знал, что существует "стандартная дефиниция" гражданской войны, но допустим, что так оно и есть.

"Общая научная дефиниция, - продолжает мистер Вонг, - основывается на двух главных критериях. Первый заключается в том, что сражающиеся группы состоят из граждан одной страны и борются либо за контроль над политическим центром или над сепаратистским регионом, либо за радикальные изменения в политике. Второй критерий заключается в том, что в сражениях погибло в целом по меньшей мере 1000 человек, при том, что каждая из сторон потеряла не менее 100 человек".

Мистер Вонг сообщает, что, руководствуясь этой дефиницией, "американские профессора, специализирующиеся на изучении гражданских войн, говорят о наличии в их научном сообществе почти полного консенсуса относительно того, что война в Ираке подпадает под определение гражданской войны". Мало того, "многие ученые считают, что произошедшие в этой стране кровопролития создают предпосылки для того, чтобы считать войну в Ираке одной из самых ожесточенных гражданских войн за последние пятьдесят лет". Но профессорами и учеными дело не ограничивается. Мистер Вонг вносит свой вклад в науку, замечая, что "сражения последних дней - начиная с четверга, когда были произведены бомбардировки шиитского района Багдада, унесшие жизни более 200 человек, - подтверждают их выводы".

Признав, что некоторые ученые, например военный историк Джон Киган, высказавшийся по этому поводу в декабрьском номере журнала "Prospect", не согласны с тем, что ситуацию в Ираке следует квалифицировать как гражданскую войну, мистер Вонг приводит аргументы одного ученого, объясняющего, почему так важно нацепить этот ярлык на конфликт в Ираке.

"Почему нас должны заботить дефиниции, если мы все и без того согласны, что насилие неприемлемо? - задается вопросом Дэвид Д. Лейтин, профессор Станфордского университета. - Вот мой ответ: существует научное сообщество, изучающее гражданские войны и публикующее работы, в которых раскрывается их динамика и разъясняется, как они в большинстве случаев заканчиваются. Эти исследования представляют большую ценность для нашей национальной безопасности".

И, как повелось в последнее время, решающим оказывается аргумент от реальности. Если члены научного сообщества найдут наконец точное определение природы и характера этого конфликта, мы сможем использовать академическую науку по назначению - бросить на штурм непобедимые, хотя и нерегулярные профессорские войска и "разрулить ситуацию", к вящей пользе для "нашей национальной безопасности". О том, как высоки ставки в этой игре, можно судить по популярным телепрограммам: на следующий день после появления статьи Вонга в "The New York Times" Мэтт Лауэр объявил в своем шоу "Сегодня" (так, словно это была сенсационная новость, сама по себе заслуживающая самого пристального внимания), что мудрые говорящие головы из "NBC News" приняли судьбоносное решение называть события в Ираке гражданской войной. В вечернем выпуске "NBC Nightly News" Андреа Митчелл повторила: "Пока Вашингтон ищет ответы, насилие в Ираке, нарастающее по спирали, вышло из-под контроля. Сегодня программа "NBC News" присоединилась к другим крупнейшим новостным организациям, называющим события в Ираке гражданской войной". Сославшись на такую авторитетную фигуру, как вездесущий историк Майкл Бешлосс (постоянно мелькающий на телеэкране), миссис Митчелл добавила: "Сегодня администрация категорически возражает против того, чтобы новостные программы называли столкновения в Ираке гражданской войной. Многие эксперты говорят, что Белый дом исполнен решимости избегать этого термина, поскольку его употребление может снизить и без того невысокую общественную поддержку этой войны вообще и сохранения наших войск в Ираке в частности".

Медиапророки оживились, ощутив себя "субъектами истории", распоряжающимися судьбами мира. Кит Олберман, например, воспользовавшись ситуацией с лингвистическими баталиями на NBC и других каналах (уже получившими наименование "битвы определений"), с надеждой в голосе воскликнул: "Не настал ли "момент Уолтера Кронкайта" для войны в Ираке?" В следующую среду (29 ноября) стоящая на антивоенных позициях газета "The New York Times" опубликовала в качестве сенсационной новости большую статью под названием: "Буш отказывается называть ситуацию в Ираке гражданской войной", а также редакционную передовицу, в которой сказано следующее: "Сегодня трудно судить, кто больше оторван от реальности: президент Буш, продолжающий настаивать на том, что Ирак не скатился до состояния гражданской войны, или премьер-министр Нури Камаль аль-Малики, который, кажется, уверен, что американцы будет поддерживать его бесконечно". Неготовность администрации "признать" гипотезу о гражданской войне становится, таким образом, еще одним доказательством набившего оскомину утверждения, что она, будучи "не в ладах с реальностью", впала в состояние "клинической несознанки" (clinical "denial"); не сомневаюсь, что именно аргументы такого рода вдохновили Фрэнка Рича на полеты психиатрической фантазии, которым он предался несколько дней спустя.

Конечно, существует много причин, по которым можно считать, что война в Ираке потерпела "фиаско" (таково название недавно вышедшей книги Томаса Е. Рикса, посвященной этой проблеме); среди них не последнее место занимает формирование группы по изучению Ирака, которое лучше, чем любое высказывание Буша, показывает, что наш президент находится в живом контакте по меньшей мере с политической - если не военной - реальностью войны в Ираке. Доклад группы, опубликованный в начале декабря прошлого года, содержит ожидаемое заключение, подтверждающее версию СМИ, что и неудивительно, принимая во внимание ее партийный состав. Но следует иметь в виду, что это заключение призвано удовлетворить ожидания дипломатического истеблишмента, в то время как оптимистические заверения президента Буша рассчитаны на другую аудиторию; своя аудитория и у пустившихся в психиатрические изыскания массмедиа; словом, каждому свое. И именно это дает, на мой взгляд, основания усомниться в том, что ситуация настолько ужасна, - хотя бы потому, что не потерявшему ощущение реальности человеку трудно поверить в достоверность фантазий, роящихся в воображении наших массмедиа.

Источник:"The New Criterion"

Перевод Иосифа Фридмана