Самый русский писатель

Одиннадцатого апреля скончался известный американский писатель Курт Воннегут. Курт Воннегут ушел из жизни как раз в тот год, который в его родном городе Индианаполисе по иронии судьбы объявили Годом Курта Воннегута. "Неприличная честь для живого человека", - прокомментировал рвение властей сам Воннегут в одном из последних интервью. В СССР годов с шестидесятых книги К.Воннегута вошли в круг обязательного чтения интеллигенции и стали неотъемлемой частью советской-антисоветской культуры. "Курта Воннегута в Советской России переводили пачками. Еще бы - ведь он причислял себя к последователям Юджина Дебса, лидера Социалистической партии. Его любимой цитатой из Дебса была фраза: "Пока существует низший класс - я к нему отношусь, пока есть преступники - я один из них, пока хоть одна душа томится в тюрьме - я не свободен" ("Известия", "Колыбель для Воннегута", Софья Широкова).

Но книгами Воннегута зачитывалась как раз молодежь вольнодумствующая. "У нас Курт Воннегут стал "своим", "русским" писателем, и не в последнюю очередь благодаря прекрасным переводам Риты Райт-Ковалевой. А главное, он появился вовремя: "Механическое пианино" ("Утопия-14") - в 1967-м, "Колыбель для кошки" и "Бойня номер пять" - в 1970-м. Курт Воннегут вместе с битлами и оперой "Иисус Христос - суперзвезда" стал символом вольномыслия для поколения конца 1960-х. Они с религиозным трепетом приняли его игровую философию о гранфаллоне и карассе, мнимом и истинном единстве людей" ("Коммерсант", "Рядовой великий писатель", Лиза Новикова).

Алла Боссарт в статье "Курт, глава карасса" вспоминает: "Колыбель для кошки" на долгие годы стала моей любимой книгой. Ей тридцать семь лет, рваная, разброшюрованная, я ее читала раз двадцать. Тогда мы все были атеистами. До нас, фанов Воннегута, долго не доходило, что "Колыбель для кошки" - новейший завет, религия потерянного поколения, которым все мы стали со временем. Воннегут на всю жизнь остался романтиком. Романтиком-пессимистом, что, наверное, и пленило тогда нас, кухонных антисоветчиков". Отсылая нас к современности, Боссарт подводит итог: "Я скажу вам, почему молодежь тащится от Мураками. Они не читали Воннегата (ута). Ваш любимый Мураками подхватил интонацию. Интонация - великое дело. А мы паразитируем и думаем: ах, какие мы крутые, ироничные ребята. А Мураками - вот такой Воннегут для бедных. Поздравляю". И под занавес завет потомкам: "Дети мои, читайте Воннегута. Ручаюсь: будете плакать от смеха".

Книги Курта Воннегута воспринимались по большей части как антисоветские - восхищали свободомыслие, ирония, но вместе с тем и никак не проамериканские, что в ситуации холодной войны не сбивало рядового читателя с толку. "Роман "Бойня #5" был признан антиамериканским и попал в США в список вредных книг (1969). "Бойню..." изымали из библиотек и сжигали на кострах. Демократия, такие дела", - поясняет Алла Боссарт.

Да и в нынешней ситуации, почти уже тотальной "дружбы" с Америкой, критическое отношение Воннегута ко многим аспектам американской политики может многим импонировать. Иные даже готовы провозгласить, что "родины как таковой у него и не было. Зато был последний сборник эссе под называнием "Человек без родины" ("A Man Without a Country"), вышедший два года назад в издательстве "Seven Stories Press", где он в неподражаемо ироничной и непримиримо добродушной манере высмеял невежество и инфантилизм политики Джорджа Буша. Два года назад он написал для "In These Times" прогноз на будущее для всего человечества под названием "Конец близок". После чего похоронил своего литературного альтер эго - неоцененного писателя-фантаста Килгора Траута: "Траут покончил с собой, выпив бытовую химию "Драно" в полночь 15 октября в Когосе, штат Нью-Йорк. Это случилось после того, как женщина-медиум, используя карты таро, предсказала, что стихийное бедствие по имени Дж.Буш будет снова избран президентом сильнейшей нации планеты по решению Верховного суда большинством голосов" ("Время новостей", "Он старался", Наталия Бабинцева).

Убрать бы еще из цитаты "сильнейшую нацию планеты" или, например, приставить к ней невзначай какое-нибудь "псевдо" - и у Воннегута появился бы вполне реальный шанс попасть в сегодняшние учебники русской литературы.

Но Воннегута этот вопрос уже вряд ли коснется, его занимали все же проблемы другого порядка. Известно, например, что самым полезным делом своей жизни он считал не свою литературную деятельность, а преподавание в школе для умственно отсталых детей.

"На протяжении всей своей творческой карьеры Воннегут выступал с позиций социального критика, остроумно отображая в произведениях абсурд войны и человеческой разобщенности, неоднозначность научного подхода в познании" ("Новые известия", "Неудачное падение Воннегута - причина смерти").

"Воннегут был рыцарем свободной и ироничной мысли. В новейшую эпоху с ее прагматизмом и недостатком пассионарности автор "Бойни" оставался одиноким апостолом высокой контркультуры" ("Газета", "Не стало рыцаря свободной мысли", Кирилл Решетников).

Возможно, именно этот привычный для русской литературы образ писателя-апостола сделал Воннегута столь близким нашей культуре. Но Воннегут - апостол века ХХ, в нашей традиции апостол юродствующий. "Ему так и не дали Нобелевскую премию, и это хорошо, что ему ее не дали. Разгильдяям не положено давать Нобелевскую премию, это вредит их карме. А Курт Воннегут-младший был большим разгильдяем, может быть, самым великим из тех, кто приходил в этот дураковатый, в общем-то, мир... Но велик он был, естественно, не потому, что рисовал задницы. В сущности, всю свою жизнь он занимался только одним - препарировал человеческую сущность. Вот результаты ему не очень нравились, поэтому приходилось прятаться за иронией, которой он владел блестяще. Однажды на съезде психиатров он заявил: "Я буду говорить смешно, причем зачастую в самых страшных ситуациях". Отсюда и его фирменный "воннегутовский" коктейль из фатализма, черного юмора, жесточайшего пессимизма и удивительной, детской доброты. Этот коктейль как-то удивительно точно лег на мироощущение людей с одной шестой суши, которые любили его едва ли не больше, чем соотечественники. Он был фантастическим писателем во всех смыслах этого слова, одним из тех, кто сделал фантастику большой литературой" ("Газета.ru", "Курт сейчас на небесах").

В беседе на радио "Свобода" Петр Вайль так объясняет небывалую популярность Воннегута в Советской России: "Хорошие слова были заняты. "Дружба" - народов. "Любовь" - к родине. "Ум", "честь", "совесть" - понятно кто. Поневоле перейдешь на иностранный. Воннегут прославлял торжество неформальных отношений. Ничего нового тут, понятно, нет, но надо же было найти красивые слова и образы. Он нашел, и в жаргон образованной прослойки вошел "карасс". Мы-то, честно говоря, думали, что Воннегут - наш. И что мы одни его по-настоящему понимали, и что нигде он так не популярен и не любим, как в России. К счастью, нет. Курт Воннегут, несомненно, входит в число знаменитейших американских писателей ХХ века. И это справедливо".

Но, по мнению Петра Вайля, ситуация не столь уж лучезарная. "Десятилетия два, если не три, ясно: Воннегут принадлежит больше истории литературы, чем самой литературе. Иными словами, Воннегута уже мало читают, и дальше читать будут только специалисты. У Воннегута все получалось ненатужно и легко. Смешно и весело. Гротескно и иронично. А это было одним из важнейших открытий той оттепели: о серьезном необязательно в черном костюме и два часа до хрипоты. Но стилистически гротеск и ирония - тупиковы. Они, если не вырываются на просторы подлинного юмора - не чувства юмора, а юмора как философии жизни, - замыкаются на себе, превращаются в утомительный прием. Все это произошло с Куртом Воннегутом".

Однако Петр Вайль, знакомый с Воннегутом лично, оговаривается: "Но замечательно, что он был не только писатель, но хороший и благородный человек. Например, он выступал за освобождение академика Сахарова (Радио "Свобода", 15 апреля 2007 года, "Прощание с Воннегутом", Петр Вайль).

Возможно, и поэтому, независимо ни отчего, для нас Курт Воннегут остается "тем самым автором, по которому можно "настраивать" собственный внутренний мир - без излишних иллюзий и без чрезмерного цинизма. Он никогда не утруждал себя прямой пропагандой высших ценностей, но всегда знал, что таковые существуют" ("Коммерсант", "Рядовой великий писатель", Лиза Новикова).

       
Print version Распечатать