Выбор книги для чтения бывает обусловлен самонадеянностью, зачастую ничем не оправданной. В случае моего решения взяться за "Гарри Поттера и Дары смерти" ситуация усугублялась еще и тем, что я не читал ни одной книги Роулинг, и это позволило мне с радостью вообразить себя девственником по части Гарри Поттера. Почему с радостью? Потому что в таком деле, как чтение, бывает полезно отстраниться от толпы - тем более такой огромной, как толпа читателей "Гарри Поттера", которая млеет от восторга, насыщаясь из общей кормушки.

Как бы то ни было, появление последней части "Гарри Поттера" - событие столь заметное, что было бы глупо делать вид, что оно нас не касается. Кроме того, эта книга с такой яркостью демонстрирует особенности нашего читательского поведения, что ее игнорирование было бы крупным культурным упущением. Если возникла большая суматоха, не естественно ли для разумного существа сделать попытку разобраться, в чем там дело? Если все общество стоит на ушах в связи с каким-то феноменом - на этот раз книгой, - то, отказываясь с ним ознакомиться, мы рискуем упустить шанс узнать об этом обществе нечто важное.

Бурная массовая реакция на книгу - явление не новое и не всегда благотворное. Мусульманский мир угрожающе сплотился в связи с "Сатанинскими стихами". "Код да Винчи" умело сыграл на глобальном увлечении идеями конспирологического толка и, по мнению многих, "ниспроверг" Библию. Во времена Опры, книжных клубов и сайта Amazon, через который можно, нажав на клавишу, заказать чуть ли не любую новую книгу, легче, чем когда-либо, поддаться внушению. Имея такую книготорговую фирму, как "Barnes & Noble", Америка может считаться не только государством среднего класса, но и страной среднего читателя, в которой книги ценятся не только в связи с их содержанием, но также в качестве аксессуаров. И "Гарри Поттер" стал, судя по всему, самым модным аксессуаром такого рода.

Поэтому я с чувством обреченности купил "Гарри Поттера" в Международном аэропорту Сан-Франциско - к очевидному удовлетворению продавца книжного отдела - и пронес его на борт летевшего в Нью-Йорк самолета в качестве дополнительной ручной клади. В самолете дух толпы проявил себя со всей очевидностью. Человек в переднем ряду жадно читал эту же книгу, стремительно приближаясь к концу тома. Женщина, сидевшая слева от меня, одобрительно причмокнула, когда увидела, что я читаю. Стюардесса, предлагавшая напитки, воскликнула: "О, Гарри Поттер!" - и улыбнулась. Справедливости ради следует добавить, что я, кажется, поймал на себе взгляд одного пожилого брюзги, выражавший осуждение (или, как предпочитает говорить миссис Роулинг, "неодобрение"), но, может быть, мне это только показалось.

Едва приступив к чтению, я понял, что моя поттерианская невинность была иллюзией. Будучи отцом восьмилетнего мальчика, я, конечно, смотрел фильмы, снятые по предыдущим томам "Гарри Поттера". Так что персонажи оказались моими старыми знакомыми, и хотя я "подключился" только на седьмом - и последнем - этапе развития событий, мне редко приходилось недоумевать по поводу мотивов действий героев или смысла сказанных ими фраз. Когда девочка по имени Гермиона произнесла: "Wingardium leviosa" - заклинание на псевдолатинском языке, заставляющее предмет внимания подняться в воздух, - я сразу сообразил, чт о она имеет в виду, поскольку год назад видел, как она делала то же самое в одном рекламном ролике. Чуть позже, когда я встретился с заклинанием: "Expelliarmus!" - на этот раз произнесенным Гарри Поттером, - мне достаточно было повернуть голову и задать соответствующий вопрос своему сыну. ("Это способ заставить волшебную палочку твоего противника взлететь в воздух", - объяснил он, указав вытянутой рукой в направлении книжной полки и выкрикнув волшебное слово).

Конечно, я проявил прискорбную леность, обратившись к сыну за разъяснением: мог бы и сам догадаться, продолжив чтение и сопоставив кое-какие моменты. Но дело в том, что лень - это тема, которая постоянно актуализируется по мере чтения "Гарри Поттера". Начиная примерно с четвертой книги тома выходили параллельно с телеверсиями этой истории, и самый факт их сосуществования должен был, как мне представляется, нанести ущерб тексту и уменьшить количество его читателей. Однажды выведенные на экран, такие персонажи, как Гарри, Рон, Гермиона, Дамблдор, Хагрид, Вольдеморт, превращаются из продуктов чистого воображения, контуры которых варьировались у различных читателей, в совершенно конкретные образы. Теперь в головах всех детей присутствует совершенно одинаковый Гарри Поттер.

С того времени, когда - в 2001 году - на экраны вышел фильм "Гарри Поттер и философский камень" (его показывали и в кинотеатре рядом с нашим домом), мы перешли из категории читателей в категорию потребителей Гарри Поттера. Нетрудно заметить, что это, в свою очередь, оказало воздействие и на саму миссис Роулинг: "Дары смерти" читаются не столько как роман, сколько как сценарий следующего фильма. По сути, это беспрецедентный литературный эксперимент. Фильмы и раньше замещали собой книги (по крайней мере, отчасти): теперь уже нельзя читать "Лолиту", не имея в виду Джеймса Мейсона, или "Тома Джонса", не представляя себе при этом Альберта Финли. Но это были отдельные книги, написанные без обратного, "интерактивного" воздействия. В случае же с Гарри Поттером мы имеем дело с двойной жизнью литературного воображения: каждая книга сопровождается кинематографическим вариантом, и один жанр неизбежно влияет на наше восприятие другого жанра.

Прочитав только последний роман цикла, я готов считать (может быть, необоснованно), что качество письма миссис Роулинг осталось на том же уровне, что и в начале повествования; если это так, то приходится признать, что ее проза уступает фильмам. Не может быть никаких сомнений в нарративном мастерстве Роулинг: в ее истории нет пробуксовки, на каждой странице что-то случается. Но, как многие уже заметили, это проза невысокого качества, в ней много вызывающих раздражение диссонансов, включая ту же школьную латынь, призванную пустить пыль в глаза неискушенному читателю. Раздражают и придуманные писательницей имена героев. Диккенс был мастером игры с намеренно "трудными", неудобопроизносимыми именами - Чезлвит, Полкинхорн и т.п., - но он знал, где провести черту. Он выбрал для человека по фамилии Кретчит имя Боб, а не Казимир или Кристофоро. Что же касается имен, фигурирующих в книгах Роулинг, то они чрезмерно "говорящие" и "измышленные": чего стоит хотя бы несуразный и режущий ухо Дедалус Диггль. (Вообще говоря, из всех имен, встречающихся у Диккенса, лишь одно представляется мне неудачным - имя Гонория Дедлок в "Холодном доме". И как раз это имя прекрасно вписалось бы в мир Роулинг).

Но, как бы то ни было, мы имеем поколение, выросшее на "Гарри Поттере". Возможно, мы, сами того не заметив, вступили в пост-поттерианскую эру культуры. Через пять - десять лет юноши и девушки, чье детство прошло под знаком Гарри Поттера, составят костяк нашего общества. Они были малышами, когда вышла первая книга серии, и закончили школу одновременно с выходом ее седьмого тома. (Я исхожу из предположения, что миссис Роулинг действительно больше не вернется к своим персонажам, хотя в приторно-сентиментальном Эпилоге к "Дарам смерти" есть намеки на то, что она может вновь подхватить выпущенную из рук нить повествования, сделав его героями следующее поколение учеников Хогвартса).

Некоторые задаются вопросом: что нам делать - горевать или радоваться - в связи с тем, что нам придется жить в мире, обитатели которого восприняли в детстве уроки морали из манихейского мира "Гарри Поттера"? Я думаю, что эти опасения сильно преувеличены. Во-первых, за книгами последовали фильмы, которые, как это часто бывает при экранизации, придали повествованию Роулинг черты чистой развлекаловки, отстраняющей зрителей от черно-белой - прежде всего в моральном отношении - картины мира, которая может возникнуть при индивидуальном чтении текста.

Во-вторых, кинематограф забрал эту историю из рук детей и подростков и сделал ее достоянием людей всех возрастов. Из саги, сплачивающей определенное поколение на основе специфических ценностей, история о Гарри Поттере превратилась в объект внимания всех поколений, что выветрило из нее морально-аллегорический запал. (В качестве предмета коллективной одержимости она, конечно, более влиятельна и поучительна, чем "Американский идол", а Гарри Поттер - лучший образец для подражания, чем Санджая Малакар). [Имеется в виду нашумевшая история с мальчиком, американцем индийского происхождения, который неожиданно для всех добился феноменального успеха в программе "Американский идол" (аналог российской "Фабрики звезд"). - Прим. перев.]

Кроме всего прочего, книги о Гарри Поттере удовлетворяют определенные эстетические запросы молодежи, а именно - потребность в длинном, разветвленном повествовании. Есть некое чистое удовольствие в том, чтобы погрузиться в океан слов в эпоху, когда даже самые крупные газеты, поддаваясь давлению извне, делают свои материалы все короче и короче. Толстые книги, с их "долгоиграющим" повествованием, - прекрасный противовес тенденции к рассеиванию внимания, которая стала бичом нашей визуализирующейся, становящейся все более "клиповой" культуры, которая оказывает на молодежь сильнейшее воздействие (с непредсказуемыми последствиями). Я отношусь к числу тех взрослых "воображал", которые предпочли бы, чтобы она формировалась под влиянием повествований, характерных для Марселя Пруста или Энтони Пауэлла. Смею предположить, что если бы я был на тридцать лет моложе, меня засосал бы мир Гарри Поттера - фантастическое место, где действуют мальчики и девочки, с которыми ты с удовольствием сидел бы за одной партой.

Источник: "The Wall Street Journal"

Перевод Иосифа Фридмана