В дегустационном зале магазина "Массандра - Легенды Крыма" состоялось очередное заседание Крымского клуба, на котором присутствовали и читали свои посвященные Крыму тексты поэты В.Строчков, М.Сухотин, Е.Сабуров, прозаик И.Левшин и др. Был показан шутливый фильм Рафаэля Левчина (проживающего ныне в Чикаго) в постмодернистском духе, основную мысль которого можно сформулировать так: всегда и везде, все, что нас окружает, - это старый добрый Крым.

Тема дискуссии была обозначена как "Крымский текст в русской культуре". На протяжении двенадцати лет своего существования Крымский клуб неоднократно посвящал свои собрания теме Крыма в русской литературе и искусстве, но на этот раз речь шла именно о "крымском тексте", тексте как последовательном развитии конкретного мифа, с постоянным возвращением к изначально заложенному в нем ядру, т.е. своеобразном "сверхтексте", саморефлексирующем, самоцитирующем и принципиально незавершенном. Разработкой понятия "крымского текста" (по стопам В.Н.Топорова, который, как известно, ввел термин "петербургский текст") уже много лет занимается Александр Люсый. В 2003 году в издательстве "Алетейя" была выпущена его книга "Крымский текст в русской литературе", а в 2006 году в Пушкинском доме была проведена международная конференция с одноименным названием. Поводом к дискуссии послужил выход новой книги А.Люсого "Наследие Крыма".

В основу "крымского текста", по мысли Люсого, легла поэма Семена Боброва "Таврида или мой летний день в Таврическом Херсоните" (1798), построенная на замкнутой в себе легенде о Тавриде: там, где не было ничего, возник город. Далее этот же миф поддержали Пушкин, Вяземский и пр. Символисты, в свою очередь, с позиций ницшеанства занимались в рамках этого мифа уже пушкиноискательством.

Но в каком виде литературное бытование мифа о Крыме вошло в русскую культуру в целом, какое нашло в ней преломление? А главное, что такое "крымский текст", т.е. устойчивый миф о Крыме сегодня, существует ли он вообще? На эти вопросы и попытались ответить участники Крымского клуба, объединившего специалистов разного профиля, родившихся или когда-то живших в Крыму.

За таким произведением, как "Таврида" Семена Боброва, усматриваются и определенные исторические реалии: екатерининская эпоха, проект обретения Византии, который впоследствии ограничился Украиной. Ведь потемкинский Крым для России изначально мыслился как часть византийского проекта, проекта длительного и в результате проигрышного. До сих пор крымская история Потемкина так и не была описана должным образом. По словам переводчика современной украинской прозы Анны Бражкиной, "историческая память о постекатерининской эпохе в Крыму почти что была уничтожена. А ведь для нашего возрождающегося имперского сознания это актуально именно сегодня". "Крымский текст, - считает А.Бражкина, - актуален именно как екатериненско-потемкинский, это было бы возвращением в горизонт неовизантийского проекта". Вспомним, что, по сути, тексты Семена Боброва или, например, "Энеида" Ивана Котляревского, написанная специально для черноморских казаков (впервые на их языке), являлись частью масштабной имперской пиар-кампании по расширению границ.

Но Крым входил не только в российский имперский миф, он являлся и одной из составляющих мифа о Римской, а потом и Византийской империях, принадлежал так называемой Трапезундской империи. История Крыма показывает, что на протяжении своего существования полуостров принадлежал то одной великой империи, то другой, всегда находясь при этом в маргинальном положении далекой окраины. Керчь, как известно, входит в десятку самых старых городов мира, наряду с Иерусалимом и Вавилоном. Одно время, кстати, Крым хотели сделать еврейской автономной республикой, и несколько американских организаций выделили на это предприятие немало средств. Евреи начали было переселяться, но советское правительство, получив деньги, надобности в создании республики уже не ощущало.

Несомненно, имперскую связь с Крымом несложно проследить, она длилась веками. Но интересен и другой вопрос: насколько нам близок Крым на уровне бытовом? Какой была наша не идеологическая, а сердечная привязанность к Крыму и осталась ли она сегодня? Как известно, в Париже рядом с Монмартром есть Севастопольский бульвар, который хранит воспоминания французов о Крымской войне. В Москве, в свою очередь, есть Нахимовский и Балаклавский проспекты, Крымский мост, в конце концов. И все же не очень понятно, с чем конкретно они ассоциируются у горожан. Что их отличает от многих других улиц, которым в советские времена давали названия в честь городов, входящих в состав СССР (ведь такая практика была широко распространена).

Десятилетиями наше представление о Крыме было связано с укоренившимся стереотипом о существующем отдыхе в советское время. Ведь куда, кроме Крыма да Сочи, мог уехать советский человек? Была, конечно, и другая альтернатива отдыха - например, Прибалтика, но Россия всегда тяготела к человеческому морю. Крым, свобода, развлечения, звезды кино, гуляющие по набережной Ялты, - все это, безусловно, являлось единым понятием "отдых". Кстати, известно, что несколько тысяч выживших блокадников из научных кругов после окончания войны были переселены в Ялту, климат которой, по общему мнению, творил чудеса.

Но в России ХХ века была и другая составляющая крымского мифа. Крым являлся симулякром свободы для тех, кто по той или иной причине не вписывался в жизнь системы.

Кстати, Крым принимал и не только так называемых несогласных. Например, по рассказам куратора и ведущего Крымского клуба Игоря Сида, в Крыму, в Алупке, после истории с Павликом Морозовым поселилась его мать, видимо, все же чувствовавшая потребность в уединении. В Крыму она стала писательницей и просвещала советских пионеров, которые устраивали к ней в Крым паломнические походы. Получается, что, несмотря на имперские претензии Москвы-Петербурга, Крым на деле как раз стал оплотом свободы, возможно, именно благодаря своему географическому положению, экологическим условиям. Не столица и не захолустье, а именно Крым представлял собой альтернативный образ жизни. Прежде всего, мы обязаны этим принадлежности Крыма к Средиземноморью. Будучи провинцией средиземноморской системы, он неминуемо входит и в средиземноморскую культуру. Для россиян Крым всегда являлся единственной возможностью к этой культуре приобщиться, знакомил их с античной цивилизацией. Даже подводный мир крымского берега до сих пор хранит внушительное количество культурных древностей, которые под водой, как известно, сохраняются гораздо лучше, чем на суше (это не Красное море со всеми его красотами, это, прежде всего, культурное наследие). Например, именно с Крыма началось российское византиноведение. Если говорить об архитектуре Крыма, то наибольшую ценность представляет собой крымский романтизм, начатый построением Алупки и продолженный Серебряным веком, романтизм, по сути своей, абсолютно классичный; на территории России памятников, выполненных в таком стиле, к сожалению, осталось немного.

Крым давал российской интеллигенции возможность приобщиться к средиземноморскому образу жизни. Веранды, увитые виноградом, неутепленные дома, и, главное, разгуливай себе "в чем мать родила". Одни из самых светлых и радостных советских фильмов были сняты именно в Крыму. "Для советского человека, - вспоминает культуролог В.П.Шестаков, - Крым являлся возможностью побыть в дородовом состоянии, был чем-то вроде потерянного рая".

Немаловажен и другой фактор. Даже в советское время в Крыму оставался разнообразнейший этнический замес - греческие поселения, итальянские, татарские. В советское время мы были лишены всего этого общения. Как ни странно, такое мирное сосуществование разных национальностей для Крыма было совершенно органичным. По словам культуролога, профессора РГГУ Игоря Яковенко, "именно в Крыму советский интеллигентный человек мог получить это "другое" многонациональное общение. Представление о Крыме было всегда несколько шире всех имперских амбиций. Крым являлся настоящим полюсным миром. Он и до сих пор сохраняет это полюсное сознание".

Возможно, сейчас более актуально звучит другая постановка вопроса - крымский миф на Украине. Нынешняя украинская политическая обстановка в полной мере показывает, что государство Украина является непростым соединением Галиции, Малороссии и Новороссии, - до недавнего времени ей самой это было не очень понятно. И Крым, как никакая другая часть, может ей об этом напомнить, взять хотя бы изгнание натовцев из Крыма - без сомнения, центральное событие прошлого года.

Как ни странно, пока можно говорить только о "крымском тексте" в русской литературе, в украинской такого понятия еще не существует. Но, поскольку уже шестнадцать лет как Крым принадлежит Украине (к сожалению, пока только в качестве неудобного пасынка), появление "крымского текста", наверное, можно ожидать и там. Каким он будет, остается только гадать.

Крым нуждается в устойчивом мифе, который еще должен быть создан. Крымский полуостров всегда оставался окраиной непонятно какой империи. Возможно, в этом и заключается дух и прелесть Крыма - вы попадаете в никуда, на окраину, которая расположена нигде, и здесь вы наконец находите свой "затерянный рай". Образ "затерянного рая", по общему мнению экспертов, был бы для Крыма идеальным мифом, мощнейшим архетипом. Вот только этот рай разжигал имперские амбиции слишком уж многих держав. Есть ли надежда, что ситуация изменится именно в ХХI веке?

В качестве иллюстрации к статье использована репродукция картины Исаака Левитана "Берег моря. Крым" (1886)