Любовь и Ненависть Уильяма Блейка

В длинном ряду эксцентриков, чудаков, одиночек, коими столь богата английская история искусства, Уильям Блейк (1757-1827) по праву может занять первое место. Он был поэтом, художником, философом, визионером, мифотворцем и странным человеком. И все смысловое богатство его картин и графических работ можно понять только в контексте всего его творчества и биографии.

Уильям Блейк родился 28 ноября 1757 года в Лондоне, в семье небогатого галантерейщика. Рисовать и писать стихи он начал еще в раннем детстве. Материальная поддержка отца позволила ему поступить учеником в одну из лондонских гравировальных мастерских, а потом в только что основанную школу при лондонской Королевской академии. В возрасте двадцати четырех лет он женился на простой девушке Кэтрин Бучер и мирно и бездетно прожил с ней вплоть до смерти. Жизнь его протекала в каждодневном упорном труде, в бесконечных поисках заработка и в столь же бесконечных тяжбах с издателями и покровителями, часть которых искренне стремилась помочь его таланту, а часть - извлечь из него материальную выгоду. Эти тяжбы принесли ему мало пользы: в последний период жизни Блейк с женой существовали на грани нищеты. Такова внешняя сторона жизни Уильяма Блейка; что же касается внутренней, то тут дело обстояло сложнее.

Блейк был прежде всего протагонист духовного обновления мира, уже отравленного, как он считал, материализмом технической цивилизации.

Пока не иссякла духовная сила
И в небе трубят и ликуют архангелы,
Мы - строители Иерусалима
В нашей старой и доброй Англии.

Эти строки из поэмы Блейка, переложенные на музыку, вот уже двести лет распеваются как часть литургии в протестантских соборах Великобритании. "Духовная сила" не иссякала в английской ментальности со времен жесткого пуританства. Догматы католической церкви были поколеблены, сама правомерность их поставлена под вопрос, и внутри протестантизма поиски этой духовности шли в самых разных направлениях: англиканство, лютеранство, кальвинизм, пресбитерианство, не говоря уже о многочисленных сектах (в Англии в то время их насчитывалось более пятидесяти) и вольных проповедниках, так называемых проповедниках на полях, толкующих Священное Писание кто во что горазд. В английском искусстве такие поиски духовного нашли свое наивысшее выражение в творчестве Уильяма Блейка.

Блейк был глубоко верующим христианином. Перед тем как начать работу, он, как средневековые монахи, становился на колени и молился; как-то он спросил жену: "Что мы должны делать, Кэт, когда видение покидает нас?" "Становиться на колени и молиться", - отвечала верная Кэт. Однако Блейк не принимал ортодоксального христианства. Он считал, что религия едина, и черпал вдохновение как в Библии, так и в буддийских легендах, и в философии неоплатонизма, в поэзии Данте и Мильтона, в откровениях великих мистиков прошлого - Парацельса, Якова Боме и особенно Сведенборга. В 1788 году он и Кэтрин присоединились к основанной тогда в Лондоне церкви Нового Иерусалима, исповедующей учение великого шведского мистика. Но главным стимулом и источником творчества Блейка было его собственное визионерство. Об этом свидетельствуют многие факты (или легенды) его биографии.

С раннего детства Уильяма посещали видения. Когда ему было восемь лет, он увидел дерево и ангелов на нем, за что чуть не был наказан своим любящим, но более рационально мыслящим отцом.

Когда Уильяму исполнилось четырнадцать, его решили отдать в обучение к придворному граверу Рейналдсу. Лицо этого мастера ему не понравилось. Он пришел к отцу и сказал, что, как ему кажется, этого человека повесят. Через 20 лет Рейналдс был повешен за подделку чеков. Огромное влияние на творчество Блейка оказала духовная близость со старшим братом Робертом, тоже художником. Роберт был для него нянькой, учителем, наставником, а когда он умер в возрасте двадцати лет от туберкулеза, то дух его стал являться Уильяму во сне. Он открывал ему новые миры, диктовал замыслы поэм и картин и даже научил его новой технике гравюры, впоследствии прославившей Блейка. Причем Роберт был для него не единственным потусторонним авторитетом. Как-то в споре Блейк стал утверждать, что Микеланджело писал ангелов лучше, чем Рафаэль, и хотя сам он не видел картин Микеланджело, но об этом сообщил ему друг, который не может ошибаться. На вопрос, кто же этот друг, Блейк ответил просто: архангел Михаил. Такая непосредственная связь с миром истин давала ему внутреннюю опору, сообщала глубокую убежденность в своих идеях, но она же делала его аутсайдером в области как творчества, так и социальной жизни.

Некоторые современники считали его блаженным и просто сумасшедшим, немногие видели в нем гения и помогали ему материально. Было ли его визионерство психической аномалией или обостренной до крайности восприимчивостью художника (что тоже граничит с аномалией), которую принято называть ясновидением? Многое говорит в пользу последнего.

Блейк начинал в духе своего времени как художник-классицист, но сразу же внес в этот рационалистический стиль духовную напряженность и эмоциональную экзальтацию своих мистических откровений. В его работах действуют не античные боги и герои Эллады, а некие космические силы, принимающие облик то библейских пророков, то апокалиптических зверей, то персонажей Мильтона и Данте или существ, не известных ни по каким литературным источникам. Он, подобно Рихарду Вагнеру, создавал собственную мифологию.

Согласно Блейку, наш мир возник и существует в результате борьбы противоположностей: "Без противоположностей, - писал он, - нет прогресса. Притяжение и Отталкивание, Разум и Энергия, Любовь и Ненависть - все это есть необходимые части существования Человека". Такие абстрактные категории персонифицируются Блейком в целый пантеон его собственных богов. Урисен, похожий в его гравюрах на микеланджеловского Бога-отца, - это Первоначало или Первосвященник - материя абстрактная и хаотическая; Лос и Эйнитремон - воплощения мужского и женского начал, и от их союза рождается Орк - носитель революционной энергии и прогресса. Для Блейка Орк - это еще и прообраз художника, ибо именно он приводит в движение первоначальный хаос, придавая ему законченную форму. А следовательно, не церковь и не жрец, а художник и творчество являются прямыми посредниками между землей и небом, человеком и Богом, способными проникать в бездонные глубины мира потустороннего. "Только духовное реально, - писал Блейк, - а то, что называют телесным... есть обман... Мой мир - мир воображения, а на мир бренности и тщеты я не обращаю внимания".

Он не был большим живописцем. Многие его картины похожи на раскрашенные рисунки. Энергетической квинтэссенцией выразительности он считал острую связующую линию. В его картинах, как и в графических работах, линеарное переплетение контуров фигур, иногда почти бесплотных, иногда по-микеланджеловски телесных и героических, складывается то в вихревое движение космических катаклизмов (как в сценах Апокалипсиса, Дантова ада, сотворения мира библейским Богом или Урисеном из собственной его мифологии), то в элегии любви и надежд (как в сценах воскресения мертвых или сотворения Евы).

Как правило, Блейк писал не с натуры, а только то, что открывалось его духовному зрению. Так, однажды, как он рассказывал одному своему другу, он писал "с натуры" библейского царя Саула, явившегося ему в доспехах и шлеме такой своеобразной конструкции, что Блейк не смог его правильно нарисовать, и только когда через несколько месяцев Саул снизошел позировать ему еще раз, он смог закончить рисунок шлема. Другой его друг, некто Джон Верли, сохранил для нас еще один похожий эпизод.

"Однажды вечером я забежал в Блейку и нашел его в крайне возбужденном состоянии. Он сказал, что видел удивительную вещь - дух мухи! "И вы нарисовали его?" - спросил я. "Я хотел, и я нарисую, если он явится мне опять". Дух явился, и Блейк запечатлел его в одном из своих рисунков. Это нечто бессмысленно-энергичное, въедливое, назойливое, вертлявое - существо, в котором качества человека и насекомого сплавились в какое-то непостижимое тождество. Пожалуй, только в персонажах Гоголя можно увидеть такие одновременно гротескно-фантастические и убедительно-реальные характеры.

В откровениях Сведенборга, к церкви которого Блейк принадлежал, его больше всего привлекали два момента: что каждый человек, независимо от вероисповедания, может спастись и что видимая оболочка вещей скрывает их божественную сущность, доступную прозрению художника, к какой бы эпохе или цивилизации он ни принадлежал. Для Блейка не существовало разных искусств: искусство, как и религия, берет начало в одном источнике. Античность, которую обожествила эпоха классицизма, представлялась ему лишь отражением открытых еще до нее и частично утраченных форм египетского и даже древнееврейского искусства, описание которых сохранилось в Ветхом Завете. В эпоху великих революций - французской социальной, английской индустриальной, американской освободительной - Блейк поднял знамя пророков и мистиков прошлого и пронес его через все свое материалистическое время.

Блейк не принимал техническую цивилизацию своего времени, считая механическое воспроизводство причиной упадка духовной культуры, и в качестве противовеса этому упадку провозглашал ручной труд. Книги своих поэм он делал от руки, украшая поля рисунками, так что изображение становилось частью каллиграфии, вписываясь в узорочье рукописного текста. Так создавали свои манускрипты средневековые мастера. Этому духовидцу было чуждо и враждебно научно-материалистическое мировоззрение его времени - эпохи Просвещения. К 1795 году относится его цветная гравюра "Ньютон": могучая обнаженная фигура мыслителя, измеряющего что-то циркулем на развернутом у его ног свитке. Недавно, отлитая в бронзу, эта фигура украсила двор нового здания библиотеки Британского музея. В наше время она стала символом величия научной мысли. Но сам Блейк снабдил гравюру следующим примечанием: "Тот, кто видит бесконечность во всех вещах, видит Бога. Тот, кто видит только рациональное, видит исключительно себя". Очевидно, для него смысл этого изображения был диаметрально противоположным современному: бессмысленно пытаться измерить неизмеримое.

Путеводной звездой его духовной жизни был созданный им самим Орк - дух мятежа и прогресса, стимулирующий развитие не только искусства, но и социальной жизни. Ему были близки идеи Французской революции, ибо он верил, что, перенесенные на английскую почву, они могли бы облегчить здесь участь рабочего люда, что в хаос неорганизованной жизни они внесли бы какой-то социальный порядок. В своих "Книгах Пророка" Блейк приветствовал борьбу за независимость Соединенных Штатов, а во время войны с Наполеоном чуть не угодил в тюрьму за непатриотические высказывания. Он принадлежал к очень распространенному в английской культуре парадоксальному типу "консерватора-революционера", к типу художника, смотрящего вперед и одновременно оглядывающегося назад (к этому можно причислить многих крупнейших английских мастеров; таковыми были Уильям Тернер, многие прерафаэлиты, Фредерик Уоттс, а в более поздние времена Стенли Спенсер и Генри Мур). Влияние Блейка на последующее развитие английской культуры было огромно. Его устремленность в высокие сферы духовного взяло на вооружение движение прерафаэлитов, его линеарный стиль во многом предвосхитил эпоху Ар Нуво, получившую наиболее яркое выражение в творчестве Обри Бердслея, в своем обращении к ручному труду он оказался прямым предтечей движения за обновление искусство и ремесел, начатое Уильямом Моррисом и перекинувшееся из Англии в другие страны Европы и Америку.

Убежденность в истинности своего видения, всеобщий нонконформизм неизбежно приводили художника к конфликту с властями, заказчиками, издателями, что и ставило его на грань нищеты. Сам же Блейк смотрел на дело иначе: "Где присутствует даже намек на деньги, искусство продолжаться не может. ... Я живу в дыре, но Бог везде создал для меня прекрасный дворец". Последние годы жизни Уильяма Блейка проходили под знаком крайней бедности. Они с женой снимали две темные убогие комнатки в обветшалом доме на Стренде, и если бы не помощь его почитателей, они были бы обречены на физический голод. Портрет Уильяма Блейка в старости дошел до нас в воспоминаниях его друзей.

Однажды во время обеда в дружеском кругу маленькая девочка, пришедшая сюда вместе с родителями, очень удивилась, когда Блейк вдруг потрепал ее по голове и воскликнул: "Дитя, пусть Бог сделает твой мир столь же прекрасным, каким он сделал его для меня!" "Как странно, - сказала та, - что такой бедный старый человек, одетый в такие лохмотья, может вообразить, что его мир столь же прекрасен, как и мой". А жена Блейка, верная Кэт, говорила без малейшего оттенка юмора: "Я редко вижу мистера Блейка, потому что он постоянно пребывает в раю".

Последние дни жизни Блейк был прикован к постели. 12 апреля 1828 года, как вспоминали его друзья, истратив последний шиллинг на карандаши, он лежа заканчивал рисунок для одного из заказчиков. Кончив работу, он сказал: "Ну, я сделал, что мог. Надеюсь, мистер Тесам будет доволен". Потом повернулся к жене: "Кэт, вы были доброй женой. Я хочу сделать ваш портрет". Она села у кровати, и он сделал набросок. Потом бросил рисунок на пол и запел "Аллилуйя". Он пел громко, с энтузиазмом и, казалось, был счастлив, что закончил свой путь и вскоре достигнет Места Назначения. Уильям Блейк умер в тот же день в возрасте семидесяти лет.

       
Print version Распечатать