Когда-то я был молодым неоконсерватором. До того, как это слово узурпировали экстремисты, оно имело совсем другой смысл.

18 сентября умер Ирвинг Кристол. 27 февраля 2008 года скончался Уильям Фрэнк Бакли-младший. Кристол был известен как «крестный отец неоконсерватизма», а Бакли – как основатель «консервативного движения» Голдуотера и Рейгана. Интеллектуальный консерватизм, в развитие которого они, пускай в неодинаковой степени и весьма по-разному пытались внести свой вклад, сошёл со сцены до того, как скончались эти личности.

Я был другом Билла Бакли и сотрудником Ирвинга Кристола в течение нескольких лет в начале 1990-х годов, будучи исполнительным редактором National Interest – внешнеполитического журнала, издаваемого Кристолом под блестящей редакцией Оуэна Харриса. Неоконсерватор, принадлежащий к старой демократической школе, я порвал с правыми вначале 1990-х и писал об угрозе праворадикального захвата страны в книге «Уход от консерватизма». Авария, о которой я тогда предупреждал, произошла во время правления Буша: один за другим стали появляться некрологи. Один из них – только что изданное исследование Сэма Танненхауса «Смерть консерватизма». Другой написанный 10 мая можно обнаружить в блоге Ричарда Познера: «Тема – интеллектуальный упадок консерватизма; известно, что политика нового консерватизма запущена в действие в значительной степени эмоциями и религией, но имеет по большей части слабые интеллектуальные основы. То, что политика, оказавшись концептуально слабой, привела и к неудачам в её реализации, и к политическим провалам, таким образом, неудивительно… К осени 2008 года лицом Республиканской партии стали Сара Пэйлин и Джо-водопроводчик. Консервативные интеллектуалы оказались лишены какой-либо партии».

Историки интеллектуального консерватизма часто заявляют, что он состоял из трех интеллектуальных течений: консервативное движение (концентрировалось в издаваемом Бакли National Review), либертарианство и неоконсерватизм. Я не уверен, что первые два вообще можно квалифицировать как интеллектуальные движения. В 1950-х и 1960-х National Review открыл ряд блестящих независимых авторов, таких как Джеймс Бернхэм, Уилмор Кендал и Рассел Кирк, но большая часть последующей истории журнала сводилась к тому, что издание стало лишь рупором, отражающим партийное мнение. Что касается либертарианского интеллектуального движения, нет ли здесь противоречий в терминах? Как может существовать интеллектуальное движение, если оно рефлекторно отвечает «рынок!» на каждый задаваемый ему вопрос по внутренней и внешней политике, ещё до того как задан сам вопрос?

Таким образом, остаётся лишь неоконсерватизм. Но по своему происхождению это левоцентристское, а не правое движение. Натан Глейзер, редактирующий вместе с Ирвингом Кристолом журнал Public Interest, в заключительном номере издания весной 2005 года, вспоминая возникновение печатного органа в 1960-х годах, пишет: «Все мы голосовали за Линдона Джонсона в 1964-м, за Хьюберта Хэмфри в 1968-м, и я готов держать пари, что большинство самых стойких приверженцев Public Interest, включая редакторов и постоянных авторов, и поныне голосуют за кандидатов в президенты от демократов. Вспомним, что изначальным определением неоконсерваторов было то, что они полностью поддерживают реформы «Нового курса» и важнейшие программы президента Джонсона под лозунгами «Великого общества»... Если бы мы не защищали важнейшие социальные программы, от социального обеспечения до Медикэйр, не было бы никакой потребности в приставке «нео» перед словом «консерваторы».

«Неоконсерватизм» 1990-х определялся уже поддержкой вторжения в Ирак и концентрировался вокруг журнала Руперта Мердока Weekly Standard под редакцией сына Ирвинга Кристола – Уильяма, который, кстати, имел очень мало общего с первоначальным импульсом. Как указывал на то Глейзер: «Существует немного точек пересечения между теми, кто продвигал неоконсерватизм 1970-х, и теми, кто исповедует его по сей день». В то время как Ирвинг Кристол и Норман Подхорец отринули все разногласия с правыми республиканцами в 1990-х, другие неоконсерваторы первого поколения, такие как Глейзер и покойный Даниэль Патрик Мойнихэн, оставались верными своим принципам времён «Нового курса» и «Великого общества». Некоторые из них говорили мне потом, что они определяли себя как «палеолибералов», а не «неоконсерваторов», последний термин был введен в обращение в качестве ругательства социалистом Майклом Харрингтоном, но усилиями Ирвинга Кристола трансформировался в своего рода «почётный знак».

В своих истоках неоконсерватизм был защитой либерализма «Нового курса» и «Великого общества» как внутри страны, так и за её границами, а также от радикализма левой контркультуры той эпохи, и от собственных дефектов проекта. Ранними неоконсерваторами были либералы – сторонники Кеннеди-Джонсона; они полагали, что либеральные реформы не должны быть наивно утопическими, но обязаны направляться прагматизмом и эмпирическими ориентирами социальных наук. Неоконсерваторы 1970-х были так зациклены на утопизме кампусов 1960-х, что большинство из них обращали минимум внимания на гораздо большую угрозу традициям их излюбленного «Нового курса», а именно на утопизм правых либертарианцев. В конечном счёте Милтон Фридман и другие идеологи свободного рынка причинили намного больший вред Америке, нежели фрики карнавальной контркультуры.

Но ранние неоконсерваторы были правы, защищая либеральный мэйнстрим в противостоянии контркультурному радикализму. Подобно современным правым леваки 1960-х и 1970-х были эмоциональны, экспрессивны и антиинтеллектуальны. (Одной из их многочисленных библий была книга Эбби Хоффмана «Сопри эту книгу!».) Как и сегодняшние правые, леваки 1970-х предпочитали театрализованный протест обсуждению и дебатам. Пророки «Эры Водолея» и «демографического взрыва» были такими же апокалиптичными, как актёр Гленн Бек. И так же, как сегодняшние представители праворадикального крыла устраивают «Бостонские чаепития», Эбби Хоффман рядился в дядю Сэма. Современные участники шоу «бостонских чаепитий» – те же хиппи применительно к правым.

И наоборот, ностальгическая шумиха применительно к каждому проблемному вопросу, обсуждаемому контркультурой и оригинальными неоконсерваторами, стала мэйнстримом современной прогрессивной позиции, подобно ностальгии неоконсерваторов 1970-х. В то время как неоконсерваторы из Комитета по существующей опасности в 1970-х преувеличивали советскую мощь, силовой либеральный интернационализм, который Пэт Мойнихэн защищал в противостоянии левым в 1970-х и противопоставлял одностороннему рейганизму в 1980-х, сегодня предстаёт как прогрессивная великая стратегия. Неоконсерваторы, такие как Мойнихэн, осуждались как расисты в 1970-х за то, что высказывали те же самые вещи о важности общественного порядка и ценности семейной жизни, которые Клинтон и Обама могут высказывать, не вызывая бурных дискуссий в обществе. Стоящие у истоков неоконсерваторы, такие как Мойнихен и Глейзер, стремились помочь афроамериканцам и латиноамериканцам посредством универсальных, расово нейтральных программ вместо программ позитивной расовой дискриминации, которые, как они предупреждали, породят реакцию бумеранга со стороны белого населения в пользу консерваторов. Они были правы, говоря о политическом потенциале и долговременности этой обратной реакции, даже если сегодняшние прогрессисты все еще отказываются это признать.

Устойчивым наследием предтеч неоконсерватизма в меньшей степени являются политические вопросы, нежели специфический интеллектуальный стиль. Давид Юм определял эссеиста как посредника между сферой науки и областью разговора. Между поздними 1960-ми и серединой 1980-х публичные интеллектуалы неоконсервативного движения курсировали между этими двумя сферами, сочиняя эссе, сочетающие академическую суровость и журналистскую ясность для образованной общественности в журнале Commentary, редактируемом Норманом Подхорецем, и двух ежеквартальных журналах, которые основал Ирвинг Кристол – Public Interest и National Interest. Вот некоторые эссе из первого выпуска Public Interest, вышедшего осенью 1965 года: Даниэль Патрик Мойнихэн - «Профессионализация реформы»; Роберт Солоу - «Технология и безработица»; Жак Барзен - «Искусство – актом Конгресса»; Натан Глэйзер - «Парадоксы американской бедности»; Даниэл Белл - «Исследование будущего». Журнал в его экуменическом первом выпуске включал статью Роберта Хейлброннера от левых и Роберта Нисбета от правых. Интересовавшиеся искромётным столкновением философии, политики и политической борьбы наслаждались интеллектуальным рассветом, ощущая себя в гуще жизни. В эпоху, не благоприятствовавшую стилю очерка так же сильно, как и наша попытка консерваторов возродить Public Interest под новым названием National Affairs очень вдохновляла. Влияние неоконсервативного стиля компетентных споров прослеживается также в процветающем новом либеральном ежеквартальном издании Democracy: A Journal of Ideas.

В 1950-х Ирвинг Кристол вместе с британским поэтом Стефеном Спендером редактировал Encounter. По-моему, он был лучшим из когда-либо издававшихся журналов на английском языке (извините, Аддисон и Стил). Вот антология лучшего из опубликованного в Encounter, включая эссе и стихи Одена и Даниэла Белла, Исайи Берлина, рассказы Надин Гордимер и Эдмунда Уилсона. В 1965 году разразился скандал, когда обнаружилось, что этот трансатлантический журнал идей секретно финансировался как часть «холодной войны» идей со стороны ЦРУ (Спендер и Кристол утверждали, что их обманули). Но никогда ранее деньги ЦРУ не тратились с большей пользой!

Ирвинг Кристол, его жена, выдающийся историк Гертруда Химмельфарб, и многие из их друзей и союзников начинали как антикоммунистические левые, боровшиеся со сталинистами в США и Европе на интеллектуальных фронтах «холодной войны». Поскольку контролируемые Советами коммунисты в демократических государствах Запада создавали культурные и интеллектуальные группы, способные вести борьбу за общественное мнение, антисталинские левые решили уничтожать пожар встречным огнём, создавая собственные сети и кружки, часто финансируемые, как в случае с Encounter, ЦРУ. Этот вид ленинской стратегии народного фронта, используя небольшие журналы, манифесты и такие организации как Комитет по существующей опасности и «Проект за новый американский век», были в 1990-х организационным вкладом неоконсерваторов в дело их креационистских и либертарианских союзников среди республиканских правых. К этому времени Кристол-сын наследовал Кристолу-отцу в качестве нового крестного отца неоконсерватизма, а большинство публичных интеллектуалов первого поколения, такие как Мойнихен, Белл и Глейзер, дистанцировалось от Неоконсерватизма 2.0.

За грехи сыновей не должны отвечать отцы. Надеюсь, в оценках истории «палеолиберальный» неоконсерватизм 1970-х затмит грубый, милитаристский неоконсерватизм 1990-х и 2000-х. В течение двух десятилетий, между временем Джонсона и Рейгана, неоконсерватизм действительно был жизненно важным центром, к созданию которого призывал Артур Шлезингер ещё в конце 1940-х. Новый жизнеспособный либерализм, если такой ещё будет воссоздан после оппортунистических комбинаций Клинтона и Обамы, не будет отброшен назад к прогрессистам Нового курса. Но он должен вернуться в собственную колыбель – к ранним неоконсерваторам, которые учились как на ошибках и неудачах, так и на успехах времён Прогрессивной эры, Нового курса и «Великого общества».

Источник: http://www.salon.com/opinion/feature/2009/09/22/neoconservatism/