Самолет летит из Владивостока в Москву девять с половиной часов. Из них порядка шести - над зеленым океаном безграничной сибирской тайги. В водах этого океана затерялся крошечный атолл совершенно иной тайги - силиконовой.

Город-лес, как именуют Новосибирский академгородок рекламные проспекты и самые патриотичные местные жители, действительно феноменален. Построенный в шестидесятых годах прошлого века, он буквально за несколько лет превратился в научный центр огромной страны. Еще Академгородок называют деревней XXI века: где еще так причудливо сочетаются архаичная форма русского села и металлостеклянные офисы IT-компаний, нетронутая сосновая роща и современный микробиологический центр, неторопливый, истинно провинциальный ритм жизни и всеобщая интернетизация населения, через локальную сеть выясняющего график и время прихода мусорной машины.

"Академгородок - это, по ходу, лес" - эту культовую фразу одного из местных юмористических клубов жители Городка с гордостью носят на футболках. Лес, а еще точнее - будущее, построенное в лесу, - вот основа самоидентификации аборигенов Академгородка.
Однако столкновение деревни, пусть даже научной и футуристической, с городом и - шире - с большой жизнью, кипящей в 30 километрах к северу по древнему Чуйскому тракту, - неотвратимо. Сразу несколько социокультурных конфликтов развернулось после приезда в январе 2005 года в столицу сибирской науки Владимира Путина и принятого через два месяца решения о создании в Академгородке технопарка: город против деревни, советское шестидесятничество против нового российского прагматизма, экология против экономики, наконец.

Протесты местного населения, тех самых лаборантов и доцентов советских НИИ против глянцевого проекта московских девелоперов абсолютно искренни. Организация этих пикетов легла на сибирского сутяжника, "друга народа" и профессионального общественника Алексея Крестьянова, в неангажированность которого не верят даже не особо принципиальные местные СМИ. Но вот городковские старожилы (если так можно сказать о районе от силы с сорокапятилетней историей) совершенно искренне технопарка боятся.
"Уничтожение парковой зоны в центре Академгородка разрушит традиционное представление о нем, - считает депутат городского совета Новосибирска Вячеслав Нестяк, один из 6000 подписавших обращение к Путину с просьбой о переносе технопарка. - Академгородок в свое время строился как оазис науки среди природы. Нельзя лишать его этого статуса". Ему вторит старожил Академгородка Семен Дятлов, научный сотрудник Института автоматики СО РАН: "Забота о развитии Академгородка - это замечательно, но технопарк тут не поможет. Все сведется к застройке элитным жильем зеленой зоны и окончательной деградацией Городка, превращением его в элитный спальный район для обеспеченных новосибирцев".

Аналогичное мнение разделяют многие жители Городка, особенно старшее поколение.
СО РАН, администрация Новосибирской области и компания-девелопер проекта "РосЕвроДевелопмент" терпеливо раз за разом разъясняют "общественности" содержание проекта (как это обычно и бывает, критика возникает вследствие недостатка информации). Что процесс создания новосибирского технопарка, одного из восьми других, идет медленно по вполне объективным причинам, связанным прежде всего с неурегулированностью законодательной базы, особенно в отношении землеотвода и интеллектуальной собственности. Что аналогичные проблемы возникают и в остальных технопарках, в частности, в Санкт-Петербургской ОЭЗ "Нойдорф". Что Россия не может использовать так называемый бангалорский опыт офшорного программирования и встраиваться с данной моделью в мировую экономику, поскольку отношение заработной платы индийского программиста или менеджера IT-проекта к производительности труда не дает российским программистам такого шанса. Поэтому России необходимо искать свою нишу, которую офшорники-индусы и отверточники-китайцы уже нашли, а поиск новой ниши требует принципиально другого уровня научного менеджмента, до которого российские специалисты еще не доросли.

Необходимо отметить, что частно-государственное партнерство благотворительно не только в плане более эффективного менеджмента, но и маркетинга, говоря конкретно - пиара. Истерика пусть не полностью улеглась, но подутихла, и у здравомыслящей части аборигенов возник совершенно адекватный и своевременный вопрос: "А что строим-то? Каковы бизнес-модели? Каково позиционирование НТП "Академгородок" на мировом и российском рынке. И вообще - чего будет-то?"

Для любой корпорации, реализующий определенный бизнес-проект (а новосибирский технопарк для "РосЕвроДевелопмента" именно проект, ничего личного), принципиальными являются даже не столько налоговые послабления, сколько конкурентные преимущества технопарка: возможность мгновенного старта и разговор с власть имущими на одном языке. Причем это принципиально как для крупных состоявшихся инновационных фирм, уже известных в IT-сообществе, так и для молодых, начинающих компаний - ибо налоговые послабления при небольшой прибыли особой погоды не делают.

По опросу знакомых "молодых инноваторов" (не претендующему, безусловно, на социологическую объективность), рискну заявить, что гораздо больше их волнуют не налоговые льготы на практически отсутствующую поначалу прибыль, а долгие малопроцентные кредиты, принцип "одного окна", профессиональная юридическая и аудиторская консультация, низкая арендная плата за офисы и пр. Пожалуй, из традиционных "технопарковых" преимуществ молодые инноваторы отметили лишь таможенные льготы на ввоз необходимого оборудования - но он распространяется лишь на особые экономические зоны, а новосибирский технопарк к таковым не принадлежит, ОЭЗ ушла в Томск.

Какой из этого стоит сделать вывод? Тот, что руководство НТП "Академгородок" должно привлекать в свой руководящий (а не только консультативный и экспертный) совет действующих руководителей инновационных компаний, зарекомендовавших себя на рынке высоких технологий с наилучшей стороны. Имена их в Новосибирске известны даже непрофессионалам: компании "Новософт" и SW-SOFT известны на мировом рынке офшорного программирования, им дышат в спину около десятка аналогичных, молодых и амбициозных компаний.

Аналогичным образом выстраивал свою инновационную команду в 2005 году Герман Греф: в составе Федерального агентства по особым экономическим зонам (РосОЭЗ) работают бывший глава Фонда содействия Иван Бортник и один из создателей Научного парка МГУ Михаил Рычев - это люди, занимавшиеся выстраиванием отношений между наукой, бизнесом и властью еще в далекие 90-е, когда само слово "инновационная политика" мало что для кого значило. Именно в таком случае столь желаемое молодыми инноваторами "одно окно" и работающий в этом окне конкретный чиновник Иван Иванович, курирующий взаимодействие с инноватором или инноваторами, будут однозначно эффективными. В противном случае понятен скептицизм замминистра экономического развития и торговли РФ Кирилла Андросова, заявившего, что сам по себе принцип "одного окна и одного куратора" в механизме государственного проектного сопровождения инноваторов ничего не гарантирует. "Я сегодня знаю только два региона, - замечает он, - в которых эти (службы проектного сопровождения. - И.Ч.) работают эффективно и действительно обеспечивают инновационный спрос".

Что же касается другой очевидной проблемы, замедляющей развитие технопарков, в том числе новосибирского, - недостатке правовой базы, то она пусть медленно, но решается. Так, Госдума в настоящее время активно работает над законом об интеллектуальной собственности, который поможет рассеять беспокойство, к примеру, члена-корреспондента РАН Игоря Жимулева и его единомышленников. "Выкачать из существующих разработок все возможное и продать их за рубеж - это разрушительный подход. Сотрудники институтов, оказавшись востребованными на новых высокооплачиваемых местах, уйдут вместе со своими разработками, под которые институт получал гранты, вместе с оборудованием для дальнейших исследований. Институты, которые уже пятнадцать лет не имеют средств на оборудование, заработную плату и командировки, останутся нищими".

В разрабатываемом законопроекте как раз прописан механизм авторских прав на изобретение или разработку, которая осуществлена конкретным человеком или исследовательским коллективом на государственное финансирование или целевые исследовательские гранты. Тут необходимо учесть интересы как разработчиков, так и государства. Альтернативный механизм - льготный выкуп изобретателем патента либо фиксированный процент от внедрения на выбор - кажется нам достаточно адекватным.

Третья проблема: устоявшаяся парадигма восприятия социумом науки как социального института. Еще с 1960-х годов, эпохи расцвета советской науки, к ней было принято относиться как к искусству - процесс важнее результата. Советское государство в интересах военно-научного противостояния с Соединенными Штатами могло позволить себе не обращать внимания на неэффективные НИИ ради нескольких точек роста, которые и обеспечивали научный паритет с США в холодной войне. Закончилось это все для Союза, как мы помним, плохо: советские ученые "прозевали" компьютерную революцию, а экономика СССР надорвалась и не выдержала военно-научной нагрузки.

В эпоху рыночной экономики наука перестает быть искусством и обязана становиться бизнесом - рискованным, специфическим, но бизнесом! Венчурные инвесторы - это совершенно конкретные люди с конкретным капиталом, которые хотят минимизировать риски и получать прибыль с вложенного капитала. И их можно понять.

Но можно понять и ветеранов советской науки, выросших на утопиях братьев Стругацких и вере в самоценность науки. Представление о незаинтересованном, бескорыстном научном труде закрепилось в головах жителей Академгородка, в том числе членов президиума СО РАН. "Зачем мне квартира?" - вполне искренне недоумевал герой культового фильма шестидесятых "Девять дней одного года". Восприятие науки как бизнеса глубоко противно почетным ветеранам советской Академии наук. Но спрятаться от жизни вряд ли удастся. Академики во главе СО РАН и Новосибирского университета должны постепенно уступать места профессиональным научным менеджерам.