От редакции:"Большие восьмерки" становятся то большими, то малыми. Они приходят и уходят. А Вим Вендерс остается навсегда.

Европа стала для многих европейцев слишком абстрактной и чужой. Они больше не знают, как они должны себя чувствовать: гордиться или стыдиться ее, идентифицировать себя с Европой или, наоборот, дистанцироваться от нее. Образ Европы очень противоречив.

Как вы знаете, я снимаю кино и занимаюсь фотографией. Поэтому я хотел бы рассмотреть духовность Европы прежде всего с точки зрения того, что я умею. С чего начать? Здесь поможет английское слово "имидж". Имидж Европы - это не совсем то, что мы создаем как образ, как представление о нашем континенте. Имидж - это марка, продукт множества созданных до этого картин, рассказов, обычаев, традиций, пропаганды, которую люди сами использовали, создавая этот продукт. Это также сумма и результат престижа. Не могу не заметить, что наш лозунг "Дать душу Европе", в первую очередь, опирается на имидж и, собственно, должен переводиться как "вернуть душу сильно поцарапанной картине Европы".

И мне кажется, это действительно нужно. Европейский имидж сильно пострадал. Особенно болезненно вспоминаются проблемы и неудачи с Европейской конституцией. У многих представителей молодого поколения Европа имеет плохую репутацию. Ничуть не лучше ее репутация и в остальном глобализированном мире.

Я был на прошлой неделе в Хайлигендамме на саммите "большой восьмерки". Там я, прежде всего, провел пять дней по другую сторону ограждений - с молодыми людьми, с юными гражданами, а не с политиками. Для них Европа была исключительно экономической державой, политически виновной в проблемах с климатом, в злоупотреблениях энергией и в расхищении природных ресурсов, а также виновной в бедности и во многих несправедливостях в мире. Для большинства Европа ничего больше не представляла. И это очень печально. Мы же знаем, что как раз сейчас, наоборот, Европа является опорой прав человека, империей свобод - тем, чем она не была никогда раньше в своей долгой истории. Нигде в мире больше нет такого социального устройства, нет такого мирного сосуществования различных народов, нет таких демократических традиций.

Мне особенно становится тяжело на сердце, когда я вижу, сколько молодых людей не связывают своих надежд с Европой. Когда я был молодым, идея Европы была просто одной из самых главных идей. Издалека Европа кажется замечательной и сияющей, но с близкого расстояния она опять становится совершенно будничной, скучной и странно-холодной. "Холодный кофе", - как говорят в Берлине. Что же получилось из этой мечты? Почему же так все скатилось вниз? Европа не сама себя рисовала, славила и пропагандировала, она не сама проецировала на экраны свой свет. Такое было в старых национальных киноиндустриях, но это не были мечты о Европе. Поля для мечтаний и картинных утопий мы оставили американцам. Я бы не хотел слишком долго говорить о кино и о том, какое преимущество это дало американцам. Теперь именно они занимают господствующее положение в мире движущихся картинок. Я бы не хотел подробно останавливаться на том, что означает для нашего континента значительное отсутствие наших европейских картин и историй, дефицит имиджа на большинстве экранов здесь и во всем мире. Не буду касаться и потерь в области идентичности и идентификации, которые связаны с отсутствием наших собственных историй в кино. Это непоправимо.

Как раз идущее к нам цифровое кино совершит чудо и сделает разнообразным наше европейское кино. Оно еще раз изменит все правила игры на этом поле и на этом рынке. Я хотел бы с вами порассуждать о том, что мы можем сделать, и о том, что нам, вероятно, не только картины могут помочь заново отполировать поврежденный и запущенный образ Европы. Я, как режиссер, с большим уважением отношусь к повествовательному жанру (без великих мифов и истории человечества нет никакого кино!). Больше всего на свете я люблю музыку. Действие моих фильмов происходит в городах, но не только, поэтому я чувствую родство с архитекторами, которые, как и мы, создают структуры, работая с таким строительным материалом, как "пространство" и "время". Поэтому я хочу призвать все виды искусств подойти ответственно к "духовному вопросу" Европы и помочь ей в этом. Как можно ответить на вопрос: что вообще делает искусство, что вообще делает культура? Они вдохновляют и одухотворяют.

Нет, экономика не может одухотворить. Сама политика тоже никого не одухотворяет, кроме самих некоторых вдохновленных политиков. А искусство делает это везде, где оно существует, в момент возникновения и в момент восприятия. Я хотел бы еще раз вернуться к истокам моего собственного воодушевления по поводу Европы. Я был молод. Я жил в стране, которая находилась на переломном моменте своей истории, которую мировое сообщество постепенно возвращало к себе с большим терпением и готовностью прощать. В тот момент я хотел быть кем угодно, но только не немцем. Может быть, именно поэтому люди моего поколения так легко становятся "патриотами Европы". Тогда не было такого, как сейчас, моря информации. Де Голля и Аденауэра я видел в кино, в еженедельных обзорах. Прежде всего, я читал. Я сам этому научился; собственно, просто у меня не было другой возможности, так как моя бабушка не могла читать мне с утра до вечера. Чтобы научиться читать самостоятельно, я следил за бабушкиным пальцем, за этим старым трудолюбивым пальцем, который медленно полз за словами, пока она их читала. Так, в конце концов, я и научился их расшифровывать.

Но это было не самым интересным. Самым потрясающим открытием было то, что все эти приключения, все эти будоражащие эмоции, все тайны человечества не заключались, не содержались в самих словах! Они находились между строк, в промежутках, паузах, которые каждый читатель сам наполняет своим собственным миром и своими собственными мечтаниями. То, что я тогда узнал с помощью чтения, подтвердило мне и кино: там тоже среди картин скрывались чудеса. Так же и в музыке - воодушевление располагалось среди нот и тонов. И только то, что сообщалось само собой, действовало и сохранялось. Чудеса всех жанров искусства происходят в невысказанном, собственно говоря, между строк! Все, что для меня что-либо значит, раскрылось для меня, совершенно себя не навязывая. Все это открыло мне пространства, просто предоставляя мне для этого место.

В то время, когда все уплотняется, сдавливается, укорачивается, для каждого продукта ведется имиджевая кампания, в то время, когда Европа раскрывается и хочет стать чем-то большим, должна стать чем-то большим, чем просто экономический союз. Что больше может вдохнуть душу в Европу, чем ее лучшая, исконная традиция, ее культура! Европа - она великодушна! Европа хранит культуру слабых, гарантирует права человека! Европе необходимо наконец-то так о себе заявить! Воодушевленная Европа не отклонила бы свою конституцию, а, наоборот, добилась бы ее. Эта Европа, разочарованная политикой, экономикой и бюрократией, начала протестовать и отказалась от конституции. И может быть, еще вовремя, чтобы продемонстрировать свой высочайший интерес: право индивидуума на собственное культурное пространство!

Конечно же, право отдельного человека - это и американский постулат. Но там индивидуум - прежде всего, маленькая возможная экономическая единица. Здесь же, в Европе, индивидуум - это культурная единица, с его языком, с его религией, с его живописью, с его музыкой, с его мифами и историями, с его идеологией, с его страной, короче говоря, с его разнообразностью, с его отличиями от других людей, с его своеобразием. Это определение отдельных людей и есть самый большой европейский капитал. И именно поэтому так сопротивляются молодые европейцы и не хотят стать просто потребителями в глобальном мире. У них много чего есть, что они могут потерять. Мы, европейцы, по факту "другие". Вокруг нас целое множество соседей, которые по-другому говорят и думают. Мы показываем всему миру, как хорошо можно жить с другими людьми, не ассимилируя их и не заставляя их становиться как мы, не навязывая им наших ценностей. В глобальном мире от европеизации исходит весьма ограниченная опасность - в сравнении, к примеру, с американизацией.

Но вернемся к саммиту "большой восьмерки": в прошлый четверг я заснял группу молодых итальянцев, которые перебегали через поле с пестрым флагом, на котором было написано "PACE". За ними следовала труппа сумасшедших клоунов. Вокруг можно было наблюдать "стратегию пяти пальцев", которая поразительным образом смогла остановить на перекрытых улицах примерную и сдержанную немецкую полицию. В этот момент тысячи людей, мирно и организованно разделенные на группы, всячески препятствовали тому, чтобы их задерживали. В какой-то момент я оказался вместе с командой операторов прижатым прямо вплотную к цепочке полицейских и смог услышать комментарий баварского полицейского, которому пришлось оказаться здесь, так далеко от дома, как, впрочем, и многим протестующим. Он сказал, обращаясь к своему коллеге: "Да они даже не знают, как правильно пишется слово PEACE, там же нет буквы "Е"!" Я хотел им сказать, что я горжусь Европой! Мне понравился баварский полицейский, понравились и сумасшедшие итальянские клоуны, и агрессивно настроенные испанцы, которых, сама того не замечая, постоянно по мегафону успокаивала их англоязычная переводчица. Также понравились и критики глобализации из Франции, которые постоянно разглядывали свою карту и не знали, где они находятся.

Европа находилась по обе стороны ограждений. Европа была этим широким разрывом и этим большим свободным пространством под небом, в той части, которая 18 лет назад была еще восточным блоком. Европейцы захотели прочесть свой континент между строк, увидеть среди картин, услышать среди различных звуков, среди разных языков! Нужно со всей силой стараться сохранить открытость этого пространства! Это и есть своеобразие Европы, и от этого зависит ее будущее!

Какой потрясающей и успешной могла бы стать кампания по сотрудничеству, по взаимодействию после неудач на референдумах. Если бы госпожа Валлштрем в поддержку европейских проектов использовала непосредственно и напрямую язык литературы или картины режиссеров и фотографов, то художники могли бы взять на себя все эти задачи, показать свои собственные эмоции, все, что они думают о Европе. И, наверное, это нашло бы гораздо больший отклик в сердцах европейцев, чем та (опять же очень обычная) рекламная кампания, которая возникла на этажах управленцев из Брюсселя и консультантов по маркетингу, "тех самых в Брюсселе".

Пожалуй, я это знаю: чтобы такую территорию отдать художникам, надо быть чрезвычайно смелым. Ведь точно неизвестно, какие картины они покажут, какую тональность они подберут и какие слова найдут. И многое может пойти не так. Но разве не стоит рискнуть и попробовать пойти по этому пути для пользы и развития европейского единения, европейской культуры, которая исходила бы не из указывающих кабинетов или музеев, а проникла бы в повседневную жизнь, в ежедневное потребление и на благо Европы.

"Дать душу Европе", в конце концов, неправильное изречение! Душа у Европы уже давно есть! Она просто хочет снова увидеть себя в новых изображениях. Она хочет, чтобы ее пересказывали на всех ее языках. Она хочет, чтобы ее воспроизводили во всем ее звучании. Иначе она ссохнется и умрет. После примата экономики (может, и необходимого) в приближающуюся к концу эпоху Европа вновь должна создать утопию! Сюда с уверенностью можно отнести обеспечение сохранности социальной справедливости, соблюдение мира и свобод, уважение прав человека и борьбу за здоровье нашей больной планеты. Но в следующей эпохе всего этого невозможно достичь исключительно только политическими и экономическими средствами. И чтобы сохраниться и выстоять в глазах европейцев, Европа должна определить свои исконные преимущества: поразительное, хаотичное, неповторимое многообразие ее культуры!

Источник: "Frankfurter Rundschau"

Перевод Ивана Успенского