Плагиат так давно стал предметом порицания, что, видимо, уже никогда не станет предметом исследования. Увидев фрагменты своего текста в искореженном и поруганном виде, автор, как правило, сразу хватается за эпистолярный пистолет – начинает писать во все мыслимые и немыслимые инстанции с требованием восстановления справедливости (или хотя бы уличения виновных). Увы, тем самым он лишает себя удовольствия понаблюдать за «работой плагиатора», за спецификой перекраски угнанного текста, замены номеров, заметания следов и в конечном итоге – перепродажи. За скобками остается неприметная фигура «скупщика краденых текстов» и, разумеется, самое интересное – причины, основания, условия, сделавшие «угон» возможным.

Чтобы поближе рассмотреть социальную логику плагиата, лучше сфокусироваться не на громких фактах расхищения интеллектуальной собственности в промышленных масштабах (мы видим его на примере кражи целых книг), а на малоприметных случаях рутинного воровства – чаще всего, диссертационного. Иногда в краже велосипеда типичные черты угона проявляются полнее, чем в краже целой автоколонны.

К примеру, статья Татьяны Викторовны Бурак (старшего преподавателя кафедры социологии Белорусского государственного университета) «„Социальная ситуация“ и „фрейм“: интеракционистский и структуралистский анализ повседневной жизни», опубликованная в журнале «Философия и социальные науки» 2007. № 11. Статья, очевидно, проходная, еще аспирантская, предназначенная для обретения «заметной публикации», столь необходимой молодому и выходящему на защиту ученому. (К настоящему моменту Т. В. Бурак уже защитила диссертацию на тему «Концепция повседневности Ирвинга Гофмана: теоретико-методологический анализ», 15.04.2009.)

Публикация действительно «заметная» — журнал является официальным изданием Белорусского государственного университета и, если верить вступительной статье председателя редсовета (а по совместительству ректора БГУ), призван быть «местом сосредоточения интеллектуальных сил» Республики Беларусь. Как бы там ни обстояло дело с интеллектуальными силами, статья Т. В. Бурак местами является практически дословным воспроизведением рецензии В. С. Вахштайна «Интеракционистские и структуралистские интерпретации наследия Ирвинга Гофмана» (Социологический журнал 2003. № 3), а местами – перифразом предисловия Г. С. Батыгина к переводу гофмановского «Анализа фреймов». Вот это «местами», «практически» – т. е. зазор между украденным и перепроданным – и должен стать предметом изучения, если мы хотим не просто обличить, но понять плагиат.

Итак, анатомия угона.

Рецензия Вахштайна – аналитический обзор четырехтомного сборника статей, посвященных трудам Ирвинга Гофмана (Erving Goffman: Vol. 1 – 4 / Ed. by G. A. Fine, G. Smith. London: Sage Publications, 2000). Среди авторов четырехтомника выделяются две «фракции»: те, кто полагает Гофмана наследником символического интеракционизма, и те, кто видит в его работах новую версию «социологического структурализма».

В. С. Вахштайн:

«Для интерпретатора-интеракциониста И. Гофман – в первую очередь наследник прагматистской чикагской традиции, исследователь взаимодействия, понимаемого как „конечная инстанция“ объяснения человеческой деятельности. (Из отечественных исследователей такую трактовку дал А. Д. К овалев [8], [9]). Для интерпретатора-структуралиста И. Гофман – позитивистски ориентированный исследователь порядков, структур повседневного взаимодействия, независящих от самого процесса интеракции и направляющих его. (Структуралистская интерпретация социологии Гофмана как своего рода „драматургического реализма“ предложена Г. С. Батыгиным [10]). Интеракционистская версия опирается на ранние работы И. Гофмана, в первую очередь на „Презентацию себя другим в повседневной жизни“. Структуралистская – на его поздние исследования и в частности на „Анализ фреймов“, в котором классически прагматистское понятие „ситуации“ заменяется структуралистским понятием „фрейма“» (СЖ. 2003. № 3. С. 154).

Т. В. Бурак:

«Для интерпретатора-интеракциониста И. Гофман – последователь прагматистской чикагской традиции, исследователь взаимодействия как конечной единицы анализа человеческого поведения. Для интерпретатора-структуралиста И. Гофман – исследователь порядков, структур повседневного взаимодействия, не зависящих от самого процесса интеракции и направляющих действия. Интеракционистская версия опирается на ранние работы И. Гофмана, в первую очередь на „Представление себя другим в повседневной жизни“ (1959 г.). Структуралистская – на его поздние исследования, в частности на работу „Анализ фреймов“ (1974 г.), в которой понятие „ситуация“ дополняется структуралистским понятием „фрейм“» (ФСН . 2007. № 1. С. 43).

Факт плагиата налицо. Однако что именно происходит с текстом при его угоне?

1. Убираются ссылки. Ссылки на литературу – как регистрационные номера, по которым легко отследить угнанный текст. Поэтому у плагиатора в статье всего пять ссылок. Разумеется, нет ссылки на Вахштайна (это бы сразу выдало «заимствования»).

2. Исчезают акценты, выделенные курсивом: акцентирование противопоставления «структуры» и «взаимодействия» в исходном тексте. Плагиатор устраняет более тонкие вторичные различения, чтобы позаимствовать различения первичные, ключевые – это операция схематизации, упрощения украденного текста.

3. Несколько заумное определение «конечная инстанция объяснения» из текста Вахштайна подменяется более простым и прямо противоположным по смыслу – «конечной единицей анализа». Плагиатор не просто копирует текст – он искренне стремится сделать его понятнее, адаптируя под своего потенциального читателя.

4. В место фразы «…понятие „ситуации“ заменяется структуралистским понятием „фрейма“» плагиатор выбирает фразу «понятие „ситуация“ дополняется (!) структуралистским понятием „фрейм“». Тут и исправление стилистической ошибки, допущенной автором (кавычки требуют именительного падежа), и замена его аргумента прямо противоположным.

Теперь у плагиатора есть оправдание! Угонщик оправдывает кражу тем, что пытается сделать угнанный автомобиль «лучше и чище». Он не просто копирует текст – он его упрощает, схематизирует, редактирует и всовывает в него свою собственную «идею» (даже если она полностью противоречит основным тезисам и аргументам украденного текста). После такой доработки текст, видимо, должен стать более «авторским» и менее «плагиаторским».

Идем дальше.

В. С. Вахштайн:

«Попытки вывести гофмановскую идею „интеракции“ из зиммелевского „взаимодействия“ в разное время предпринимали Ф. Мэннинг [23, р. 19 – 32] и М. Дэвис [24]. Г. Зиммель оказывается первым автором, которого цитирует Гофман, сделавший зиммелевское рассуждение о взаимодействии эпиграфом своей докторской диссертации. Работы Г. Зиммеля и И. Гофмана объединяет нечто большее, чем предмет исследования (взаимодействие) и сходство теоретических подходов (поиск его „формальных“ структур). И. Гофман также предпочитает „импрессионистский“ метод изложения упорядоченному и систематическому анализу, тонкость различений – абстракциям обобщений, тем самым сознательно выбирая путь „маргинала“ в социальной науке» (СЖ. С. 159).

Т. В. Бурак:

«Попытки вывести теорию интеракции из теории „взаимодействия“ Зиммеля в разное время предпринимали Ф. Мэннинг и М. Дэвис. Неслучайно Гофман цитировал Зиммеля и использовал его рассуждение о взаимодействии в качестве эпиграфа своей докторской диссертации. Работы Г. Зиммеля и И. Гофмана объединяет нечто большее, чем предмет исследования и сходство теоретических подходов. Гофман также предпочитает „импрессионистский“ метод изложения упорядоченному и систематическому анализу, тонкость различений – абстракциям обобщений» (ФСН . С. 44).

И вновь – первыми жертвами становятся ссылки. Но тут проявляется и еще одна любопытная черта плагиата:

5. Схематизируя, упрощая, выхолащивая текст, плагиатор тем не менее старается сохранить метафоры. Ведь предназначение метафоры в научном тексте и есть «образная схематизация»: приведение идеи к образу, которое делает идею одновременно проще и яснее. Вероятно поэтому метафоры – как магнитолы – плагиаторы забирают первыми. Вторыми же они забирают цитаты и теоретические ресурсы.

Поскольку украденная рецензия представляет собой аналитический обзор, в ней довольно много цитат из первоисточника – того самого четырехтомника издательства «Sage Publications». Плагиатор вырезает лакомые куски – цитаты из интервью Гофмана и особо любопытные интерпретации его работ – приводит эти цитаты в переводе Вахштайна (даже не меняя порядок слов) и ссылается непосредственно на первоисточник. Это уже риск (ссылки легко отслеживаются). Но, видимо, оправданный, потому что без цитат никак не обойтись, а такой ход позволяет плагиатору далее легко выдавать украденные фрагменты за собственный творческий пересказ первоисточника.

6. Изъятие цитат (со ссылкой на первоисточник) и замена последующего цитирования вольным пересказом — распространенный способ присвоения теоретических ресурсов.

Метафоры и цитаты крадут первыми не только потому, что они особенно ценны. Но еще и потому что их легко «унести» и довольно трудно доказать факт кражи. Чего не скажешь о прямом воровстве текста (которого в статье Т. В. Бурак также немало – кому интересно, могут детально сравнить две публикации). Не менее любопытно было бы сравнить текст диссертации Т. В. Б урак с другими текстами В. С. Вахштайна (а заодно и Г. С. Батыгина, и А. Д. Ковалева). Но этим уже должны заниматься «компетентные органы».

Логика плагиата понятна. Это логика упрощения, схематизации, примитивизации и… творческой доработки. Творческий плагиатор не может удержаться и не впихнуть в чужой текст свою идею, поменять слова местами, заменить падежи, дорисовать еще несколько «авторских» штрихов к портрету (сколь бы дикими они ни казались на украденном полотне). Примерно так Милан Кундера в «Нарушенных завещаниях» характеризует работу переводчиков – там, где они не чувствуют достаточной власти над текстом, они заменяют слова синонимами, чтобы хоть как-то обозначить свою субъектность.

У социологов, занимающихся опросами, такой способ проявления субъектности называется «эффектом кодировщика». Кодировщик – человек, переводящий заполненные бумажные анкеты в электронный формат; его обязанность – дословно переносить в файл все ответы респондентов на открытые вопросы. Например, ответил человек на вопрос о городских проблемах: «Ну, не нравится мне, что у нас во дворе детской площадки нет». Интервьюер все это дословно записал и отнес с пачкой других анкет кодировщику. Но кодировщик не может перенести этот ответ «так просто»! Ответ респондента кажется ему слишком сухим и непонятным. Поэтому кодировщик записывает: «Воруют, суки! В бюджете денег не осталось почти — детскую площадку во дворе у нас построить не могут, а дачи себе строят!». Он кодировщик, он так видит. Как живому человеку, ему трудно смириться с выполнением автоматической функции. Для проявления своей субъектности он выбирает единственный доступный ему путь – искажения прочитанного.

Плагиатор тоже живой человек и его логика – логика искажения украденного. Поэтому так мало находится механического плагиата (называемого в народе «копипейстом»). Чаще плагиатор подобен кодировщику – он не всегда изменяет чужой текст лишь для того, чтобы замести следы. Иногда он делает это из искреннего желания разобраться в позаимствованном фрагменте, а иногда – из стремления запечатлеть свою субъектность и утвердить власть над украденным текстом.

Источник: Пушкин №4/2009.