От редакции. В феврале этого года исполняется 150 лет дарвинизму. Именно в этом месяце много-много лет назад Чарльз Дарвин предъявил читающей публике свое эпохальное "Происхождение видов". Едва ли найдется с десяток книг, которые были бы столь же обсуждаемы и критикуемы различными "идейными группами", начиная с религиозных фанатиков и заканчивая традиционными консерваторами. Между прочим, наряду с "Коммунистическим манифестом" Маркса и Энгельса, а также "Курсом позитивной философии" Огюста Конта "Происхождение видов" вошло в десятку работ, которые более всего ненавидят консерваторы. 150-летний юбилей - отличный повод еще раз вернуться к обсуждению книги.

* * *

Эволюционная теория занимает особое место среди естественнонаучных теорий. Эта теория – во всяком случае большую часть времени своего существования – обходилась без цифр, без формул и без экспериментов. Именно это стало предпосылкой того, что с момента своего возникновения эволюционная теория воспринималась и обсуждалась скорее как философское сочинение. Труды Дарвина представили человечеству новую картину мира – так поняли теорию и противники ее, и сторонники. Пространство, не занятое цифрами и экспериментами, заполнялось мировоззренческими дискуссиями и произведениями изобразительного искусства.

Последствия этого заметны и по сей день: долгие споры родстве человека с обезьянами; безжалостная борьба за существование; предполагаемый прогресс в развитии природы, венцом которого является человек; мнимый материализм идеологии состязательности, через которую стала пониматься природа; социал-дарвинизм; близость учения о наследственности к расизму и евгенике; наконец, нападки на библейское толкование сотворения мира, которые многие и сегодня видят в эволюционной теории. При всем этом в первой главе «Происхождения видов» („The Origin of Species“) речь вовсе не идет об обезьянах, Боге или прогрессе, большая часть ее посвящена голубям. Однако люди и прежде и теперь вкладывают в тексты Дарвина более интересное для себя содержание.

Идеологизация эволюционной теории

Особенно заметную роль это сыграло в преподавании биологии в средней школе. В 1882 году курс биологии был изъят из программ старших классов прусских гимназий, поскольку его стали идентифицировать с новым учением и взглядами его представителей. Начался новый виток борьбы мировоззрений. Прошло пятьдесят лет – и в школах, наоборот, осталась одна биология.

«В выпускных классах всех без исключения школ, - писал министр культуры Пруссии в сентябре 1933 года. - Необходимо безотлагательно ввести в учебные курсы изучение нижеследующих вопросов: учения о наследственности, расовой теории, расовой гигиены, генеалогии и политики в области народонаселения. Основой для преподавания этих тем должна служить биология, для которой следует немедленно выделить достаточное количество учебных часов – 2-3 в неделю, при необходимости за счет математики и иностранных языков. Поскольку именно биологическое мышление должно стать основой преподавания», то и остальные курсы школьной программы были подчинены выполнению этой задачи. Столь резкие переходы возможны только по отношению к тому, что воспринимается не как наука, а как идеология: все или ничего.

Студенты не читают Дарвина

Если сегодня посмотреть на программу преподавания биологии в школе, то складывается впечатление, что отношение к теории эволюции нормализовалось. Время от времени возникают, правда, бесплодные дискуссии по вопросу ее границ, ее отношений с религиозным учением. Кучка людей отстаивают позицию, что существует якобы противоположная «теория разумного замысла» („intelligent design“), которую якобы тоже надо ввести в программы. Однако этой другой теории вовсе нет, а есть только эмоциональный порыв, носители которого не могут (а может, и не хотят) ни использовать имеющиеся знания, ни вести исследования в будущем, и по этим причинам ограничиваются общими рассуждениями о том, что возможно и чего невозможно знать. Точно так же можно было бы дискутировать на уроках немецкого языка о том, несет ли язык вообще какую-нибудь информацию. Было бы несправедливо по отношению к философии называть такие вопросы философскими.

Эволюционная теория между тем является частью программы старших классов школы, впрочем, не особенно обширной частью. Современные образовательные стандарты по биологии для средней школы, выпущенные Конференцией министров культуры федеральных земель, содержат один-единственный вопрос по теме «Эволюция». Он касается растений семейства бромелиевых (ананасных): «Объясните приспособления бромелиевых к среде с помощью мутаций и отбора». Имеется в виду способность организма усваивать воду не корнями, а листьями. Другие темы, начиная от физиологии и заканчивая экологией и генетикой, представлены много шире. Это касается и гимназических курсов. Тексты самого Дарвина в школах не читаются. Английский генетик Стив Джонс, автор одной из самых ярких книг о современном состоянии дарвинизма, упоминает в связи с этим, что он не встречал ни одного студента-биолога, который бы читал Дарвина („Almost Like a Whale: The Origin of Species Updated“, London 1999).

Дарвин помогает в выборе решения

Сказанное выше соответствует некоторым тенденциям в преподавании биологии. Международные сравнительные исследования, как сообщает научная сотрудница университета города Киля, дают, к примеру, следующие результаты: школьники интересуются прежде всего «содержанием курса в контексте биологии человека (например, вопросы пола, здоровья, лишнего веса, поддержания организма в хорошей физической форме, привлекательной внешности)».

Программа курса, согласно заключению ученых, должна «следовать этому в сценарии, орентироваться на школьника» и даже «помогать в выборе решений». В подобном мнении исследовательница далеко не одинока, и ясно как день, сколь мало шансов на выживание в школьном курсе биологии имела бы теория эволюции, если критерием отбора будет служить «помощь в выборе решений». В таком случае Дарвина действительно пришлось бы свести к той самой социобиологии, которая может бесконечно обсуждать преимущества красоты в борьбе за столь важную для продолжения рода передачу по наследству собственных генов, забывая о таких простых вещах, как недолговечность идеалов красоты или существование противозачаточных пилюль. И мы вновь попадаем в сферу не науки, а мировоззрения.

Дарвин учит думать

То, что в рекомендациях методистов называется «ориентация на школьника», а при внимательном рассмотрении оказывается идеалом «ориентации на профессора», осуществляется за счет школьника. Давайте разберемся. Если мы говорим, что для преподавания предмета важно и нужно, чтобы его содержание было полезно школьнику и хорошо ему знакомо, то это значит, что мы отказываемся от главного свойства лучших учебных материалов – свойства, которым эволюционная теория Дарвина обладает в самой полной мере. Имеется в виду способность пробуждать мысль, учить думать. Сам Дарвин называл свою теорию вовсе не «картиной мира» - тогда и слова такого еще не было – а «а long argument», что можно легко перевести как «подробная мысль» или «обширное доказательство».

Если школьное обучение должно учить детей думать, то едва ли в курсе биологии найдется другая столь подходящая для этого тема, как эволюционная теория. Ведь она исходит не просто из фактов, но из фактов, истолкованных как решения определенных проблем. В каждой биологической форме она видит проблему: как такое может существовать и сохраняться? И каждая биологическая форма несет в себе ответ: как такое могло возникнуть?

Почему очевидное очевидно?

Летающие рыбы, если позволить себе пример из книги Стива Джонса, полны загадок. Так же как вопросы пола. Зачем вообще существует двуполое размножение, а не просто самооплодотворение, как у некоторых растений или улиток? Вся эта суета с поиском партнера и скрещивания – к чему все это? Здесь даже незачем призывать на помощь идею фикс некоторых биологов и экономистов, которые каждый раз спрашивают, кому это выгодно. Достаточно понимания, что все биологические явления или свойства связаны друг с другом – пол, умение летать, свойство «быть растением» или «быть растительноядным».

Надо подумать о том, какие следствия имеет такое свойство, как исключительно растительноядное питание, или, наоборот, отсутствие растений в рационе. «Побочным продуктом» таких рассуждений будет обсуждение вопросов о том, что растения меньше насыщают, зато никуда не убегают, что хищники имеют совсем другой двигательный аппарат, нежели растительноядные виды. Урок в этом случае будет нацелен на развитие биологического мышления. Богат сведениями тот факт, что ни одно животное в природе не охотится на орлов, нет и таких, кто питался бы львами. Если на уроке зайдет разговор на такую тему, то неизбежно обсуждение преимуществ высококалорийного питания и недостатков чрезмерно энергозатратных способов охоты. Как много львов обитает в местах их распространения на площади 10 кв. километров? Наблюдение, что в природе один вид живых организмов питается другим, не имеет ничего общего с бесчеловечной идеологией, но ставит вопрос – как могло возникнуть в природе то или иное явление.

Пресловутая «доступность»

Постоянное обращение к различным наблюдениям за животными и растениями касается и уроков, на которых обсуждаются ведущие понятия самой эволюционной теории. Что такое, к примеру, «борьба за существование»? Ведь речь может идти не о том, что два экземпляра одного и того же или вида или двух разных видов конкурируют друг с другом. Важнее понять, за что может идти борьба. Если назвать „пищевые ресурсы», «свет», «места гнездования», то, конечно, список будет неполный. При этом «выжить» означает несколько иное, чем «иметь возможность размножения».

Однако оба понятия применяются для объяснения термина «существование». Таких вопросов множество. Список их, конечно, не есть еще программа по биологии, однако он бы мог показать, какие перспективы открывает урок, развивающий такие темы. Он также ярко демонстрирует, как неверно истолкованные понятия «доступности», практически ориентированного знания закрывают перед нами возможности развития мышления у школьников. Материалы для преподавания – в избытке. Само по себе замечательно, что лучшие книги по естествознанию последних десятилетий практически все написаны учеными-эволюционистами, среди которых Эрнст Майр, Стефан Джей Гоулд, Джерид Даймонд, уже упоминавшийся Стив Джонс. В текстах всех этих авторов кроются прекрасные материалы для урока, им можно посвятить годы учения.

Взрослый смысл «детских» вопросов

Это же относится и к сочинениям гораздо менее известных авторов, недостаточно разрекламированных среди учителей. Английский биолог Джонатан Кингдон, художник-анималист, корифей в области изучения африканских млекопитающих, несколько лет назад написал захватывающую монографию о развитии прямохождения („Lowly Origins: Where, When, and Why Our Ancestors First Stood Up“, Princeton 2005). Эта сложная и удивительная теория по вопросам эволюции «выросла» как ответ на элементарный вопрос: почему случилось так, что когда-то обезьяны стали жить не только на деревьях?

Некоторые ранние виды обезьян вели ночной образ жизни. Соответственно, их органы чувств имели определенное строение, что могло привести к сложностям при переходе обезьян на дневную активность. А как выглядят челюсти животных со слабо развитым обонянием? Приспособлены ли они к специализированному питанию или скорее к разнообразному? А почему нет, к примеру, двуногих лисиц? Для биолога-эволюциониста не существует «детских» вопросов. Любое отличие между животными имеет значение.

Арсенал полезных проблем

Еще один аргумент за то, что целью преподавания должно быть не накопление знания, а развития мышления, состоит в том, что хорошо продуманное, осмысленное знание гораздо лучше запоминается. Каждая шоу-викторина демонстрирует, что даже студенты не знают, как размножаются грибы или происходят ли собаки от лисиц. Учителя в таких случаях обычно говорят: «Но мы это проходили», а хитроумные педагоги в утешение повторяют, что вообще-то не очень-то это и важно, ведь школа должна научить тому, как можно приобрести подобные знания в случае необходимости. Но ведь мы говорим не об усвоении учебного материала, а о том, чтобы научить учиться. В прошлом такие способности именовались «компетенции», и именно это загадочное слово было излюбленным ответом методистов на вопрос о целях обучения. Но то обстоятельство, что «компетенции» не приобретаются сами по себе, а только в процессе решения проблем, да и то не каждых, остается вне поля зрения.

Эволюционная теория предлагает нам целый арсенал замечательных проблем. Не в последнюю очередь это объясняется тем, что решение большинства из них нельзя получить в результате эксперимента и измерения, к нему можно придти только путем длительного рассуждения. Эволюционная теория полезна и в другом смысле: это теория о двойном характере изменений – о том, как они возникают в ответ на требования среды, и о том, как они протекают во времени. Это теория о том, что развитие структур, способных к выживанию, в высочайшей степени зависит от обоих факторов. Ничто из того, что обладает постоянством, не развивалось быстро, и ничто из этого не развивалось вне зависимости от внешних условий. Эта мысль также принесла бы прекрасные плоды, если бы мы только дали ей шанс на жизнь в школьной программе. Продолжая обсуждение особенностей эволюционной теории, можно было бы представить себе такое преподавание биологии в школе, которое было бы целиком посвящено Дарвину и тем вопросам, которые он когда-то поставил.