В конце 80-х - начале 90-х годов начался небывалый спрос на изучение иностранных языков. Наступила эпоха реального общения нашей страны со всем миром. Языки "капстран" из мертвых превратились в живые. О том, что изменилось в системе преподавания иностранных языков, как нужно и как не нужно это делать, "Русскому журналу" рассказывает декан факультета иностранных языков МГУ имени Ломоносова, профессор, лауреат Ломоносовской и Фулбрайтовской премий Светлана Тер-Минасова.

"Русский журнал": С тех пор как возник бешеный спрос на изучение иностранных языков, появилось множество людей, предлагающих моментальный эффект от своих "услуг": английский за неделю, за месяц, во сне... Преподавание языков стало доходным предприятием: народ клюет не только на качественные предложения, но и на приманки шарлатанов...

Светлана Тер-Минасова: Причины такого бума понятны. Раньше, когда не было реального общения, мы учили иностранные языки только по письменным текстам, как изучают мертвые языки. Сейчас же они нужны для реального устного и письменного общения. А значит, на это есть массовый спрос. И люди готовы платить за обучение языкам. Спрос порождает самые разные предложения: в том числе ульнические. Обещания типа "верну любимого за один день".

Между тем любому здравомыслящему человеку понятно: без усилий нельзя не только иностранный, но и родной язык выучить. Все это приманки для привлечения внимания. Могут быть интенсивные курсы, которые способны дать первый толчок. А потом все равно надо учить язык всю жизнь (и до конца так и не выучить).

Так вот, мы считаем, что язык нельзя изучать отдельно от культуры того народа, который этим языком пользуется как средством общения. Из семи значений слова "культура", которые дает академический словарь русского языка, мы подразумеваем первое - антропологическое. То есть культура - это некая совокупность результатов человеческой деятельности во всех ее сферах: духовной, материальной... Культура - это набор традиций, идей, верований, образа жизни, национального характера; это менталитет, быт (что люди едят, что пьют). Все это и входит в широкое понятие "культура". А отнюдь не только балет, живопись, драма.

Оказалось, когда человек учит язык, он должен как можно больше знать о мире изучаемого языка. И когда в 1988 году наш факультет отделился от филологического, мы придумали предмет "Мир изучаемого языка" и ввели его в первый же год. Этому предмету мы отдали треть учебного времени.

Слово, как двуликий Янус, имеет две стороны: у него есть форма и содержание (потому что есть такие языковые единицы, у которых только форма, например звуки). Увлечение только формой без значения - это формализм. Главное - значение слова. А значение - это тропинка или ниточка, которая связывает мир языка с реальным миром. Значение слова - это соотнесение некоего звукового или графического комплекса с предметом или явлением реального мира.

Если вы скажете "table", то вы понимаете, что это - стол. То есть звучание или сочетание условных значков соотносится с каким-то предметом реальности. Но чтобы понять значение этих слов, надо знать как можно больше о том мире, в котором это слово реально существует. Ведь значение иностранного слова - это дорожка в иностранный, а не в русский мир. И если я говорю, что "дом" - это "house", это очень коварная дорожка. Потому что "house" живет в англоязычном мире, а "дом" - в русском. "Дом" и "house" не совпадают по целому ряду признаков. А совпадают они только в самом общем: это место, где живут люди. Но устройство - социальное, архитектурное, культурное - английского "house" отличаются от устройства русского "дома". И если я скажу фразу: "That morning she had a headache and she stayed upstairs" ("В то утро у нее болела голова, и она осталась наверху"), то для того, чтобы все это понять, нужно знать устройство английского "house". Потому что в наших домах нет такого правила, что наверху - только спальни и туалеты, а внизу - вся жизнь (столовая, кухня...). И поэтому перевести эту фразу нужно так: "В то утро у нее болела голова, и она не вышла к завтраку). Если перевести "осталась наверху", русскому человеку это ничего не скажет.

Вот почему соизучение языка и культуры - это основной принцип в преподавании языка.

РЖ: Отсутствие этой связки очень ощущается в плохих современных книжных переводах.

С.Т.-М.: Конечно! Значения слов раскрываются только в том случае, если вы хорошо знаете, как живут люди: что едят, что пьют, как умываются. А в книжном деле, поскольку издатели экономят на хороших переводчиках, процветают жульничество и шарлатанство. На экраны выходит лавина плохо переведенных фильмов. Но ведь при неверном переводе коверкается как язык перевода, так и оригинала.

В моей новой книжке "Война и мир языков и культур" много смешных, уродливых примеров. Название ее обманчивое: как будто языки действительно воюют друг с другом. На самом деле я осознала, что язык может быть рассмотрен не только как барьер, разделяющий народы, как наказание, пришедшее от Вавилонской башни, но и как щит, который защищает национальную самобытность народа.

РЖ: В эпоху глобализации это особенно актуально?

С.Т.-М.: Последняя глава моей книги - вся про это. Что будет с миром в связи с тем, что английский язык уверенно получает титул глобального языка? Во-первых, чем это угрожает другим языкам, другим народам, а во-вторых, чем это угрожает самим англоязычным народам? Они вроде бы только выиграли от господства английского языка в мире, но в то же время они потеряли свой щит. Все знают английский язык. Он превращается в тонкую стеклянную перегородочку.

РЖ: Международным языком становится американский английский или британский английский?

С.Т.-М.: Одна из моих идей заключается в том, что есть еще третий язык - английский для иностранцев. Это такой суррогат, который не употребляют ни англичане, ни американцы. Но весь мир употребляет этот дистиллированный английский, из которого убрано все разговорное, неправильное; все живое. Это язык учебников английского языка.

РЖ: Так почему язык - это щит, который охраняет свой народ от пришельцев?

С.Т.-М.: Трудности в изучении или преподавании чужого языка я рассматриваю как военные уловки языка: он не позволяет вам проникнуть в свой мир. Например, есть такое понятие: "ложные друзья переводчика". Это слова, которые выглядят так же, как в вашем родном языке, а означают что-то другое. Например, слово "nationality" - ложный друг. Оно пишется похоже на русское слово "национальность", а означает "гражданство". И поэтому в визовой анкете может быть графа "предшествующая национальность". А у нас не бывает "предшествующей национальности". У нас национальность по крови; у них же это - гражданство.

РЖ: Или слово "magazine" - журнал...

С.Т.-М.: Да, у нас - магазин, а у них - журнал. Очень хороший пример. А вот пример из украинского. Пришла женщина в магазин и спросила, есть ли у них перчатки. А продавец отвечает: есть, но только "чоловичьи". А "чоловик" - это мужчина. Покупательница испугалась и на всякий случай убежала.

Или английское слово "address". Но по-английски "адрес" - это только улица и квартира. И поэтому, когда в анкете написано "address", а потом - "city" и "country" (город, страна), люди не понимают и пишут сначала свой полный адрес, а потом думают: писать город и страну, в которую человек направляется, или что-то другое? Это тоже ложный друг. То есть ловушка для вторгающегося в язык. Нам трудно учить иностранный язык, потому что он расставил всякие ловушки.

Еще трудность: у нас пишут сначала день, а потом - месяц, а американцы - сначала месяц, а потом - день. Это тоже свойство культурных запретов.

Наша проблема в том, что мы должны как можно больше внимания посвящать культуре страны. Поэтому мы и ввели курс "Мир изучаемого языка".

Еще одна проблема: молодежь не хочет читать книжки. Пытаясь это как-то преодолеть, мы издали серию под названием "Страны и народы". "Англия и англичане" (она есть на русском и на английском языке). Это страноведческое пособие построено очень необычно. Там есть главы: "что едят и пьют англичане", "как помыться в английской ванной", "место и роль чая в английской жизни", "все счастливые семьи счастливы по-своему"... Там все про то, как люди живут. К этой книжке мы сделали фильмы, которые иллюстрируют его главы. И к каждому фильму приложены методические книги.

Мы движемся к культуре через язык, а к языку - через культуру. Молодежь не хочет читать, а мы с помощью этих книг и фильмов пытаемся решать эту проблему. Ведь это книги с фильмами на DVD. Студенты смотрят их на компьютере, а потом начинают читать учебник. Сейчас мы издали такую же серию "Италию и итальянцы" и сделали фильмы.

РЖ: Как вы относитесь к переходу на двухуровневую систему образования, к которой нас "призывает" Болонская конвенция?

С.Т.-М.: В каждой системе есть свои плюсы и минусы. Считать, что наша система вся хорошая, а западная вся плохая, нельзя. Мы первые в 1993 году начали давать два диплома - американского университета и МГУ (нашим студентам и иностранцам). Сейчас продолжаем программу двойных дипломов. У нашей системы - основательность, фундаментальность, у них - определенная гибкость. Наша система - как тоннель, на котором сверху написано, например, "химия". Российский студент, в семнадцать лет закончив школу, идет по этому тоннелю и с первого дня изучает свою химию. На выходе, через пять лет, из него получается очень хороший специалист, и его радостно берут на работу все химические организации. Но у нас система негибкая. И если студент, проучившись два года, понимает, что это - не его, его судьба сломана: ему нужно возвращаться обратно, заходить в новый тоннель и еще пять лет идти по нему. Это очень сложно.

А их система - это салат оливье, или винегрет. В первые два года американские студенты должны попробовать все. И только в конце второго курса они выбирают специализацию. Единственные предметы, которые обязательны для всех, - это математика и английский язык. А в остальном приходится заниматься и историей, и биологией, и музыкой. Когда мы связались с американскими коллегами, то пришли в ужас, потому что для первых двух лет нам нужно было искать преподавателей по музыке, искусству, биологии, физике. Но при этом у наших специалистов очень глубокое образование. Как их химик, который проучился четыре года, а из них химию изучал два года, может соперничать с нашим, только своим предметом и занимавшимся?

С другой стороны, им дают шанс все попробовать. Ведь молодой человек, закончивший школу, часто еще не знает толком, чем он хочет заниматься всю жизнь - физикой или историей.

РЖ: Как можно выстроить иностранные языки по степени востребованности?

С.Т.-М.: Английский - на первом месте. На втором - испанский (по количеству носителей). У нас все больше стремятся к изучению китайского и японского языков. Их на нашем факультете дают как третьи языки. На французский и немецкий - спрос меньше.

Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова