ВАЛИ ЭКСПОРТ - одна из самых известных в мире представительниц медийного искусства Австрии. Ее мнения о Вене, феминизме, сексуальности и власти, а также о ее предстоящей выставке в Москве.

"Венская газета": Госпожа ЭКСПОРТ, мы сейчас находимся в традиционной венской кофейне. Можете ли вы себя назвать венской художницей?

ВАЛИ ЭКСПОРТ: Все-таки нет. Конечно же, на меня влияла австрийская традиция. При этом я подразумеваю Виттгенштейна, "Венский круг" или Зигмунда Фрейда, чьими работами я очень серьезно занималась в 60-е годы. Таким образом, существует некоторая принадлежность. Но тем не менее сама себя я не вижу венской художницей. Я чувствую себя человеком мира, которому, случайно так вышло, нравится жить в Вене.

ВГ: Не кажется ли вам Вена слишком консервативной?

В.Э.: Вена уж точно не самый новаторский город. Причину этого я вижу в стремлении Вены пытаться жить в традиции, которой давно уже нет. И здесь постоянно присутствует страх перед обновлением, перед чем-то новым.

ВГ: Нам чем основан этот страх?

В.Э.: Наверное, на крушении монархии и на преследованиях Второй мировой войны. Тогда людей настолько физически забили, что тех, кто бы еще мог поднять культурное сознание, после 1945 года в Австрии просто не осталось. Последствия такой духовной ампутации послевоенного общества проявляются и по сей день: в страхах, в ограниченности, в стремлении сохранить, сберечь, в традиционности и в консерватизме.

ВГ: Что вы думаете о прошедшем годе Моцарта?

В.Э.: На самом деле, чествуя Моцарта, мы чествуем художника, который уже более чем двести лет мертв и совершенно случайно был австрийцем. К Моцарту возвращаются, чтобы доказать самим себе, что в Австрии есть первоклассная культура, в то время как современное искусство по-прежнему остается в тени и игнорируется. Кроме того, событие "Год Моцарта" оставалось на городском уровне и ограничилось элитарной группой потребителей искусства. Было бы слишком смело утверждать, что год памяти продвинул искусство Моцарта в сознание широких масс.

ВГ: Будет ли ВАЛИ ЭКСПОРТ через двести лет таким же туристическим аттракционом, каким сейчас стал Моцарт?

В.Э.: Честно говоря, я совершенно не думаю о том, как будут смотреться мои работы через двести лет. Но я не перестаю надеяться, что появится совершенно другое, свободное понимание искусства.

ВГ: В ряде работ вы вновь и вновь активно занимаетесь темой городского пространства. Как мы будем жить в Вене через пятьдесят лет?

В.Э.: Я думаю, классические центры городов - в том виде, в каком они существуют сейчас, - просто исчезнут на наших глазах. Вместо этого возникнут несколько различных сердцевин. Могу легко представить, что из-за глобализации исчезнет индивидуальность городов, в то же время значительно возрастет слияние различных районов совершенно разных городов. Многочисленные и разные центры или части поселений не будут восприниматься как идейное целое. Наоборот, центры, похожие друг на друга по типу, по идеологии, по национальному признаку, будут как бы объединяться на международном уровне, преодолевая физические границы города. Предвестников такого развития мы видим уже сейчас - это культура еды или производство одежды. Между тем нам кажется совершенно нормальным, что жители разных континентов носят одинаковую одежду и едят одинаковую пищу. Рано или поздно подобные тенденции отразятся и на строительных планах. Больше не будет города как такового. Максимум, что останется, - это историческое ядро для идентификации.

ВГ: Полагаете ли вы, что такие исторические центры, например в Вене, превратятся в своего рода Диснейленды?

В.Э.: Об этом уж говорят более пятидесяти лет. Я думаю, мы уже частично стали Диснейлендом. Это касается и Парижа, и Лондона.

ВГ: Выберут ли когда-нибудь в Австрии женщину канцлером?

В.Э.: По крайней мере, это не кажется мне невероятным. Но, в зависимости от того, как это произойдет и к какой партии она будет принадлежать, это внушает мне оптимизм или, наоборот, я опасаюсь этого.

ВГ: Что вы думаете о таких женщинах, как Ангела Меркель?

В.Э.: Конечно же, можно воспринимать как позитивный сигнал то, что женщина занимает пост канцлера. Но на самом деле Ангела Меркель всего лишь женщина, которая подстраивается под господствующую сейчас политику. Так что, честно говоря, как пример женской эмансипации я ее не воспринимаю.

ВГ: Как бы вы определили женскую политику?

В.Э.: Разделение на мужскую и женскую политику слишком образно. Проблема в том, что политически действующие женщины воспринимаются как представители мужских интересов во власти. В этой связи просто необходимы перемены в самой системе. Речь идет не о ролевых клише, а о паритете, то есть о равноценности мужчин и женщин, будь это работа, будь это их возможности, будь это оплата или социальное положение. Первым важным шагом было бы равноправие в экономических позициях.

ВГ: Действительно ли мужской мир такой сильный или же женщины сами добровольно ему подчиняются?

В.Э.: И то и другое правильно. Женщины пробиваются на руководящие посты, только если они очень упорны или стремятся к власти. В 60-е годы господствовало мнение, что женщины вообще не должны стремиться к власти. Это совершенно ошибочно. Власть - это не мужское качество. Без борьбы за власть мы, женщины, не могли бы добиться равноправного общества. Только если у тебя есть власть, можно на что-то влиять, как в позитивном, так и в негативном смысле.

ВГ: Виден ли уже конец патриархата?

В.Э.: Это трудно сказать. Иногда проще смириться, но мой оптимизм говорит мне: да, это возможно. Наша борьба в 60-е и в 70-е годы принесла вполне ощутимые плоды, несмотря на то, что те утопии не стали реальностью. Общество похоже на огромную резинку: оно растягивается и растягивается, а в тот момент, когда пробилась определенная мера свободы, она отскакивает опять назад и сжимает все то, что не соответствует нормам. Сейчас мы переживаем фазу сжатия.

ВГ: Полагаете ли вы, что по сравнению с 70-ми годами с равноправием стало хуже?

В.Э.: Хуже - нет, но период застоя - да. Общество всегда ориентируется на свои экономические системы. Если экономике нужны рабочие силы, значит, женщины должны идти работать, а политика поддерживает это путем создания детских учреждений или подобными мероприятиями. Но если наблюдается избыток рабочей силы, то используется противоположная идеология, говорится, что женщина должна сидеть дома, заниматься хозяйством и воспитывать детей. Подобные ролевые клише не имеют ничего общего с убеждениями, исключительно только с экономическими интересами. А так как на руководящих должностях сидят в основном мужчины, то самое простое - это вытеснить из экономической жизни самых слабых членов, то есть женщин.

ВГ: То есть эмансипация сводится лишь к экономической проблематике?

В.Э.: Конечно же, эмансипация - это значительно больше. Но экономика играет ключевую роль. Ведь только экономическое уравнивание дает шанс стать и в обществе равным. Конечно же, эмансипация означает и то, что и сама себя воспринимаешь дифференцированно, смело вливаешься в общество готовой к общению. И наконец, само общество себя эмансипирует.

ВГ: На музыкальной сцене и в кино сегодня все чаще используется женский образ как образ светловолосой глупышки. Волнует ли вас такое развитие?

В.Э.: Общество само создает себе образы, не надо забывать, что мы живем в мире, в котором господствуют мужчины. Часто эти женщины совсем не так глупы, как их преподносят, как раз наоборот, умны и талантливы. Клише глупенькой женщины исходит как бы из маркетингового исследования, служит как бы упаковкой, чтобы продукт лучше продавался. В этом отношении это противоречиво, так как есть определенные женщины, которые идентифицируют себя с этим типом женственности и считают наигранные клише настоящими. Но стереотипные клише о женской фигуре, их работа над своим телом привели к тому, что интерес к этому стали проявлять и мужчины. Мужчины сегодня, как и женщины, озабочены определенными идеальными оптическими представлениями.

ВГ: Ваши художественные работы очень трудно отнести к какой-либо категории. Вали Экспорт можно назвать самостоятельным направлением. Может быть, это связано с тем, что в начале карьеры вы были единственной женщиной среди коллег мужчин?

В.Э.: Конечно же, в 60-е годы женщина была изолирована, ей было даже одиноко. Я довольно рано оказалась за границей. Мне было совершенно ясно, что мой стиль, мое художественное выражение в Австрии не будут восприняты. Меня здесь просто отрицали, как будто меня вообще не было. Практически все свои работы я показывала за границей: в Англии, в Германии, в Швейцарии, в Голландии, позднее в США. В Вене меня встречало гробовое молчание или работы рассматривались как скандальные, а это самый примитивный способ восприятия и классификации.

ВГ: Легко ли спровоцировать венцев? Или чаще у нас выходит скандал?

В.Э.: Мне кажется, скандал - это обычная человеческая реакция. Скандалом становится все, что человек не может для себя определить и над чем не хочет размышлять.

ВГ: Нужна ли искусству провокация?

В.Э.: Нет, совершенно точно, искусству не нужна никакая провокация. Но в моих работах я использую провокацию как средство выражения. Таким способом я могу привлечь внимание к определенным вещам, как бы "включить" дискуссию. Я хочу быть агрессивной в моем искусстве.

ВГ: Как вы видите тему сексуальности в сегодняшнем обществе по сравнению с тем, что было?

В.Э.: Негативно. Модели и кумиры воплощают только кажущуюся сексуальность, они лишь имитация желания, но наше настоящее отношение к сексу, скажем честно, напряженное, консервативное, замкнутое. И хотя сексуальность часто демонстрируется, например, на телевидении, в рекламе, в кино, эта экспрессивность не имеет своей целью стать действительно понятной отдельным членам общества. Сегодня нужно производить сексуальное впечатление, сексуально одеваться, но совершенно недопустимо показывать страсть, не говоря уже о том, чтобы проявлять страсть во всей ее полноте. "Быть" и "казаться" продолжают удаляются друг от друга, и многие путают, что значит быть сексуальным и эротичным.

ВГ: Стала ли сексуальность, если можно так выразиться, ритуальной?

В.Э.: Именно, прежде всего во внешних проявлениях. Реальная неуверенность в обращении с сексуальностью проявляется в опросах, которые свидетельствуют о том, что пары с удовольствием остаются верны друг другу, но, несмотря на это, хотят свобод. Здесь явное внутреннее противоречие.

ВГ: То есть, с одной стороны, сексуальность переоценена, с другой стороны, ей не дают проявляться?

В.Э.: Она становится ритуалом, направляется в определенные каналы, но ей не дают проявляться. Здесь многое накипело в нашем обществе, на мой взгляд.

ВГ: Значит ли это, что нам нужно второе сексуальное освобождение?

В.Э.: Второе сексуальное освобождение? Все-таки нет. Но некоторое осмысление первого - необходимо. Нужно свободное и честное осмысление темы, которое было бы не так привязано к заданным правилам поведения. Мы должны быть менее сексуальными, но более эротичными.

ВГ: 3 марта в Москве откроется большая выставка ВАЛИ ЭКСПОРТ. Какие работы вы покажете?

В.Э.: Я показываю одну инсталляцию, которую специально сделала для России. Ее тема - оружие. Речь идет о ситуациях войны и борьбы за власть - как со стороны государственной армии, так и со стороны повстанцев. Собственно, ставлю вопрос, что делает повстанцев повстанцами и чем они отличаются в своих властных проявлениях от государственных силовых структур. Повстанцы являются повстанцами только до того момента, пока у них нет структур власти, государственной власти, но здесь одно может быстро превращаться в другое.

ВГ: Какие темы особенно занимают вас сейчас?

В.Э.: Одна из тем, которой я уже некоторое время занимаюсь, - это обрезание женщин. Это одно из самых страшных вмешательств в женскую психологию и в женское тело. Это укоренившееся членовредительство, проявление постоянного насилия по отношению к женщине, которое сохранилось во многих культурах и обществах. В Вене обрезание женщины случается редко, делается нелегально, иногда в семьях эмигрантов, если удается найти подходящего врача. Конечно же, речь идет главным образом о других культурах, что особенно для меня важно. Мне всегда интересна возможность дискуссии с чужой культурой, возможность диалога.

ВГ: Как конкретно выглядят эти работы?

В.Э.: Они состоят из фотоснимков, фильмов, диапозитивов и интервью.

ВГ: Эти материалы вы нашли в Вене или для осуществления этого проекта ездите в страны, где практикуется обрезание женщин?

В.Э.: Я получаю материалы из-за рубежа или беру интервью у тех, кого это коснулось у нас, в Вене. Между прочим, я еще ни разу не сфотографировала обрезанную вагину. Не хочу этого делать ради удовлетворения чьего-то любопытства. Поэтому для меня стало проблемой задокументировать это увечье. Я знаю женщин, с которыми это произошло, и могла бы попросить их позволить сфотографировать. Но какое-то внутреннее препятствие мешает мне.

ВГ: Препятствие по отношению к тем, с кем это произошло, или художественное препятствие?

В.Э.: Нет, препятствие не по отношению к женщинам, их нужно только попросить. Это этическое препятствие, само это увечье для меня страшно болезненно. Подобная травма не может быть представлена художественно. В самом крайнем случае ее можно показать просто в рамке, как самое выразительное отношение к этому. Я не могу фотографировать умирающих, хотя и не хочу сравнивать эти вещи. Раньше была традиция фотографировать умирающего прямо перед его кончиной. Меня часто об этом просили. Но я этого не могу. Для меня это проявление нездорового любопытства.

Беседовали Мартин Хаблесрайтер и Соня Штуммерер

Биография:

ВАЛИ ЭКСПОРТ родилась в 1940 году в Линце. По ее словам, уже в шестнадцать лет решила стать художником. Закончила Художественную ремесленную школу в Линце, затем Венскую высшую школу текстильной промышленности, факультет дизайна.

В 60-е годы ВАЛИ ЭКСПОРТ начинает работать как свободный художник, делает видеоинсталляции, занимается цифровой и концептуальной фотографией, сочетает тело с различными материалами. В 1967 году берет творческий псевдоним "Вали Экспорт", отражающий концепцию ее творчества. Это имя становится ее личным логотипом, теперь оно должно писаться только заглавными буквами. Уже в самых ранних работах ее собственное тело становится существенным творческим элементом. Так, в 1968 году прошла открытая акция "Тактильное кино", а в 1969-м сцена "Генитальная паника". Провокационные проекты получили широкий международный резонанс и были с возмущением отвергнуты в Австрии. Например, министр культуры того времени, Фред Зиноватц, отказался в конце семидесятых годов вручить ВАЛИ ЭКСПОРТ Австрийскую государственную премию по киноискусству.

С 1991 по 1995 год ВАЛИ ЭКСПОРТ - профессор визуальной коммуникации в Институте искусств в Берлине. С 1995 по 2005 год - преподаватель в Высшей художественной школе медийного искусства в Кельне.

В 2000 году ВАЛИ ЭКСПОРТ получила Премию Оскара Кокошки, но отказалась ее принять из рук члена черно-голубого кабинета федеративного правительства Австрии.

Участвовала в многочисленных международных выставках, в том числе в кассельской выставке "Документ"; выставлялась в лондонском Тэйт-модерн, в Нью-Йоркском музее современного искусства и в парижском Центре Жоржа Помпиду.

ВАЛИ ЭКСПОРТ живет в Вене и работает для Государственного центра современного искусства в Москве и московского Фонда культуры "Екатерина".

Выставка ВАЛИ ЭКСПОРТ открылась 3 марта и продлится до 1 апреля 2007 года.

Сайт ВАЛИ ЭКСПОРТ

Интервью Вали Экспорт газете "КоммерсантЪ" 12 июля 2006 г.:
ВАЛИ ЭКСПОРТ: феминистический проект был утопией

Источник: "Wiener Zeitung"

Перевод Ивана Успенского