Саид-Селим Цуев, военный комиссар Чеченской Республики, генерал

"Русский журнал": Вначале хотелось бы спросить о ваших научных интересах, наслышан, что вы предсказывали многие события эпохи 90-х. Расскажите о вашей диссертации.

Саид-Селим Цуев: Я защитился в 94-м году, на гражданке мы называем это аспирантурой, а у нас называется военной адъюнктурой. Перед войной как раз я и защитился на тему "Военно-политические проблемы регионально-этнических конфликтов на примере Северного Кавказа". Тему мне ФСБ засекретило. Практически из двенадцати моих политических прогнозов того времени (я этим не хвалюсь, потом они сами мне это говорили) восемь или девять сбылись. Все плохое, о чем я говорил. Я везде говорил, что не нужно начинать войну. И перечислял: если начнете войну, то будет то-то и то-то...

РЖ: Это было до начала первой чеченской кампании?

С.-С.Ц.: Да, до начала. Я защитился в ноябре, а в декабре уже началась война.

РЖ: Уже пятнадцать-двадцать лет как жителей Чеченской Республики не призывали в армию, в отношении них не было воинской повинности, но теперь уже решили наконец-то заняться этим вопросом и доверили этот процесс вам как одному из нескольких генералов-чеченцев. Если я не ошибаюсь, у чеченцев сейчас всего четыре или пять генералов, это так?

С.-С.Ц.: Настоящих генералов у нас, по моим данным, всего двое. Никого не хочу обидеть, те тоже генералы. Что значит "настоящие"? Есть, конечно, и другие генералы, но в милиции, в прокуратуре, в ФСБ. А это уже спецзвания. А воинским званием считается только то, что в армии. Вот у нас таких двое. Это генерал Сулеменов, который сейчас депутатствует, и генерал Цуев, покорный ваш слуга, который прошел весь путь от солдата до генерала. Почему говорят - спецзвания? Когда они увольняются, военкомат их ставит на учет в том звании, которое у них было в армии, то есть не генеральское. А мы (имеются в виду вооруженные силы и внутренние войска) - это настоящие генералы. Нам пишут "генерал-майор", а им пишут "генерал-майор юстиции", "генерал-майор ФСБ" и т.д. Это уже называется "спецзвания". Таких генералов у нас больше, я ими очень горжусь. Это генералы Алу Алханов, генерал-лейтенант Руслан Алханов, Саид Пешхоев, Асламбек Аслаханов. В общем, я посчитал - у нас минимум семь генералов. Мы должны этим гордиться, в последнее время у нас генералов стало очень много по сравнению с другими малыми народами, если можно так выразиться...

РЖ: Расскажите, с какими трудностями вы столкнулись при начале своей деятельности в качестве военного комиссара ЧР. Чем сейчас конкретно занимаетесь?

С.-С.Ц.: Первые трудности? До назначения указом президента РФ военным комиссаром ЧР я был заместителем военного коменданта ЧР по информационно-идеологической работе с 2001 по 2004 год. В тот сложный период, который вы, наверно, помните, когда в каждой деревне были зачистки, похищения людей, митинги недовольных и т.д., - так вот, все эти вопросы лежали на моих плечах. Первый президент ЧР Ахмад-хаджи Кадыров и военный комендант доверили эти вопросы мне. И когда этот этап вооруженные силы закончили, полномочия мы передали внутренним войскам. Сегодня у нас в республике за контртеррористическую операцию отвечают внутренние войска - вы, наверно, знаете. Мне в конце 2003 года руководства страны предложило на выбор три генеральские должности. И одна из них была должностью военного комиссара ЧР. Я спросил мнение Ахмад-хаджи, и он ответил мне: "Селим, ты никуда не уедешь. Я хочу, чтоб ты был со мной". Я говорю: "Есть!" И он при мне позвонил тогдашнему министру обороны Сергею Борисовичу Иванову и сказал, что он не отпускает Цуева и что он хочет, чтоб я был с ним. Вот так, благодаря ему и министру обороны, я в конце 2003 года, 25 декабря, указом президента РФ был назначен на нынешнюю должность. С 18 января 2004 года принял эту должность и вот уже пять лет являюсь военным комиссаром. Конечно, когда я принимал эту должность, я знал, что эта должность очень тяжелая. Тем более в наших специфических условиях. Нужно было восстанавливать всю работу Военного комиссариата, а в то время все объекты были полностью разрушены. Штаты были уже установлены, а объекты надо было восстанавливать. Начали с комплекса зданий - вы, наверно, видели все это? Это все с помощью Аллаха, Министерства обороны России и Рамзана Кадырова. Первые три года я полностью посвятил восстановлению объектов, созданию новых объектов, созданию условий для работы сотрудников Военного комиссариата. На сегодня нам удалось восстановить первичный воинский учет в населенных пунктах, восстановить всю работу Военного комиссариата. То есть ту работу, которую возможно было восстановить за четыре года, мне, моим сотрудникам и всему личному составу удалось восстановить. Я могу сегодня официально об этом доложить, что вся работа, которую обязан проводить Военный комиссариат субъекта Федерации, у нас в республике проводится. За исключением самого главного вопроса для Военного комиссариата районов, города и региона, который у нас не решается, - это призыв и отправка граждан, юношей призывного возраста. Эта работа, как вы правильно заметили вначале, у нас в республике не проводится начиная с 91-го года. А сегодня уже 2008 год, то есть уже семнадцать лет полнокровной отправки юношей в армию, как в советские времена, не проводится.

Вначале, как я уже говорил, причина заключалась в том, что не было базы, не было создано условий. Сегодня все готово, причин как таковых, ни политических, ни технических, нет. Я ожидал, что мне дадут наряд на эту весну, на нынешний весенний призыв, но мне пока не дали. Но это решает (чтоб вы знали, я прессе всегда это заявляю) Генеральный штаб. Он делит наряд на все вооруженные силы, на все субъекты, и этот наряд приходит на округ. И на основании этого наряда командующий округом, начальник штаба округа мне дает задание, сколько человек и куда я должен отправить служить. На весну мне опять не дали этот наряд. Я думаю, Дала мукълахь (в переводе с чеченского - С божьей милостью), призыв у нас будет и все будет нормально. Но пока вот такой период без призыва продолжается, и сколько этот период протянется, я пока сказать не могу. Опять-таки повторюсь, это все решает Генштаб. Но мне кажется, с осени или, в крайнем случае, со следующей весны вся эта работа у нас начнется.

РЖ: Тогда хотелось бы задать вопрос по вашей предыдущей деятельности, связанной с работой заместителем военного коменданта ЧР. Вот многие сейчас уже признают, что у США крайне негативный опыт борьбы с терроризмом, хоть они его и пытаются насильно экспортировать. По всему миру расплодили свои военные базы. В то время как у нас, именно во вторую кампанию, смогли добиться уникальных результатов, пресечь это зло с минимумом жертв и последствий. Вот какие особые тактические приемы борьбы использовались в военный и в послевоенный периоды? Что-нибудь особенное, что раньше не очень широко распространялось и применялось?

С.-С.Ц.: Ражап, я понял ваш вопрос. Когда на территории вводились военные комендатуры, это все вводили на опыте Советской армии, Советского Союза. Помните, наверно, как было в послевоенной Германии? Там, после ее освобождения от фашистов, в каждом населенном пункте, в каждой губернии (у них они называются "землями") наши создали военные комендатуры. Вот этот опыт Великой Отечественной войны был также использован и на территории нашей республики. Насколько мы историю знаем, в масштабе государства такого опыта ни у одной страны не было. Только в нашей стране, в собственном субъекте начали создавать такие комендатуры, хотя обычно они создаются лишь на территории других государств. Был использован, как я уже сказал, опыт Великой Отечественной войны.

И я считаю очень правильным решением то, что была введена должность заместителя коменданта по информационно-идеологической работе. И то, что на эту должность назначили чеченца, это тоже было правильным решением. Я всю свою жизнь - сначала был офицером Советской армии, а сейчас Российской армии - не мне ли лучше знать обычаи и традиции своего народа? Правильно, да? Я считаю, что это очень мудрое решение. Не только я один был назначен. И в районах заместителями военного коменданта были назначены люди из числа уважаемых там жителей. Поэтому у нас получился такой положительный опыт.

Возьмем, к примеру, сегодняшний Ирак. Я уверен, что тот порядок, который США хотят там видеть, никогда не наступит. Это мое субъективное мнение. Потому что они врезались туда со своими традициями, а там, извините меня, всю жизнь мусульманская государственность была. И католическая Америка влезла туда без уважения к их обычаям и традициям? Они говорят, что привезли им демократию. То, что они там каждый день будут ставить своих руководителей на местах, народ их все равно не воспримет, какой бы национальности они ни были.

Почему у нас все это так быстро закончилось? Ведь у нас были не чеченские террористы и чеченские бандиты, тут же был международный терроризм. Так ведь? Большинство руководителей бандформирований были выходцами с Востока. Были даже украинцы, чеченцев там всего несколько было. Почему все это так быстро закончилось? Потому что Ахмад-хаджи Кадыров очень уважаемый человек был, все местные, которые к нам пришли, многие бывшие военные, у каждого есть свой род и т.д. Благодаря этому у нас в комендатуре были очень хорошие связи с народом. И народ, хотя вначале были зачистки и похищения, нам потом доверился. Этот перелом я почувствовал в 2003 году, когда народ повернулся к нам, к армии, лицом.

РЖ: Правильно ли я вас понимаю, что в организационно-техническом плане все новое, что использовалось во второй кампании, это хорошо забытое старое? То есть был перенят опыт Советского Союза, а именно Великой Отечественной войны. А в идеологическом плане Центр не пошел с навязыванием каких-то универсальных ценностей чеченскому народу, а, наоборот, поддерживал низы, учитывал национальную ментальность, опирался на традиционное устройство чеченского народа, на его традиции и обычаи?

С.-С.Ц.: Я мог бы ответить одним словом: да, именно так и было. Но все-таки хочу дать более развернутый ответ. Я же говорил, что был замом по идеологической работе. И когда меня инструктировали или когда мне ставили задачу, когда я ехал сюда, домой, на малую родину, основной упор на это и делали - и в руководстве Генштаба, и в округе. Везде мне говорили: "Селим, ты едешь не навязывать, а, наоборот, возобновить ваши чеченские обычаи, ты все это лучше знаешь". Поэтому мы ничего не навязывали, мы возобновляли наши вековые традиции, уважение к старшим, учитывая, что мы никогда не любили навязывания каких-то не своих, чужих идей и ценностей. А террористы были чужими.

Вот ты-то молодой, а мне уже за пятьдесят. Я слово "ваххабит" (к стыду или, может, к счастью) вообще раньше не слышал. У нас такого не было же ведь, правильно? И это появилось, откуда это привезли? Это привезли не из Москвы, это привезли с арабского Востока. И как бы они ни хотели навязать нам это, им не удалось. Поэтому в этом вопросе и мне, и всем бывшим здесь руководителям была поставлена задача - поднимать и понимать чувство достоинства, чувство гордости и национальное самосознание чеченцев. Это была основная задача - не мешать, а помогать. А если бы мы все делали, как в Ираке, - дескать, вот вы живете неправильно, чеченцы тысячелетиями жили неправильно? Во-первых, я бы сам не согласился, если бы мне дали такие указания, я бы тогда не поехал. Во-вторых, мы до сих пор бегали бы по горам и друг друга убивали бы. Но сейчас все резко изменилось, вы все это видите. Если вы помните 2001 или 2002 год, тогда власть в республике полностью была в руках у комендантов, в районах и районных комендантов. Вы, наверно, заметили, как все это плавно передали законной власти. Сегодня в регионе есть президент, есть парламент, есть прокуратура и суды. И сейчас главная наша задача, задача военных, - этому не мешать, а помогать руководству республики восстанавливать конституционный порядок и создавать республику.

РЖ: В последнее время очень много говорят о том, что в Российской армии нужно учитывать исламский фактор, что мусульманское население России стремительно увеличивается изо дня в день. Идут разговоры о том, что нужно присутствие муллы в каждой части или чтобы была мечеть и т.д. А вот вы - и во время службы в Советской армии, и позже в Российской - сталкивались ли с какими-то особыми проблемами из-за конфессиональной или этнической принадлежности? И нужны ли в армии муллы и мечети?

С.-С.Ц.: Ражап, я с 73-го года в армии, солдатом полтора года прослужил. И с 78-го года я на политической работе, окончил Свердловское высшее военно-политическое танково-артиллерийское училище, замполитом роты был в училище. Здесь, на Северном Кавказе, я начал службу. В Афганистане два с половиной года был замполитом роты, замполитом дивизиона. То есть все время был с людьми. У меня в роте было сто с лишним человек, в дивизионе было около четырехсот человек, в полку было полторы тысячи. Командовал ракетной бригадой, у меня было около четырех тысяч человек в подчинении. И были среди них все национальности. Я, будучи чеченцем, был начальником отдела ракетного соединения Германии. Но то, что я чеченец и мусульманин, моих командиров никогда не волновало, меня всегда спрашивали за работу. Если работал хорошо - хвалили, а если плохо - ругали. Точно так же поступал и я.

Вы знаете, наверно, что у нас раньше армия была партийной, до 91-го года. Вот я тогда был коммунистом, окончил академию и училище. И сейчас я полностью уверен, что армия должна быть вне политики, вне партии, и вне конфессии. Это мое личное мнение. Почему я так говорю? Ну, например, возьмем наш комиссариат, сейчас в республиканском комиссариате около двенадцати национальностей. И чеченцы, которые мусульмане, и русские, которые православные христиане, да? Я вот сегодня построю мечеть, здесь я ее построил благодаря Рамзану Кадырову. Завтра построю церковь, часовню, да? А потом кореец обидится, или калмык спросит: а почему не построили буддистский храм? Это, наоборот, разъединяет. Командиру должно быть все равно, кто какую конфессию представляет, это личное дело каждого. Правильно? И христиане так говорят, и все так говорят: "Между Богом и тобой посредников быть не должно". Если ты веришь в Иисуса, если ты веришь в Будду или веришь в Аллаха, то это твое личное дело, каждый из нас предстанет перед Богом. Но навязывание этого, я с вами полностью согласен, - это чистый популизм. Вот как партийность в армии отмерла, так и эти разговоры о конфессиях отомрут. Не надо нас разгонять по религиозным казармам!

В армии должна быть только одна политика - это государственная политика, которую сегодня проводит руководство страны и армии. У них должна быть только одна задача: там всю жизнь готовят воевать и защищать свою родину. Вот я от солдата до генерала дошел, один раз присягу дал, и если мне Родина прикажет: "Вперед!" - я должен идти вперед и отдать свою жизнь, если это потребуется. Основная политика в армии - это защита государства. А остальное - все эти демократы, либералы и т.д. - нам это не нужно. Ушел из армии, уволился на пенсию, будь он солдат или генерал, - пусть он только тогда занимается политикой, партией или чем-то еще. Это мое личное мнение.

РЖ: Я с вами полностью согласен. У меня к вам еще вопрос, который касается уже не только Военного комиссариата, но и Комитета по делам молодежи ЧР. Происходит ли между вами какое-то взаимодействие, и если да, то в чем именно?

С.-С.Ц.: Вы уже знаете, что последние пятнадцать-двадцать лет в этом направлении не велась работа. Я скажу, что эту работу мы восстановили, возобновили все буквально в 2005 году. И с каждым годом, совместно с правительственным Комитетом по делам молодежи, мы эту работу наращиваем и наращиваем. В частности, все мероприятия, особенно посвященные школьникам 10-11-х классов, мы проводим совместно с Комитетом. Вот мы в апреле проводили акцию "Призывник-2008", в прошлом году - "Призывник-2007" с участием всех районов. Я общался с председателем Комитета, правда, сейчас там уже новый и молодой руководитель, с ним пока не встречался, но отзывы о нем очень хорошие. Все его помощники и начальники отделов ко мне приезжают, можете у них поинтересоваться - работа у нас и в республике, и по районам возобновилась. Им эта работа нравится, у нас есть совместные планы по мероприятиям. Мы сейчас совместно вышли и на руководство республики, вышли на руководство округа. В школах и вузах все возобновили.

Я не знаю, застал ты или нет, когда в школе раньше проходили "Начальную военную подготовку". Сейчас там проходят ОБЖ, но эта дисциплина не дает тех результатов, которые давала "Начальная военная подготовка". Я знаю, что теперь этот вопрос поднят уже на государственном уровне. И если не в этом году, то уже в следующем в школе будут возобновлены эти уроки начальной военной подготовки. Это один из наших методов военно-патриотического воспитания будущих защитников Родины. Также я уверен, что в наших вузах (ну, если не во всех, так в одном точно) будет открыта военная кафедра. В этом направлении мы вместе с Комитетом и работаем. Планы огромные, и потихоньку пытаемся кое-что реализовать.

РЖ: А когда уже активный призыв начнется, какая проблема будет самой сложной? Вот раньше, насколько я знаю (и вы, наверно, тому живой свидетель), не служить для чеченца было позором. У моего деда было восемь сыновей, включая моего отца, они все отслужили два года. Они боялись, что могут не пройти медкомиссию, прибегали к различным уловкам, чтоб наверняка попасть в армию, в Афгане служили. Насколько трудно будет сейчас вернуть прежнюю идеологическую привлекательность армии? Я уверен, что это будет трудный процесс. Но все-таки мне кажется, что Чечня далеко не отстает в этом плане от других регионов России. Более того, думаю, что нам нужно чуть подтолкнуть этот процесс, и наша молодежь пойдет в армию охотнее, чем среднестатистическая российская молодежь?

С.-С.Ц.: Я с вами полностью согласен. Я уже говорил, что почувствовал перелом в сознании нашего народа именно в отношении к армии, - это было где-то к концу 2003 года. До этого, честно скажу, нас недолюбливали. Во всем "виновата" была армия. Сейчас уже 2008 год, это отношение сильно изменилось в лучшую сторону. И наша молодежь готова служить. Кстати, на контрактной основе у меня каждый день заявления желающих служить. Хотят идти в 42-ю дивизию, в 46-ю бригаду, в те соединения, которые стоят у нас в республике. Это те, кто уже отслужили в армии, кто-то еще в советское время даже служил, а кто только в российское время начал, - и вот они с удовольствием идут служить на контрактной основе. А вот молодежь, юноши, они сегодня хотят идти в армию, и основная проблема в том, что боятся именно родители. В особенности матери, они мне говорят: "Да, пусть мой сын служит, но если можно, товарищ генерал, то в пределах республики". Но это не в моей компетенции, мы знаем, что есть закон об экстерриториальности службы, то есть человек должен служить за пределами своего субъекта Федерации.

Да, вы правильно заметили, в мои времена было стыдно не служить. Я вырос в селе Алхан-Кала. Так вот у нас если кто-то не служил из компании в пять-шесть парней, то он уже старался обойти эту компанию, потому что в деревне знали, кто служил, а кто не служил. Кто-то мог по состоянию здоровья не попасть, но ему все равно было очень стыдно. Вот этот период скоро наступит, когда юноша будет всячески стараться попасть в армию и отслужить свой год. Вы, наверно, знаете, что сейчас не два года, а всего год службы по новому закону.

Я тоже боюсь отправлять парня, я это не скрываю и всегда говорю, что эти пятнадцать лет отразились и на сознании наших молодых людей. Ну представьте, ему тогда было три года, а сегодня уже восемнадцать, правильно? Если бы учитывалось мое мнение как военного комиссара и как гражданина России, я не отправлял бы наших ребят еще пять-десять лет хотя бы в те части, которые у нас здесь воевали. Отправлять надо, служить надо, но пока повременил бы именно с такими частями. А в те части, которые у нас здесь не воевали (таких видов войск у нас много, это космические, стратегические, пограничные войска и морской флот), - в эти части можно смело отправлять наших ребят.

Почему я говорю, что пока не стоит отправлять в те части, которые здесь были? Ну представьте себе, что тот же офицер, командир роты или прапорщик, который здесь потерял друга, брата, служит сейчас где-то за пределами республики. К нему попадает простой чеченец Мусаев Ражап или Цуев Селим. Для него общаться с любым чеченцем ? это преодолевать психологический барьер, я имею в виду уровень взвода или роты, выше-то там все понимают. Ну скажет: "А, здорово, Басаев!" Или: "Здорово, Масхадов!" И этому бедному восемнадцатилетнему Ражапу надо будет отвечать за Басаева, Дудаева, Масхадова и т.д. Хотя он их никогда в жизни не знал и никакого родства с ними не имел. Я думаю, что это от силы продлится лет пять-десять, поэтому пока предпочел бы в воевавшие здесь части ребят не отправлять. А в те виды войск, которые я назвал, наших надо отправлять, и нужно, чтоб они там служили.

А вот если ограничиваться службой внутри одного субъекта, то и уровень знаний солдат получит маленький, и общаться толком не научится. Вот я полтора года в Чехословакии служил. Я там, в роте, узнал, кто такие туркмены, кто такие узбеки и украинцы. Общение должно быть, тем более межнациональное. Поэтому я уверен, что наша молодежь должна и обязана служить, и они будут служить. Кстати, может быть, упрежу твой вопрос, но первые два года мне трудно было выполнить наряд по отправке наших юношей в военное училище и в Суворовское училище. А сейчас, в 2007 и 2008 годах, я планы перевыполняю. Молодежь активно идет. Один молодой человек в 2006 году не поступил, так на следующий год опять приходит и говорит: "Товарищ генерал, я хочу быть военным". И поступил в 2007 году. Желающих стать кадровыми офицерами много. Любая нация, которая не имеет военной элиты, считай, что это очень слабая нация. Здесь тоже есть позитивная тенденция.

РЖ: И последний вопрос. Много раз приходилось слышать от бывших офицеров - не чеченцев, что в Советской армии лучшие младшие офицеры получались из чеченцев и что они составляли сильный костяк в армии. Действительно ли это так? Велась ли какая-то статистика?

С.-С.Ц.: Статистику, может, и вели, но я расскажу пример из собственного опыта. Как я уже говорил, я командовал ротой или батальоном, все время был с личным составом. И действительно, не важно, рота или батальон, - хороший командир всегда старался найти опору из числа чеченцев. Практически везде оно так и было. Я сам через шесть месяцев был младшим сержантом и командиром отделения, через год был уже заместителем командира взвода. Все-таки это, наверно, национальный менталитет. Мы любим командовать, мы любим воевать, и все командиры старались использовать эти наши качества. Как говорили наши генералы: "У нас есть две нации, которые любят командовать, - это хохлы и чеченцы. И без лычка домой не едут". И действительно, домой из армии возвращались с приличным званием. А сейчас, когда встречаюсь с различными генералами на военных советах, все вспоминают: "Селим, вот когда я был командиром роты, у меня был такой-то сержант" - в Афгане или на Кубе. И меня всегда просят найти такого-то и такого. Многих так и нахожу, они встречаются со слезами на глазах, тот уже генерал-полковник, другому тоже уже лет пятьдесят. На это очень приятно смотреть. Это действительно так и было. И вот этот пласт чеченцев в армии пропал, до сих пор командиры дивизий и командующие армиями говорят, что вот этого пласта, этого звена в нашей армии не хватает.

И еще одно скажу: за эти два с половиной года в Афганистане ни одного случая не было, чтоб чеченец предал, дезертировал или сдался в плен. Это мне и как офицеру, и как чеченцу было очень приятно. Когда объявляли, что сбежал дезертир Магомадов такой-то, я всегда боялся: "О Аллах, кто же это?" И когда говорили, из какой он республики, сразу свободно вздыхал. Мы всегда, и в советское время, и в период Великой Отечественной войны, служили честно и добросовестно. И всегда были на самом высоком счету по отношению к службе.

РЖ: Большое спасибо за столь обширное интервью. Удачи и успехов в вашей нелегкой, но очень полезной деятельности.

Беседовал Ражап Мусаев