Произошло наконец-то чего давно следовало бы ожидать. На антикварном рынке стали возникать элементы госрегулирования. Выглядит история так: некие недобрые силы продали какому-то хорошему человеку поддельную картинку. И списали все на недобросовестных экспертов. Пострадавший вместо того, чтобы разъяснить наперсточникам всю неправильность их рыночной стратегии, подал в суд на Всероссийский художественный научно-реставрационный центр им. И.Э. Грабаря. Контору опечатали. А Минкульт, опечалившийся за свое подразделение, ответил асимметричным ударом: "Накануне открытия салона Федеральное агентство по культуре и кинематографии отозвало свое разрешение на вывоз экспонатов из фондов музеев. Официальное объяснение: предметы из собрания государственных музеев не должны участвовать в коммерческой ярмарке даже на правах гостей" (Сергей Хачатуров, "Разделение властей", "Время новостей" от 24.10). И, что самое забавное, нашлись обозреватели, которые начали печаловаться по этому поводу, услышав от организаторов салона: "Раз происходит такой саботаж со стороны чиновников, то и не будет на антикварных салонах впредь никаких музейных показов. Жизнь, конечно, покажет, как там дальше, но история неприглядная, согласитесь" (Велимир Мойст, "Врешь, не возьмешь!", "Газета.Ру" от 24.10).

Однако более проницательные наблюдатели отметили, что "проекты эти задумывались как опровержение той нехорошей мысли, что посреди изнуряющей и многообразной роскоши салона слово "некоммерческий" может обозначать только "неинтересный". (Сергей Ходнев, "Невыставные отношения", "Коммерсантъ" от 24.10). Речь идет о выставках из музейных собраний, которые традиционно сопровождали салоны. Однако вся непристойность ситуации заключалась в том, что музеи своими "безусловными" вещами как бы легитимировали весь тот немыслимый мусор, который впаривали своим покупателям антиквары. Мне нисколько не жаль тех чудиков, которые все это покупали. Но именно эти ребята и породили немыслимую идеологическую конструкцию, о которой говорит коллега Ходнев. Если "интересно только то, что можно купить", то такой Карфаген должен быть разрушен. Распоясавшимся торгашам следует наконец указать на их истинное место. Посему у нашей культуры впереди отличные перспективы: "Зло - в лице недобросовестных экспертов - должно быть, конечно, наказано, но столь демонстративная борьба властных органов с чьими-то личными фантазиями, а проще говоря, чисто советская перестраховка ("как бы чего не вышло"), приведет к краху едва наладившегося рынка старого искусства. Не столько изъятие документов в Центре Грабаря, сколько публичный бойкот салона Минкультом приведет к антикварному дефолту. Для коллекционеров и дилеров наступил 1998-й год" (Александр Панов, "Бывают странные сближенья", GiF.Ru от 29.10).

И здесь можно только поддержать исходящее от культурных чиновников запрещение жрецам (то есть музеям) покрывать мелкое шулерство торговцев. Г-жа Колупаева, от которой, судя по всему, исходит столь революционное решение твердо говорит: "Это проблемы самого рынка. Конечно, если провести настоящие экспертизы, то рынка в этом сегменте не останется. При нормальном состоянии рынка таких цен, как сейчас, быть не может. Их делают продавцы. Мы с этим ничего не поделаем" (Игорь Шевелев, "Дело антиквара", "Российская газета" от 02.11). Всякий рынок есть чистая мифология, даже рынок женских прокладок и мужских дезодорантов. Однако арт-рынок - дело особое. Там продавец под видом прошлого продает покупателю будущее. Правда, от таких фьючерсов происходят очень неприятные вещи, на которые и указывает Игорь Шевелев: "Цены растут едва ли не в геометрической прогрессии, рынок "перегрет". Разбогатевшие соотечественники вкладывают деньги в "прекрасное и вечное", желая спасти сбережения от инфляции и пустить их в рост. Им сказали, что цены на произведения искусства только растут, а теперь может оказаться, что антикварный рынок переполнен подделками, авторитетные экспертизы оказались под сомнением. Это автоматически обрушит цены и на подлинники. На бирже изящных искусств те же законы, что на всех биржах: достаточно малого толчка, чтобы рухнуло все. То, за что вчера платили запредельную цену, сегодня окажется кучкой неликвидного мусора".

Понятно, что речь идет ни больше ни меньше как об эстетической безопасности нашей страны. Вот Николай Молок, объехавший все монументальные отечественные художественные презентации за рубежами нашей родины, задался очень двусмысленным вопросом: "Работают ли они на имидж России и могут ли повлиять на наш арт-рынок?". ("Россию пустили по миру", "Известия" от 28.10). И приходит к выводу, что "сегодня причины интереса к нам скорее экономические. Роман Абрамович, за миллионы купивший "Челси", или Виктор Вексельберг, свои миллионы потративший на яйца Фаберже, показали миру, что Россия богатая страна, новое экономическое пространство, готовое к освоению". Однако Абрамович с футбольным мячом и Вексельберг со своими расписными яйцами в глазах циничных европейцев персонажи скорее комические, хотя и безвредные. Если бы русские магнаты начали скупать свечные заводики в Манчестере, то с ними говорили бы совсем по-другому. И ничего нет хорошего в том, что эксперты говорят: "Лет через пять Айвазовский будет стоить не два, а двадцать миллионов - как Рубенс". Потешаются ведь над нами - всякий нормальный человек понимает, что Айвазовский - это не Рубенс. Даже рядом не стояли.

Айвазовский - лучше Рубенса, поскольку он настоящий коммерческий художник. И правильно говорит антикварный авторитет Георгий Путников ("Огонек"): "Высокие цены на нефть и возможность быстрого обогащения в России - все это напрямую отражается на ценах на арт-рынке. А вот переливы красок и мастерство художника здесь почти ни при чем". И задачу для истинных культгосударственников и госкультурников можно сформулировать так - следует приложить все возможные и невозможные усилия для того, чтобы обрушить весь этот нелепый и устрашающий артрынок. Только тогда у нас все и будет, как у человеков. И мы перестанем ощущать за спиной язвительные смешки. Тогда придется заняться вещами серьезными, которые обнаружил наш неукротимый либералист Григорий Ревзин: "Проблема в том, что у европейской культуры в целом и ни у одного европейского государства в частности нет никакого механизма ограничения власти денег в культуре. Свобода есть сфера чистой потенциальности - ты ничем не связан и потенциально можешь потратить себя на что угодно. Соответственно, деньги есть выражение чистой свободы - они ничем не связаны и могут быть потрачены на что угодно. Отсюда ограничение власти денег есть ограничение свободы. К этому европейская культура не готова, потому что она основана на свободе. Начать бороться со свободой для нее значит бороться с собой, а отсюда она не может бороться с деньгами. Тупик". Но для того чтобы достичь общеевропейского уровня, придется хорошо поработать - засунуть как можно больше мух в наваристый борщ нашего художественного рынка.