Улитки-самоубийцы растерзали дзен-буддиста

Середина августа - прекрасная пора. Никаких событий не происходит. Нечем, в общем, заняться, кроме привычной травли Зураба Константиновича Церетели. Однако в летнем тотальном флэш-мобе возник некий новый акцент. Пылкий тест в защиту талантливого монументалиста содержит в себе апелляции к ведущим мастерам современного искусства: "Известный художник Александр Шабуров, чьим мнением о творчестве Зураба Церетели мы поинтересовались, назвал его "подлинно народным художником". Другой известный скульптор и акционист, Олег Кулик, высказался следующим образом: "Кто самый важный ньюсмейкер в искусстве последнего времени? Церетели. Парадокс! Да, он такой-сякой, но все постоянно говорят о нем: художник, художник, художник... Таким образом, обсуждая проблему его искусства и монументальной пропаганды, и привлекаются интеллектуальные инвестиции" (Клим Чугункин, "Зачем травите?", "Взгляд", 12.08.).

Ситуация складывается запутанная. С одной стороны, Церетели есть чудище обло-стозевно. С другой, Зураб Константинович откладывает яйца во все возможные корзины. И владеет Музеем современного искусства, а посему даже в устах художников глубоко неполиткорректных возникают подобные сентенции. Впрочем, дело выглядит еще тоньше. Рассказывая о своих успехах на международных аренах, Александр Шабуров поведал, что "Мы (то есть группа "Синие носы". - А.К.) исследуем современную медиакратию, власть образов. Наша тема - маленький человек, терроризируемый химерами массовой рекламы и пропаганды, упоминавшимися уже групповыми фетишами и жупелами" (Максим Шульц, "В Венеции мы были героями", "Взгляд", 18.08.). По части медиальных экспериментов, как уже неоднократно упоминалось, Церетели гораздо успешней всех так называемых современных художников вместе взятых. Кроме того, Шабуров посетовал также на невыносимость идентичности русского художника: "Первое время, когда мы высмеивали западные этноклише, нас здесь загоняли в нишу пародийных сибиряков в телогрейках и валенках. Между тем на Западе ничего сугубо этнографического в наших работах не видят".

Однако следует отметить, что образ русского в телогрейке отходит в прошлое. На его место приходит некто совсем новый, кого и обнаружила Ирина Кулик, добравшись в невернисажное время до Венецианской биеннале и внимательно посмотрев фильм Антуана Прюма Mondo veneziano в павильоне Люксембурга. В кровавом триллере на темы международной искусственной жизни фигурирует и некий Теоретик, который "хоть и говорит на английском, но с ярко выраженным русским акцентом, убийство совершает под музыку Сергея Прокофьева к кинофильму "Иван Грозный", изъясняется цитатами из Виктора Мизиано, и, как всякий русский, то и дело пускается в рассуждения о России. В гиньольном контексте фильма особенно проникновенно звучат слова о типично русской мазохистской убежденности в том, что мы должны страдать, чтобы иметь право что-либо сказать" (Ирина Кулик, "Смерти в Венеции", "Коммерсант" от 18.08.).

Увы, Критику в венецианско-люксембургском маппет-шоу места не нашлось. Падает престиж профессии. Теперь русские художники сливают все на бедных и ни в чем не повинных Кураторов, забыв об извечной демонической роли критиков. Вот российский художник Челушкин печалуется о том, что "пару лет назад наши уважаемые кураторы искусственно создавали в глазах мировой артобщественности имидж России как художественной пустыни. Якобы здесь нет художников, нет современного искусства. Запад был полностью дезориентирован" (Сергей Хачатуров, "Азиатское вторжение", "Время новостей" от 18.08.).

Вроде бы можно порадоваться, что эпоха извлечения прибавочной стоимости из публичного культурного суицида закончилась раз и навсегда. Однако выясняется, что суицидальная концепция таинственной русской художественной души, всегда исполнявшаяся под балалайку для Другого, оказалась теперь чем-то вроде официальной доктрины. По крайней мере, создаваемая российскими госинституциями в нью-йоркском музее Гугенхайма выставка "Россия!" (отрывается в сентябре) будет начинаться с Андрея Рублева, а заканчиваться - инсталляцией Ильи Кабакова "Человек, улетевший в космос". Один из кураторов выставки Зельфира Трегулова так объясняет концепцию: "Достижение цели ценою собственной жизни, за счет самоуничтожения... Необыкновенный свет, льющийся из этой, как вы сказали, дырки. Божественный свет. Человек уходит в него, и все" (Ольга Кабанова, "Россия!" едет в Америку", "Ведомости" от 16.08.). Илья Кабаков - несомненно великий художник: всегда очень тонко попадает в цель. И хотя работа довольно старая, относится к временам перестройки и гласности, складывается очень красивая концепция. Для того чтобы проникнуть в святая святых - улиточную конструкцию Международного Дискурса, русскому художнику следует вступить в общество самоубийц. Высокая честь, однако. Возьмите меня с собой, туристы...

Мне, однако, следует поторопиться с принятием внутрь сока цикуты: новые скоро настанут времена. Ник Ильин, который называет себя представителем музея Гугенхайма в Европе, открыл страшную гламурную правду о внутреннем положении дел в русском искусстве. Оказывается - кто бы мог подумать? - новые шикарные галереи в Москве и Петербурге открываются женами богатых русских, которые приходят в этот бушующий художественный мир без особого опыта, но с большим энтузиазмом (Russian Collectors Turn to Contemporary Art, Spawning Galleries, Bloomberg.com, Aug. 10).

Так оно и есть, новые галереи существенно освежили нашу художественную жизнь. Главное - процесс идет, "Стелла Кей инвестировала в дело сразу огромные по местным меркам средства и разумно собрала вокруг себя круг лучших экспертов в области отечественного современного искусства. То есть соединила новые деньги и устоявшиеся репутации. Несмотря на высокие цены (шестизначные долларовые суммы), галерея, по словам ее владелицы, выполняет и культуртрегерскую функцию - знакомит отечественного зрителя с тем, чего он еще не видел" (Ольга Кабанова, "Неизбежно культуртрегерский бизнес", "Ведомости" от 18.08.). В аспекте поднятого таким образом "женского вопроса" возникает только одна проблема. Представительницы нового класса вовсе не имеют суицидальных наклонностей и при этом вполне настойчиво продвигают отечественное искусство на международных рынках. Хотя конечно, массовое самоубийство, совершенное в большой, хорошо освещенной и проветренной галерее, - совсем не то, что милые безумства в галерее обыкновенной. Та же Кабанова отмечает некоторую напряженность, возникшую между галереями "старыми" и "новыми". В реальности никакой напряженности нет, все заняты своим делом, лужайка еще не распахана. Другой вопрос, что некоторые круги имени Старого Света пытаются навязать нам некий дискурс, который им кажется международным. К примеру, в блумберговском обзоре, как было отмечено Юрием Пластининым на сайте "Артинфо.ру", "противоречие между формировавшимися еще в 90-е коллекциями современного искусства и появлением настоящих галерей только в последние 2 года... никак не разрешается. Все, что было до прихода больших денег, не заслуживает никакого внимания".

Более того, от имени некой просвещенной Европы наши умельцы делают совсем уж этически неприемлемые шаги. Например, обозреватель "Независимой газеты", посетивший ярмарку в Базеле, б ольшую часть своей статьи посвящает кельнской галерее "Гмуржинска". Понятное дело, это лучшая на свете галерея, занимающаяся русским искусством, к тому же она собирается приехать в Москву на Арт-Салон. Бывает и такое (то есть такие тексты). Непонятно только, входил ли в смету поездки обозревателя наезд на галерею XL, впервые попавшую на этот высокий смотр: "Будучи единственным кандидатом из России, подававшим заявку на участие во второй раз, галерея "безразмерного" искусства на этот раз была принята в члены самого элитного в мире базара современного искусства под названием "Art Basel 36". Дети перестройки и гласности, галеристы из России, в отличие от всех остальных участников ярмарки, под каждым из восьми выставленных на продажу произведений указали и цену - от 3,5 до 36 тыс. евро за самый дорогой экспонат" (Александр Тихонов, "Швейцария переходит на американские доллары", "Независимая газета" от 16.08.).

Вот такой подход к журналистской и коммерческой этике с этого момента и следует считать международным. А нам остается ходить на Арт-Стрелку, в ГЦСИ и на "Фабрику". И читать Судзуки, который долдонит, что "форма есть пустота, а пустота есть форма", а "мудрые бездеятельны, в то время как несведущие поглощены работой". Посему "высший предел вещей - когда они уже не могут двигаться дальше".

       
Print version Распечатать