Стриженый газон

Фестиваль современной британской драматургии

Ритуально начинаю со слов, что речь пойдет о театральных событиях первой половины июня, а в это время ничего заметнее, чем первый фестиваль современной британской драматургии, не было. На самом-то деле фестиваль, который продвигали так мощно, будто речь идет о новой авиакомпании (даром, что ли, зеленые с красным плакаты, которыми завесили весь центр Москвы, напоминали демонстрацию нового фирменного стиля авиакомпании "Сибирь"), имел задачи скромные и просветительские.

Началось все давно с желания Британского совета как-то наладить поставки современных британских пьес в российские театры. Английские связи с отечественными драматургами существовали давно - в последние несколько лет наши много ездили на семинары в лондонский театр "Роял Корт", который уже лет пятьдесят считают главной институцией, работающей с новыми пьесами. Благодаря этим связям в российской драматургии произошло многое, в том числе нынешнее развитие документального театра, но об этом писано столько, что не буду повторяться. Важно, что некий драматургический ток от нас в ту сторону шел, а обратно - нет, и Британский совет был очень этим озабочен. Решили, что главная проблема в нехватке хороших переводчиков, тех, кто мог бы переводить современную драму, пришедшую с улицы, адекватным ей уличным же разговорным языком. Тогда объявили через интернет конкурс, набрали особую мастерскую молодых переводчиков из разных городов (талантливых заявок оказалось так много, что вместо запланированных десяти взяли двадцать человек) и начали семинары, где коллективно и поодиночке стали переводить новые британские пьесы. Семинар вели Татьяна Осколкова (в частности, переведшая на русский Сару Кейн) и англичанка Саша Дагдейл (переводящая нашу новую драму). В результате этих занятий Британский совет подготовил четырнадцать переводчиков и десяток хорошо переведенных текстов. Тут, естественно, захотелось увидеть эти пьесы поставленными.

Приступили к следующему этапу: стали предлагать их отечественным театрам. В комплекте с пьесами предлагали и британских постановщиков, съевших собаку в постановке современных пьес - то есть в соответствии с британскими традициями делающих ставку на текст и охраняющих в нем каждое слово. (Надо сказать, для наших постановщиков такое трепетное отношение к пьесам совсем не типично, у нас принято режиссера считать автором постановки, и никто, кроме самих драматургов, не сомневается в его праве переписывать и сокращать текст. Отечественные авторы, конечно, мечтают о британском подходе, не думая о том, что там логоцентрические режиссеры живут в гармонии со своей логоцентрической публикой. А на взгляд наших зрителей, любящих действие, британские постановки по новым пьесам часто превращаются в унылое зрелище, где актеры скучно докладывают текст, а зрители два часа кряду увлеченно слушают этот радиотеатр.) Так вот, пьесы были разобраны, одни вместе с постановщиками, а другие театры решили ставить самостоятельно. И тогда было решено устроить фестиваль.

Ясно, что ни панорамой современного английского театра, ни смотром лучшей британской режиссуры он и не должен был являться. О состоянии театра речь вообще не шла, хотели только показать пьесы, желательно поразнообразнее, написанные в последние десять-пятнадцать лет, а это, согласитесь, представляет весьма специальный интерес. Программа фестиваля, который Британский совет взялся проводить вместе с "Новой драмой", тоже была рабочей: три собственно английских постановки, три постановки британских режиссеров в российских театрах и две постановки наших. Кроме того, многочисленные читки новых пьес, встречи с драматургами и деятелями британского театра, связанными с новыми пьесами и др. А в качестве специального события - гала-представление Class Act - набор из тридцати крошечных пьес, написанных российскими подростками в рамках образовательной программы шотландского театра "Траверс". Все это, безусловно, интересно профессионалам, тем не менее реклама сработала, и билеты стали раскупаться. Особенно на английские постановки.

Фавориты фестиваля были очевидны сразу. Во-первых, один из самых знаменитых драматургов британских "новых рассерженных" Марк Равенхилл, автор уже поставленных в Москве пьес "Шоппинг & fucking" и "Откровенные полароидные снимки", приехал со своей новой пьесой "Продукт", в которой к тому же должен был сам играть. И, во-вторых, воронежский спектакль российской знаменитости - Михаила Бычкова - "Калека с острова Инишмаан". (Кстати, эта пьеса молодого, но очень популярного ирландского драматурга Мартина Макдонаха понравилась нашим театрам больше всех других пьес, предложенных Британским советом. Ее даже поставили в трех городах, и на фестиваль привезли два варианта - в российской и в английской режиссуре.)

"Продукт", уже изрядно поездивший по театральным фестивалям, оказался практически моноспектаклем Равенхилла, где партнерша, на роль которой всякий раз выбирают местную актрису, понимающую английский, молча сидит весь спектакль, только слушая и почти не реагируя. Равенхилл играет не слишком успешного, но пробивного сценариста, цель которого - убедить знаменитую актрису, что ей надо сняться в фильме по его сценарию. И вот он носится вокруг нее, один разыгрывая душераздирающую историю, полную всевозможных штампов и общих мест, - о любви лондонской бизнес-леди и исламского террориста. У нее "в глазах боль", а у него - молельный коврик; у нее - роскошная квартира, переделанная из скотобойни, а он девственник; ее предыдущий мужчина погиб в башнях 11 сентября, а он собирает в ее квартире террористов во главе с Усамой и берется взорвать себя посреди Евро-Диснейленда. Равенхилл играет напористо и смешно, как настоящий артист "стенд-ап комеди": сам себя заводит и выглядит очень узнаваемым. Кажется, будто какие-то повороты он сочиняет на ходу, пытаясь угадать реакцию слушающей его актрисы. Что-то вроде: "Ты встаешь с постели, идешь к нему голая... Тут мы снимем дублершу... Его сперма течет по твоим ногам... Этого мы показывать не будем... " Психологическая драма переходит в эротику, потом в катастрофу, боевик и т.д. "Он", потрясенный предательством, обливает себя бензином и поджигает в ее квартире, "она", обняв его, горящего, выбрасывается из окна, а там - бассейн ("у него 80% ожога, у тебя - 20"), в бассейне любовная сцена продолжается, дальше - больница, тюрьма и т.д., потом страдающая героиня идет по рукам, скатываясь все ниже. Дальше она прямо как тарантиновская Невеста едет учиться боевым искусствам и освобождает любимого из камеры... Все это, особенно с комментариями, типа "ну, это мы пробьем", "это на премию потянет", звучало с интонациями родными до изумления. На следующий день на своем семинаре Равенхилл обсуждал проблемы глобализации в области театра и выяснял у слушателей, думают ли они, что надо писать так, чтобы было понятно везде, или лучше о своем, местном. Спектакль демонстрировал, что противоречия тут никого нет и "местное, британское" звучит для нас понятнее иного российского.

Спектакль Бычкова тоже оказался занятен. Мрачноватая комедия Макдонаха "Калека с острова Инишмаан", как и прежние его пьесы, напоминала глумливое артхаусное кино с абсурдными перипетиями и идиотами-персонажами; в ней снова рассказывается про нищую Ирландию, жители которой мечтают сбежать отсюда или хоть как-то расцветить свою жизнь. Рефрен их разговоров: "Значит, Ирландия не такая уж дыра, раз даже янки (или француз) сюда приезжают". И самой потрясающей новостью за много лет тут оказывается приезд на соседний остров американской съемочной группы. Дикие и нелепые персонажи беспрестанно врут, ругаются, дерутся, кидают друг в друга яйцами, но почему-то кажутся симпатичными, а калека Билли, которого чуть было не взяли сниматься в Голливуд, выглядит прямым наследником самого знаменитого ирландского героя - "удалого молодца" из одноименной пьесы Синга, парнишки, прославившегося тем, что якобы убил своего отца. В пьесах Макдонаха важно уловить их странную ироническую двусмысленность, тот гротескный поворот, без которого эти истории будут выглядеть мучительными бытовыми рассказами о тяжелой и нищей жизни, одним словом, "чернухой". И Бычков, хоть и не совсем избавился от русской тягучей жалостливости, все же сумел поймать верный тон, заставляя зал хохотать и там, где замотанные в черное старухи, важно беседуя о племяннике, бессмысленно протирают консервные банки - раз, другой, третий. И там, где старый пустозвон, спаивающий свою девяностолетнюю мамашу, ругается с ней, кто раньше подохнет, а сам терпеливо подпиливает ей ногти на ногах огромным напильником.

Все прочие представления, показанные на фестивале, были любопытны в большей или меньшей степени, но главным образом служили просветительской цели: вот такие нынче в Британии пишут пьесы, так там работают с текстами, а так - с драматургами. Тольяттинский ТЮЗ в постановке Лорна Кемпбела показал пьесу Филиппа Ридли "Брокенвиль" - историю о том, как к ребенку, который боится уснуть, приходят какие-то странные персонажи, забывшие свои имена, но откликающиеся на клички Блестка, Портфель, Царапина и др. и начинают сочинять и на ходу разыгрывать сказки про королей и королев. Сказки, как это часто бывает в лагере после отбоя, страшноватые и несколько однообразные. Что это за персонажи, откуда они пришли, куда ушли и почему ребенок спит один посреди кучи хлама, так ясно и не стало, но смотрелось все это временами симпатично. Зрители приняли к сведению - так в Британии пишут и ставят детские пьесы.

Новосибирский "Красный факел" привез драму Марины Карр "Порция Кохлан" в постановке английского режиссера с голландским именем Ян Виллем ван ден Бош, и мы в полной мере могли насладиться подробно разыгранной вязкой психологической драмой, замешанной на фрейдистских мотивах. Речь шла о тридцатилетней женщине, переживающей перманентный душевный кризис из-за воспоминаний о давней смерти своего брата-близнеца. В течение двух действий она мучает окружающих своими страданиями и грубостью, а в конце выясняется, что пятнадцать лет назад она сама его довела до самоубийства. Тоже приняли к сведению.

Пьесу "Дуб у дороги" Тима Крауча (сам он был одним из ее режиссеров и исполнителей) привезли из Англии. Тут автор, взяв весьма сомнительную душещипательную историю (на сеансе гипноза отец задавленной девочки встречается с ее невольным убийцей - гипнотизером, с тех пор потерявшим дар внушения), пытался превратить ее в весьма необычное интерактивное представление: сам он играл гипнотизера, а на роль полубезумного отца пригласил российского актера, заранее не знающего, как будет развиваться действие. Опыт интерактива выглядел не слишком удачным, поскольку все возможные реакции и слова были заданы ("отец" читал их по бумажке, а действия ему по ходу подсказывал Крауч), и к чему понадобился совсем не знающий сюжета партнер, ясно так и не стало. Но приняли к сведению - это экспериментальный театр.

В части фестивальной программы, рассчитанной на непрофессионалов, был и чисто социальный проект - гала-представление Class Act, о котором я уже говорила. Это российское повторение опыта, который уже семнадцать лет проводит эдинбургский театр "Траверс", где профессиональные драматурги обучают старших школьников писать пьесы, а потом с помощью профессиональных режиссеров эти пьесы разыгрывают профессиональные актеры. У нас три года назад метод Class Act опробовали в Тольятти (к английским драматургам присоединилась уже прославившаяся драматургическая команда тольяттинцев: Вадим Леванов, братья Дурненковы, Юрий Клавдиев), потом - в Самаре. А в Москве на гала-представлении играли пятиминутные пьески, написанные подростками из Москвы и с Северного Кавказа. Зал был набит знакомыми и родственниками драматургов, но посторонним тоже было любопытно и даже поучительно услышать эти тексты: независимо от уровня таланта авторов, они делали весьма наглядным все то, что происходит у детей в головах. А в головах у них, как и предполагалось, был сплошной телевизор - боевики, мыльные оперы, фэнтези, ток-шоу "об острых проблемах"; в эти жанры скатывались любые сюжеты, включая знакомые - о наркомании или войне. А еще становился понятен зрительский выбор подростков, ведь то, как и о чем они считают правильным писать пьесы, вероятно, отражает их представление об идеальном театре (оказывается, большинство детей считают, что в театре следует говорить о возвышенном и возвышенным же, не бытовым языком). Впрочем, подробное исследование детских пьес скорее задача социальной психологии, но для самих школьников этот опыт был, безусловно, полезным. Так мы взяли в свою копилку и Class Act.

Не знаю, планирует ли Британский совет еще когда-нибудь проводить такой большой фестиваль, или он считает, что выполнил задачу продвижения британских пьес и обучения наших театров цивилизованному обращению с ними (имеется в виду заказ профессиональных переводов и подписание договоров с авторами). Но тем, кто интересуется театром, стоило на этом фестивале побывать. Он выглядел демонстрацией того, что происходит с газоном, если его триста лет стричь и поливать. Ясно, что он выглядит густым и ухоженным. Цветы на нем так же редки, как и на нашем, диком, зато нет рытвин и лысин. Впрочем, наш лысоватый и неухоженный "газон" такого размера, что, если бы нам представилась возможность провести в Лондоне аналогичный фестиваль российской новой драмы, "букет" - читай: программа недавних пьес и поставленных по ним спектаклей - был бы, вероятно, не хуже.

       
Print version Распечатать