Мартин Хазельбек - австрийский органист, клавесинист, дирижер, педагог. Созданный им в 1985 году камерный оркестр "Венская академия" сегодня пользуется заслуженным признанием публики. Музыканты играют на подлинных инструментах XVIII столетия или их копиях. Основу репертуара составляет малознакомая или вовсе неизвестная современным слушателям музыка эпохи барокко и венского классицизма. Ежегодно Мартин Хазельбек и его оркестр представляют оперные постановки. В активе коллектива - "Похищение из Сераля", "Дон Жуан" и "Свадьба Фигаро" Моцарта, "Орфей и Эвридика" Глюка, "Радамисто" Генделя и другие.

В начале осени маэстро Хазельбек вместе с "Венской Академией" провели один день в Калининграде, став почетными гостями V Международного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева. В день открытия смотра коллектив выступил дважды. Первое небольшое выступление состоялось на летном поле аэропорта Храброво, где прошла презентация авиалайнера "Микаэл Таривердиев" (именем композитора назвала свой новый самолет компания "КД-Авиа"). Вечером того же дня "Венская академия" после торжественной церемонии открытия конкурса в немецкой кирхе Святого Семейства, в которой ныне располагается Калининградская филармония, сыграла моцартовскую программу. Завершился концерт необычной пьесой: Мартин Хазельбек сел за орган и сыграл импровизацию на две темы - моцартовскую и таривердиевскую. Последнюю (это была знаменитая мелодия из фильма "Семнадцать мгновений весны"), используя рингтон своего мобильного телефона, прямо со сцены задала музыканту вдова композитора, арт-директор конкурса Вера Таривердиева.

Уже на следующий день Мартин Хазельбек и "Венская академия" покинули Калининград. Перед отъездом маэстро ответил на вопросы корреспондента "Русского журнала".

"Русский журнал":Мартин, вы в первый раз выступали в зале Калининградской филармонии в качестве дирижера вместе со своим камерным оркестром. Каковы ваши впечатления?

Мартин Хазельбек: Этот зал мне хорошо знаком. Я успел привыкнуть к нему, слушая молодых органистов - ведь я был членом жюри третьего конкурса. В этой церкви хорошие условия для выступлений небольших оркестров. Готические храмы с высокими потолками прекрасно отражают звук.

РЖ:Вы заранее знали, какую тему Вера Таривердиева вам задаст, или это была чистая импровизация?

М.Х.: Если честно, то часа за два до начала концерта мы договорились, что это будет именно эта мелодия. И Вера дала мне ее прослушать. Правда, во время нашего разговора ее телефон звонил несколько раз, поэтому я успел привыкнуть к этой музыке (смеется).

РЖ:Сегодня Мартин Хазельбек прежде всего органист или уже больше дирижер?

М.Х.: Работа с оркестром в последнее время стала для меня, пожалуй, важнее. Если перейти на язык цифр, то 75% моего рабочего времени занимает дирижирование, а 25% остается на орган. Мой собственный оркестр требует внимания. У нас много проектов, связанных как с музыкой барокко и барочной оперой, так и с другими музыкальными направлениями. Каждый год я ставлю по одной опере. Весной была премьера оперы Генделя "Радамисто", а сейчас мы будем исполнять симфонию Брукнера. К тому же я работаю не только с "Венской академией", но и с другими коллективами.

РЖ: Для вас аутентичное исполнение музыки барокко предполагает обязательное использование исторических, созданных в ту же эпоху инструментов?

М.Х.: В данной области я отдаю им предпочтение. Инструмент помогает почувствовать стиль, подсказывает музыканту, как ему нужно играть, и дает именно то легкое, ни с чем не сравнимое звучание, которое как нельзя более соответствует самой музыке. Если оркестранты берутся играть те же сочинения на современных инструментах, то тут требуется большая предварительная работа: необходимо научиться имитировать совсем другую манеру игры, освоить иной тип музыкального мышления. Могу сказать, что многим это неплохо удается.

Вообще, сегодня уже не существует такой пропасти между аутентистами и теми, кто играет в современной манере. Почти все молодые музыканты в ходе своего обучения стремятся добиться мастерства в обеих областях. Это общая тенденция наших дней - стремление к универсализму. Раньше певцы из России специализировались в основном на русском репертуаре, а сегодня я вижу Анну Нетребко, которая одинаково свободно чувствует себя и в Моцарте, и в Верди. Существует немало камерных оркестров, таких, например, как "Венская академия", играющих старинную музыку наравне с музыкой Брукнера и Брамса. А есть и большие симфонические оркестры, весьма достойно представляющие музыку барокко.

РЖ: По поводу романтиков. Некоторые адепты аутентичного направления настаивают на том, что и композиторов XIX века можно и нужно исполнять исторически корректно. Например, англичанин Роджер Норрингтон считает, что Мендельсона, Шумана, Чайковского необходимо играть без вибрато у струнных. Как вы к этому относитесь?

М.Х.: Знаете, существуют слова-раздражители. Для музыкантов одним из таких слов является слово "вибрато". Если я попытаюсь приказать скрипачу играть без вибрато, то его левая рука через какое-то время просто перестанет работать. Норрингтон - прекрасный музыкант, но эта его идея мне не нравится.

РЖ: Исполнители старинной музыки очень часто являются еще и исследователями, неустанно занимающимися поисками новых, а вернее, старых, но хорошо забытых партитур. Я знаю, что ваши поиски привели вас в Киев...

М.Х.: Это была скорее случайность, чем результат планомерного поиска. У меня в оркестре работает замечательный скрипач родом из Киева. Еще до того, как появились официальные сообщения, он рассказал мне, что на Украине обнаружили большой музыкальный архив, относящийся к XVIII столетию. Разумеется, такое сообщение не могло не заинтересовать. Оказалось, что это большая библиотека певческой Академии Берлина, ее еще называют "Архив Баха". Сейчас эта библиотека возвращена в Берлин. Довольно любопытно, что менеджер нашего коллектива (он еще и политический деятель) принимал участие в переговорах по реституции этой культурной ценности.

Возвращаясь к вопросу о поиске. Вовсе не обязательно куда-то ездить для того, чтобы обнаружить уникальную находку. В Вене есть библиотеки, в которых хранится несколько сотен партитур опер, которых никто никогда не видел и не слышал. Поэтому нужно лишь желание и время на изучение имеющегося материала.

РЖ:Часто противники воскрешения забытых партитур говорят о том, что время само отбирает лучшее. А все остальное не заслуживает того, чтобы мы, люди XXI века, об этом вспоминали...

М.Х.: В XVIII веке создавалось немало откровенно плохих произведений, и, разумеется, далеко не все, что сохранилось, имеет смысл исполнять сегодня.

Но порой случается так, что сочинение уходит из репертуара и забывается по причинам, не имеющим никакого отношения к его истинной художественной ценности. Раз уж мы заговорили о Киеве, то вот вам наглядный пример. Эта музыкальная библиотека принадлежала королю Пруссии, который просто-напросто не давал разрешения на то, чтобы музыка, которая была написана для его двора и по его заказу, исполнялась где-либо еще. Поэтому многие замечательные сочинения оказались на многие годы "под замком". Только сегодня мы получили возможность удостовериться, что в этой библиотеке хранится огромное число замечательных произведений. Есть, конечно, и весьма посредственные.

РЖ: При таком плотном графике сольных и оркестровых выступлений, когда вы успеваете еще и преподавать?

М.Х.: Ох! Наверное, я берусь за слишком многое и сразу, но мне доставляет удовольствие преподавательская работа. Я, разумеется, имею в виду орган. Потому что именно в учебном классе, вместе со студентами, у меня есть возможность апробировать идеи, которые я потом смогу реализовать в своей исполнительской практике. У меня сейчас есть шесть-семь очень талантливых учеников. Причем они, так же как и я, не узкопрофильные специалисты: они играют на клавесине, осваивают дирижирование. Одного из них в России уже успели полюбить. Это Иштван Матияш, победитель IV Конкурса органистов имени Таривердиева.

РЖ: Вы участвовали в работе этого конкурса, были членом жюри. Каково ваше мнение о российских органистах? Можно ли говорить о таком явлении, как "российская органная школа"?

М.Х.: Ну, во-первых, хочу сказать, что сам конкурс - это замечательное начинание. И хотя органных сочинений у Таривердиева не так уж много, это прекрасно, что смотр носит его имя. Отрадно, что с каждым годом растет исполнительский уровень, расширяется география. Российские музыканты очень интересные и самобытные. Если говорить о школе, то она распадается на две составляющие: французскую и немецкую. Хотя сейчас границы стираются. Молодые органисты, рассчитывающие на успешную карьеру, просто обязаны разбираться в исторических нюансах французской и немецкой школы. Ну и, конечно, необходим талант, индивидуальность. У многих русских исполнителей эти необходимые качества есть.

Вообще, вопрос об органе в России очень интересен. В вашей стране было создано небольшое количество сочинений для этого инструмента. Шостакович, Шнитке, Губайдулина не занимались органом специально. Но каждое произведение тем не менее является определенной вехой, знаковым событием в истории инструмента.

РЖ: С Альфредом Шнитке вы были не только знакомы, но и много сотрудничали. Расскажите подробнее о вашей совместной работе.

М.Ф.: Альфред и в самом деле написал специально для меня несколько органных сочинений. Я всегда интересовался современной музыкой, сам сочинял. В свое время, уже будучи достаточно известным в Вене органистом, я также работал в одном музыкальном издательстве. Эта работа дала мне возможность пообщаться со многими композиторами, такими как Арво Пярт, Эрнст Кшенек. А с Альфредом Шнитке я познакомился во время турне по Советскому Союзу. Он пришел на мой концерт, затем зашел меня поздравить. Мы разговорились и закончили тем, что он дал обещание написать что-нибудь для органа. Когда он первый раз приехал в Вену, я, естественно, пригласил его в свою церковь, мы вместе работали за органом. Собственно, так появились две пьесы для органа, одно сочинение для органных и духовых и тема, которую Альфред потом использовал в кантате "История доктора Иоганна Фауста".

РЖ:Почему так часто специалисты в области старинной музыки оказываются и большими любителями самых современных веяний? В чем общий корень интереса к этим столь разным явлениям?

М.Х.: Ну, на этот вопрос ответить легко. Общий корень - простое человеческое любопытство. Желание открыть для себя и других что-то доселе неизвестное - что в творчестве может быть увлекательнее?

Беседовала Елена Чишковская