Русский Журнал: Каковы, по-вашему, идеология и смысл национального проекта "Образование"?

Евгений Сабуров: Насколько я понимаю, если говорить о национальном проекте, то ключевой должна стать мысль о том, что образованием нужно заниматься, повышать его общий уровень. Что же касается конкретных мер, которые намечены на этот год, то речь, скорее, идет о том, чтобы каким-то образом выделить те учреждения образования, которые в выгодную сторону отличаются от прочих, и помочь им материально. Подразумеваются конкретные учителя, конкретные школы и вузы.

Есть такая идеология, которая предписывает заниматься локомотивом, а не вагонами. А соответственно, локомотивы уже сами вытянут вагоны. Насколько это верно или не верно, это уже другой вопрос - скорее, это вопрос для общественного обсуждения. Но, во всяком случае, для этого национального проекта выбрана именно такая идеология.

РЖ: Какой список проблем в основе проекта?

Е.С.: Об этом в проекте речи нет, никаких структурных изменений он не предполагает, никаких мер, связанных с содержанием образования, не намечено. Имеется в виду именно точечная помощь, иногда довольно существенная - это касается учителей, - а иногда малозаметная - если говорить о школах, например. Но механизмов структурных изменений не разработано. Это и вызвало большой скептицизм среди самих работников образования - начался спор, насколько этот проект эффективен и действенен и что он сможет сделать.

РЖ: То есть выходит, что этот проект - меценатство без конкретной государственной стратегии?

Е.С.: Предполагалось, что сами критерии, по которым будут отбираться лучшие, предложит общество. А потом, когда стало ясно, что общество ничего предложить не готово, то появилась идея, что эти критерии предложит профессиональное сообщество. С этой целью соответствующее предложение было вывешено в Интернете и ожидалось, что учителя или высшая школа каким-то образом отреагируют, внесут свои изменения. Однако отзывов не последовало. Кроме критики общего характера, что вы не то делаете, никаких предложений со стороны профессионального сообщества не поступило. Поэтому я бы тут сказал следующее: если этот национальный проект не нравится в целом или в деталях, что вполне законно, то общество и профессиональное сообщество должны были представить свои альтернативные предложения, особенно ввиду активного зазывания со стороны министерства и администрации президента, которая и была инициатором проекта.

РЖ: О чем же это говорит, на ваш взгляд?

Е.С.: По-моему, это говорит о полной импотенции профессионального педагогического сообщества. Никакой активности, никаких предложений не было. И хотя упражнения в охаивании министерства полезны, как всякая интеллектуальная гимнастика, но в такой ситуации это выглядит достаточно смешно.

РЖ: Как проект соотносится с реформой образования?

Е.С. Сам проект ни в коем случае не надо называть реформой. Он не имеет отношения к реформе образования. Реформа идет своим путем и в принципе она сейчас находится в очень интересной стадии: все, что нужно, было уже предложено, исследовано и проработано. Что-то прошло, что-то - нет, но теперь у нас есть полное представление о том, что происходит в сфере образования. Поэтому стадия сейчас очень любопытная: это не столько проведение каких-то новаций, сколько упорядочивание этих самых новаций и комплексности их применения. Речь идет и о нормативно-подушевом финансировании, и о слияниях и поглощениях в области образования, и о хозяйственной самостоятельности учреждений образования, если они перейдут на стадию автономных учреждений. Все это теперь необходимо упорядочить и начать комплексно использовать.

РЖ: А каковы дальнейшие перспективы проекта и реформы?

Е.С.: Все зависит от того, как будет идти утряска всех этих изменений и нововведений между собой. Если ее не будет, то нам грозят довольно большие беды и, в частности, тот процесс, который был в Латинской Америке, - распадение системы образования на отдельные системы, более элитную и более массовую. Это конечно не новость, это происходило в разных странах. Но это очень большая беда, не только для конкретных людей, но и для страны в целом, поскольку формирование национальной элиты будет лежать не на учреждениях образования, а на карманах родителей. Страны, которые попадали в такое положение, очень быстро теряли всю свою интеллектуальную мощь. К сожалению, этот процесс идет, и все изменения, которые я бы не стал называть реформой, направлены были на то, чтобы как-то противостоять этому достаточно разрушительному для страны процессу. Теперь все зависит от профессионального сообщества.

РЖ: Какова роль университета в этой обновляющейся системе?

Смотря что мы подразумеваем под словом "университет". Если мы говорим о высшем образовании в целом, то там действительно существует университетская составляющая и другая - высшая школа. Это разные вещи. Но поскольку у нас теперь все на свете называется университетом, то получается некая каша. Если речь идет о высшей школе, то есть о высшем профессиональном образовании, здесь будет достаточно большая конкуренция за студента, здесь явно намечается обновление учебного процесса. В сущности, здесь можно ожидать явлений, неприятных для отдельных ректоров, - кто-то будет просто выпадать в связи с конкуренцией, но на самом деле, здесь кроется надежда для страны в целом, потому что действительно, будут появляться лучшие. Хотя здесь ситуацию тормозит отсутствие ротации ректорского корпуса - слишком у нас заслуженные и седовласые ректора. А все-таки ректор - это менеджер, который должен быть молодым и энергичным, должен холить и лелеять своих профессоров, как в средневековом университете, как я все время говорю, ректор вообще-то выбирался из студентов. Он обязан был обеспечить учебный процесс, но сам не должен был быть ученым. Это что касается высшей школы.

А что касается университетов, то там традиционно несколько другая задача - это универсальное знание, подготовка и поставка интеллектуальной элиты, влияние на политику, и тут у меня очень большие сомнения в том, что наши университеты способны сейчас стать такими интеллектуальными центрами, направляющими жизнь страны.

Но я не думаю, что этого можно добиться какой-то централизованной реформой. Я просто не в состоянии сейчас ответить на вопрос, что нужно сделать, чтобы этого добиться. И думаю, что какое-то решение жизнь предложит. Хотя бы в том виде, в каком это везде происходило в XX веке, - давление со стороны выпускников этих университетов, которые, придя на ведущие государственные должности, захотят опереться на свою базу. В каком-то смысле мы уже это видим, но пока этого недостаточно. То, что сделали так называемые "чикагские мальчики", подняв престиж своего университета до заоблачных высот, - до этого нам еще далеко, но будем надеяться, что это впереди.

Беседовала Ольга Шляхтина