Путин и безопасность

Mitrofanov Sergey

Одна из частей политической философии идущего на новый срок президента –безопасность, но также это и любимейший мем всех охранителей. Если Путин недвусмысленно намекает на мировую закулису, которая разевает рот на наши природные кладовые: «Не случайно уже сегодня раздаются голоса, что, мол, скоро "объективно" встанет вопрос о том, что национальный суверенитет не должен распространяться на ресурсы глобального значения. Вот таких даже гипотетических возможностей в отношении России быть не должно», то Миша Леонтьев прямо указывает и на «разевающего»: «У нас, правда, есть еще конкуренты. Соединенные Штаты, конечно. Конечно, американцы. Конечно, они работают, они системно работают» («Познер», Первый канал). При этом спорить против императива безопасности и бессмысленно, и антипатриотично. Ведь только совершенно оторванный от жизни идеалист действительно верит, что все люди братья, а мир будущего лишится угроз. Не США, так по Земле ведь еще и комета может долбануть, и в самом непредсказуемом месте может народиться диктатор с оружием массового уничтожения. Тем не менее, можно и нужно обсуждать философию безопасности, а так же спорить о тех или иных политических действиях, предпринимаемых под военные марши.

***

Вот оборонка потребовала 30 трл. рублей, а согласно предвыборной декларации Путина получит 23, что названо беспрецедентной программой развития. Но есть здесь что-то еще, кроме рутинного пиления денег по секторам?

Если отвлечься от «истины митинга», то остается неприятное чувство дежавю. Опять мы делаем ракеты. Риторика времен холодной войны, хуже которой только то, что Путин и его адепты, похоже, снова рассматривают ВПК как универсальный движитель стагнирующей экономики. Что, с очевидностью, разоблачил еще опыт предыдущий политической системы. Она рухнула, как раз не выдержав тяжести своего военно-промышленного комплекса, не давшего, вопреки вере в военные инновации, по конверсии ни одного мирового бренда.

И если современные военспецы снова настаивают: тут в ВПК – и кладезь технологий, и создал, мол, он нам интернет (интернет создал американский, а не советский ВПК), и все инновации тут, и точки роста... То не собираются ли они опять повторить трагедию конца восьмидесятых?

С другой стороны, 23 триллиона рублей, которыми старается поразить российского избирателя Путин и которыми пугают зарубежного обывателя забугорные эксперты, это много или мало? Вопрос, на самом деле, не имеющий однозначного ответа.

Много – если рассматривать расходы на оборону по удельному весу расходов в бюджете. Нормально – если в сравнении. С девятым местом по количеству населения, мы занимаем седьмое место по тратам на оборону. Но, очевидно, мало, если ставить задачу – защитить свою территориальную исключительность, свое «полюсное» положение и вечное стратегическое превосходство.

И безысходно мало, если, к тому же, выбирать себе в геополитические противники и конкуренты США, блок НАТО, Евросоюз, а в союзники - маргинальные режимы.

Парадоксально мало, если Россия собирается оставаться заповедником непуганой коррумпированной бюрократии, пребывающей в параноидальных снах о несменяемой русской власти, безраздельно владеющей 1/9 мировой суши и золотой рыбкой на посылках.

В любом случае США все равно тратит в 10-15 раз больше. Отчего время от времени и проистекают совершенно фантастические мечты о протонном оружии, раз и навсегда якобы способном затвердить геополитическое равновесие.

Ее, кстати, на днях озвучил профессор Академии геополитических проблем Валерий Волков на очередном обсуждалове в Народном клубе. «Сценариев этой борьбы, - говорит, - существует масса, но для России самый выгодный - создавать протонное оружие». И американцам нас тогда не достать, и все лучше, чем гонка «гонка вооружения».

Кажется, и Гитлер рассчитывал на нечто подобное…

***

Проблема философии национальной безопасности, ограничивающей себя постулированием опережающего вооружения и игнорирующей необходимость вообще осмысленности общежития в государстве, заключается также в том, что она не учитывает исключительно расходный характер военной экономики, не оставляющей после себя товарных ценностей. На знаменитом «Уралвагонзаводе», наверное, трудятся хорошие и правильные ребята, но ведь поле их продукцией не вспашешь, а ребят этих тоже надо кормить.

Иными словами, продукты ВПК не съешь, не оденешь на себя и не продашь на внутреннем рынке. Если армия «закупает», то в квазирыночной сделке. Поскольку партнеры здесь лишь обмениваются бюджетными фантиками, не слишком заботясь о результате. Военно-промышленный комплекс изымает ресурсы, обычно не оставляя после себя ничего, кроме разваливающихся заводов, тысяч никому не нужных гаубиц, гниющих подлодок и самовзрывающихся арсеналов, утилизация которых почему-то все равно происходит частенько за счет геополитического противника.

Могут возразить: а как же продукция, которая отправляется по контракту за рубеж маргинальным или деспотическим режимам, вроде Сирии, и которая нередко снова попадает потом к нам в горячие точки? Здесь и вправду доход от экспорта вооружения сравним с доходом от нефти. Хотя его возврат в экономику опять же не слишком прозрачен, а общественная польза не очевидна.

Да и так рассудить… Чем, например, была вооружена армия Дудаева, и чем дрались стороны в десятилетней кавказской войне? Чей гексоген подрывал московские многоэтажки в 99-ом? Из какого оружия только что убили 17 полицейских? Чем оснащен бандитский мир России? Сколько российского оружия циркулирует по каналам международного терроризма?

Существует очень красивое изречение: ВПК продает нам… безопасность страны. Однако интересно спросить: а опасность он нам случайно не продает?

***

Александр ПРОХАНОВ (жжет): «Я убежден, что России не нужны политические реформы, о которых все время талдычит нам Медведев. России нужны две вещи. России нужны алтари и оборонные предприятия».

Проблема в том, что путинский империализм тоже исходит из ложной посылки защиты своего особого полюсного положения, оперируя доставшейся по наследству идеологемой. Ее соорудили нам еще коммунистические дикторы Ленин и Сталин, намеревающиеся экспортировать революции и вбить гвоздь в крышку гроба западной буржуазной цивилизации. Но с тех пор «мир чистогана» значительно усреднил положение вещей, произведя великую прозападную универсализацию.

Миллионы этнических россиян теперь живут и работают за рубежом, не считая зарубежье чем-то иным, неправильным, инородческим. И в то же время по 300 000 в год человек российский капитал завозит мигрантов-рабов, с трудом говорящих по-русски и не имеющих представления о русской культуре. Что собираемся мы защищать в этом периметре и какие качества строя заставляют считать, что Россия – особый полюс? Не очень понятно. Но отвечать-то на эти вопросы надо!

"Политика в области безопасности Российской Федерации должна строиться на создании мобильных ударных групп и контроле над энергоносителями", - пытаются перевести замшелую идеологию на практические рельсы эксперты, не договаривая, впрочем, об истинной и чаще всего транснациональной собственности трубопроводов. Однако главное все же не в этом. А в том, что страна и сама по себе стоит на пороге глубокой политической трансформации. Возможно, революции. Возможно, даже более опасной, чем все американское ПРО и все чьи-либо притязания на трубопровод вместе взятые. Отчего у правящего класса уже в который раз появляется соблазн подменить безопасность страны безопасностью конкретной политической группировки.

"Мы не допустим, чтобы кто-то вмешивался в наши внутренние дела, навязывал свою волю, потому что у нас есть своя воля", - бодро вещает на митинге Путин. Но своя воля есть так же и у мировой истории. Ее еще называют «объективность». И она требует от политической России большей адекватности.

И чтобы Россия вылезла наконец из своей осажденной крепости.

       
Print version Распечатать