Обрушение кровли Басманного рынка - как бы ни было кому-то больно от осознания этого факта - "рядовая чрезвычайная ситуация". Человеку трудно привыкнуть к тому, что гибель людей в мирное время может быть рядовым явлением, но по здравому размышлению все именно так. Каждый день на перенаселенной человеками земле что-то обрушивается, взрывается, тонет - все эти банальные истины известны и ребенку (в школах даже проходят специальный предмет "безопасность жизнедеятельности", который должен по идее научить человека выживать в современном мире). Человек по природе своей склонен цепляться за любую возможность проверить свою нервную систему на прочность. Отсюда такое количество страстных комментариев, патетичных возгласов и мрачных предчувствий, связанных с недавней трагедией.

Трагедия - об этом стыдно забывать - явление совершенно будничное, в некотором роде даже нормальное. Косвенным подтверждением будничности всего произошедшего стало многочисленное сведение старых счетов. У давних врагов появился всего лишь новый повод нанести друг другу удары под дых. Все, кто смог, этим правом воспользовались.

Так называемые русские патриоты, как им и было положено, в глубине души порадовались тому, что погибли под крышей кровли Басманного рынка не "наши", а какие-то там рыночные азербайджанцы, которые "понаехали тут". Эта реакция при всей своей нелицемерной открытости (да, мол, такие вот мы, "полюбите нас черненькими") - кристально чистый пример чудовищного цинизма, который сродни цинизму анатома: это отношение к миру и человеку выпадает из логики "этичное - неэтичное", и рассматривать его в категориях "категорического императива" и "нравственного закона внутри нас" давно уже бессмысленно. Законы за ненадобностью сданы в архив, и нет в этом ничего ужасного.

Потому-то пафос Николая Суханова, ярого борца с русским национализмом, так же нелеп и избыточен, как и побивание моря плетьми. Точнее, он очень походит на детские вопросы к папе (или человеческие к Богу): "Папа, почему есть на свете несправедливость?". Бог отвечать не уполномочен, а вот любой папа ответит, что есть, сынок, несправедливость, да что уж тут поделаешь... Но публицист, прекрасно знающий ответ, не унимается:

"Комментарии, исходящие из лагеря профессиональных любителей русского народа, по-прежнему поражают, хотя, казалось бы, уже "всего можно ожидать". "Хачиков завалило", "торговые пособники кавказских оккупантов", пылкие сравнения случившегося с партизанскими диверсиями 1940-х на территории, занятой немцами, - в какой реальности должны жить существа, так реагирующие на катастрофу?"

В какой? В самой обыкновенной, рядовой и заурядной реальности, в которой, благодаря множеству факторов, в принципе возможно вообще все. И сосуществование трагически погибших азербайджанцев с партизанскими диверсиями 1940-х еще не самый странный случай той эклектики, которую принято называть "постмодернизмом". Бывают случаи и поинтересней, и пострашней. Никого они особо не шокируют. Четырнадцатилетние девочки, продающие себя за бутылку водки, - это ведь тоже часть того русского народа, который защищают его защитники. Но они же, эти самые девочки, - неизбежная примета той "России 90-х", которую периодически воспевает Николай Суханов в качестве образчика истинной свободы. Меж тем и защитники народа, и Николай Суханов знать ничего не хотят о том, что в трех шагах от них маленький живой человек каждый день продается за бутылку водки.

Правда, об азербайджанцах интереснее?

Интереснее всем - и Николаю Суханову, и "профессиональным русским", и не менее "профессиональным" либералам. Семен Новопрудский, заместитель главного редактора "Времени новостей", обойдя вниманием погибших (чего уж церемониться?) и предварительно покаявшись, завел шарманку... о "деле ЮКОСа":

"Каюсь, когда узнал про обрушение кровли Басманного рынка в Москве, среди прочих мыслей была и такая: почему не Басманный суд? Просто именно Басманный суд по известным причинам стал символом стремительно съезжающей крыши у России. Потому что проблема крыши над головой - это прежде всего проблема наличия головы. Не будет головы - не будет и крыши".

Если бы обвалилась крыша Басманного суда, то место "профессиональных русских" заняли бы Новопрудский со товарищи. Они бы улыбались украдкой и потирали бы руки. Были бы, конечно, и аналогии - да почище, чем про партизан 1940-х. Валерии Новодворской, которая даже у Деда Мороза нашла черты чекиста, и не такие задачи по плечу. В общем, тот набор штампов о "бардаке в России", который наши либералы воспроизводят по любому удобному поводу, способна сгенерировать и машина. Сами либералы могут отдохнуть. С "профессиональными русскими" - та же картина. Пора уже использовать по назначению все достижения наноинженерии: пусть уже киборги помогают людям.

Такова в общих чертах та реальность, о которой спрашивал своего читателя Николай Суханов.

В этой реальности нет ничего специфически страшного. Бывали времена, как мы помним, и похуже. Главная же проблема времен нынешних - это проблема сочувствия. Собственно, если оставить в стороне тонкости архитектуры и таинства сопромата, то обвал крыши Басманного рынка предстанет перед нами исключительно в свете неубедительности сочувствия (и несочувствия; это тоже искусство - уметь не сострадать) жертвам трагедии. Ни защитникам русского народа, ни Николаю Суханову, ни Семену Новопрудскому я не верю. Как не верю всяческим пришлым на поминки людям, для которых сами поминки - лишь повод напиться за чужой счет. Некоторые так давно ходят по поминкам, что сама смерть для них - пустой звук, разрываемый случайно столкнувшимися стаканами. У нас теперь и за упокой чокаются, и на каждую интересующую тебя смерть откликаются в меру пафосным текстом.

Я не верю ничему и никому, кроме жизни. А жизнь оставляет человеку очень простой выбор сочувствия и сострадания: или сострадать каждому погибшему, убиенному, утонувшему, или сострадать всем, кому удобно и проще сочувствовать именно сегодня, то есть никому. Есть еще, правда, возможность не сочувствовать вовсе. Никому, кроме самых близких и любимых, не сочувствовать. Последний выбор - наиболее тяжелый, но вместе с тем и наиболее честный. Стоит признаться самому себе, что невозможно физически сострадать каждому, а сочувствовать тем, кому хочется сегодня посочувствовать, - это та же подлость, только притворяющаяся чем-то похожим на справедливость.

Подмену распознать не так и сложно: стоит однажды не поверить в патетику детективного поиска правых и виноватых, и все само встанет не места. Сегодня у каждого есть неотчуждаемое право справедливого равнодушия, которое единственное может гарантировать спокойную и рассудительную позицию, без излишней и наигранной годами экспрессии. Это равнодушие сродни участию доктора в жизни пациентов. Ему не обязательно впадать в истерику каждый раз, когда у больного поднимается температура, или бежать на улицу рвать рубаху на груди после неудачной операции.

Врачу достаточно знать все, что творится в палате. И когда на опустевшую не так давно койку кладут изувеченную женщину, самое дурное, что может сделать настоящий врач, - приторно расплакаться над "бедненькой". Единственно возможная его доброта - молча взять скальпель и начать операцию. Без слез и предъявления мироустройству счетов за косность и несправедливость.