Бывало, когда речь заходила о политическом будущем Европы, Гельмут Коль охотно повторял слова "дом для европейцев". О том, как строить этот дом, нам поведал Георг Крайслер в одной из своих песен: "На следующей неделе я сооружу балкон, а еще через неделю - подвал". Уже вовсю ведутся разговоры о европейском космополитизме в контексте мировой политики, хотя ЕС на уровне своего внутреннего устройства пока вообще не функционирует. Однако ЕС уже должен защищать права своих граждан во всем мире, хотя бы и с помощью военных кампаний, если понадобится - везде, где, говоря словами Робина Гуда, вершится неправое дело.

Если бы еврократы сами рассуждали подобным образом, это было бы поводом для справедливого негодования. Но для социологов и философов такие темы в период политического переустройства вполне легитимны, более того - являются их непосредственной задачей. Без этого все свелось бы к пустым формальностям, когда автоматически исполнялись бы все пожелания неолиберальной политики.

Вопрос состоит в том, как глашатаи переустройства обходятся с "лоджией" дома для европейцев. Есть теоретики - к ним, например, относится Ульрих Бек, - которых настолько заворожила легко продаваемая на международных конференциях идея европейского космополитизма, что они абсолютно неспособны задуматься над такими вопросами, как судьба французских крестьян, немецких безработных или работников польских прачечных (у всех перечисленных свои тревоги и сомнения по поводу альтруистического космополитизма).

Как раз на подходе к теме Европы социология упирается в свои собственные границы: она не может говорить о европейцах как едином понятии, поскольку никакого европейского демоса не существует. Поэтому социологи, чтобы иметь возможность говорить о европейцах, поступают очень просто: сами мастерят их на скорую руку. Пекут по собственному образу и подобию.

В случае Юргена Хабермаса все не так просто. Его представления о внутренней и внешней политике Евросоюза не находятся в радикальном противоречии с умонастроениями всецело погруженных в свои собственные проблемы граждан. Нет, Хабермас не верит в существование европейского демоса и не ждет от европейцев бескорыстия. Скорее, он старается думать о солидарности Чужих как о чем-то в принципе возможном. При этом он признает, что самосознание европейцев все еще глубоко укоренено в национальном государстве. Хабермас говорит следующее: так как национальное государство передает все больше своих компетенций Евросоюзу, Евросоюз должен перенять и роль национального государства. "Великие достижения национальных государств" необходимо "распространить через все европейские границы и сохранить их в какой-то иной форме". Работа, которую проделал ЕС до сегодняшнего дня, Хабермасу не представляется достаточной. "Создание новых политических институтов - брюссельских законодательных органов, Европейского суда и Европейского центрального банка - ни в коем случае не означает per se усиления политики", - писал он еще в 1999 году. Кстати, немаловажно, что Европейский центральный банк работает в интересах глобализированного капитала. И это вписано в конституцию Европы, из-за чего некоторые приверженцы Евросоюза в среде французских социалистов и голосовали против ее принятия.

Хабермас не верит, что еврократы способны проводить более эффективную политику. Вне всякого сомнения, они для него не решение проблемы, хоть бы и промежуточное, а наоборот - часть самой проблемы. Хабермас в гораздо большей степени делает ставку на граждан: если бы принятие решений в Брюсселе было более демократичным, говорит он, то есть если бы граждане имели в Европе большее влияние, то они могли бы использовать это влияние в целях противостояния враждебным интересам людей результатам глобализации.

Так говорит демократ. Впрочем, Хабермас тоже не верит, что все нации Евросоюза равным образом заинтересованы в том, чтобы оградить себя от "нежелательных последствий" глобализации рынков. Поэтому он отдает предпочтение "Европе разных скоростей". Германия и Франция, как он себе представляет, непременно должны войти в ядро демократически укрепленного Евросоюза. Но что это означает для тех народов, которые не хотят или не могут соучаствовать? Должны ли они отказаться от своих прав и требований в пользу ядра? И что могло бы это ядро поделать с побочными эффектами глобализации, если ядро - это только малая часть целого?

При этом Хабермас, как всегда, когда он рассуждает на темы космополитизма, садится на своего любимого конька: заводит речь об универсализации политической морали в кантовском смысле, "переходе от прав народов мира к правам граждан мира". В отношении политики глобальной безопасности существуют две точки зрения. Одна была недавно представлена Ральфом Дарендорфом: Евросоюз не должен даже пытаться проводить самостоятельную внешнюю политику. Показательно, что вопрос о том, не означало ли это безусловную сплоченную поддержку войны в Ираке, Дарендорф обошел стороной. Другую точку зрения представляет Хабермас, который ратует за мировую и внутреннюю политику, проводимую по ту сторону интересов национального государства и, таким образом, существенно отличающуюся от той, что проводит администрация Буша.

Первая точка зрения означает подчинение Европы гегемонии США. Вторая - утопия: войны Запада в Косово, Афганистане и Ираке привели к тому, что тысячи солдат должны и сегодня, так же, как вчера, поддерживать в этих странах порядок. Ни одна страна и ни одно содружество государств не может себе позволить проводить такую интервенционистскую политику длительное время. Национальные государства, по крайней мере западные, кроме всего прочего, не производят на свет необходимое для этого количество солдат.

Внешняя и внутренняя политика, которую описывает Хабермас, может успешно проводиться только в том случае, когда она принимается подавляющим большинством затронутого интервенцией населения и когда это население в состоянии принять активное участие в создании нового государства, как это было в Германии - в обеих ее частях - после 1945 года. В Косово эти факторы были так же мало выражены, как в Афганистане и Ираке. Мотивы, по которым НАТО в угоду США начало эту войну, в послевоенное время не играют большой роли. Теперь приходится иметь дело с нестабильными политическими образованиями, лидеры которых, независимо от того, стоят они сами по себе чего-то или нет, нуждаются в поддержке Запада. Подобную интервенционистскую политику даже США не могут продолжать бесконечно, а Евросоюз вообще на такое неспособен - думает он при этом о Канте или не думает, не имеет значения.

Европейскому Союзу эта концепция вообще ничем не может помочь. Глядя на формы, которые принимает внешняя политика, Хабермас имеет все основания ратовать за эмансипацию Европы от Соединенных Штатов. Но необходимые коррекции влияния глобализации на экономику могут быть проведены только при участии США. Хабермас об этом осведомлен лучше прочих. Но как объединить одно с другим, он, к сожалению, не понимает и потому не высказывает по этому поводу никаких предложений. Будучи реалистом, он прекрасно знает, что на США здесь нельзя рассчитывать.

Несмотря на кажущуюся активность в направлении расширения, Евросоюз переживает период жестокой засухи. Не в последнюю очередь из-за расширения он сделался, как недавно понял Эгон Бар, "недееспособен на ближайшие 15 лет". Интервенционистская политика, проводимая в гуманитарных целях, которую Хабермас называет "предвосхищением благоприятного космополитического положения", в обозримом будущем невозможна.

Космополитизм становится для Хабермаса тем же, чем стала квашеная капуста для вдовы Больте.

Вдове Больте капуста необходима как гарнир к любому блюду, чтобы получать от еды настоящее удовольствие. "И вот идет вдова Больте в подвал, чтобы положить себе на тарелку квашеной капусты..."

Конец этой истории грустный. Вернувшаяся из подвала вдова Больте беспомощно застывает посреди кухни с тарелкой, на которой лежит немного квашеной капусты. И видит, что главного-то блюда уже нет - все съели. Когда недееспособность Евросоюза будет устранена, в гарнирах уже не будет проку. Так что к политику Хабермасу очень подходят слова "Он стоял как вкопанный и смотрел на пустую сковородку". Кулинария подчас способна горько вас разочаровать. Даже если повар - такой мастер, как Хабермас. Ибо иногда всему виной не повар, а условия, которые царят на кухне.

Перевод с немецкого Александра Мильштейна