Татьяна Константиновна Осколкова - переводчик с английского. Среди переводов пьесы "Top Girls", "Количество" Кэрил Черчилл, "Продукт" Марка Равенхилла, "4.48. Психоз" Сары Кейн, "Сияющий город" Конора Макферсона, "Покушение на ее жизнь" Мартина Кримпа, "Дорога Гагарина" Грегори Берка.

"Русский журнал": В "Антологии современной британской драматургии" два ваших перевода и несколько чужих текстов, вами отредактированных. А ваши собственные переводы до этого где-то печатались?

Татьяна Осколкова: Не очень много. "4.48. Психоз" Сары Кейн в "Современной драматургии", "Количество" Кэрил Черчил в "Культурном слое", "Gagarin Way" Грегори Берка в сборнике Тольяттинского фестиваля современной драматургии.

РЖ: С этими текстами работали редакторы?

Т.О.: Редакторы-друзья. Первым опытом перевода - я не так давно этим занимаюсь - стал "4.48. Психоз" Сары Кейн. Это блестящий текст. Язык безумный, но при этом абсолютная внятность. Эту вещь мы редактировали с Еленой Греминой, которая не только хороший драматург, но и великолепный редактор.

РЖ: Вы прочитали "4.48. Психоз" и вам захотелось его перевести?

Т.О.: Нас пригласили на постановку "Психоза" в знаменитый театр "Royal Court" в Лондоне. Я слышала о судьбе Сары Кейн, читала ее предыдущие произведения, это что-то невозможное - жестокость, кровь, от всего этого просто закрываешься, ведь когда тебе талантливо рассказывают о трагизме жизни, становится особенно тяжело. Отказаться было неудобно, и я, сжав зубы, пошла. И увидела невероятно пронзительный, психологически точный и элегантно сделанный спектакль. Потом мне Лена Гремина сказала: "А что бы вам не перевести "4.48. Психоз"?" "Я не умею", - ответила я. "А вы сядьте на стульчик и давайте". Это был первый опыт. Я старалась соответствовать оригиналу, но не очень стремилась к абсолютной идентичности. А в этом тексте помимо слов важен ритм строк - короче, длиннее, наличие знаков препинания или их отсутствие (когда героиня впадает в безумие), много чего. Для меня "4.48. Психоз", если можно так сказать, - стихи, хотя формально это проза. Поначалу я этого в переводе не учитывала.

РЖ: Долго вы работали над текстом?

Т.О.: Долго, потому что для себя. Чтобы получить разрешение на перевод, я написала в лондонское агентство, оттуда мне ответили, что все права у брата Сары Кейн, он живет в Нью-Йорке, они переслали ему перевод, он нанял профессора русского языка, который - не думаю, что знает все тонкости языка, - сравнил английский и русский тексты. Мне пришел ответ: "Перевод неадекватен оригиналу, не говоря уже о расположении текста на странице. Например, "fuck you" переведен тремя словами". То есть некоторые замечания были совершенно абсурдные. Но были и правильные. Я страшно расстроилась, но дело надо было заканчивать, и я весь текст снова выверила, стараясь максимально приблизиться к оригиналу. А потом мы прошлись по нему с Леной Греминой, я ей страшно благодарна за науку.

Перевод публиковали, ставили - и, мне кажется, не очень удачно. Там слова такой силы, стоящее за ними отчаяние столь беспредельно, что если кричать, будет слишком. Из того, что я видела, за исключением лондонского спектакля, в русской и польской постановке - все больше про безумие в медицинском смысле слова, а из пьесы понятно, что это про нас, про то, как все мы близко ходим от этой грани.

РЖ: "4.48. Психоз", "Top Girls" - пьесы тяжелые. Переводчик с текстами живет долго. Атмосфера текстов на вас не давила?

Т.О.: Я прекрасно живу в этой атмосфере. Это талантливые тексты - мощь слова, ритм. Иногда я чувствую, что ритм даже важнее слов. С ним ошибаться нельзя. У меня был такой опыт: моему внуку Матвею было восемь, его другу Леве семь, и мы на день рожденья Матвея поставили сцену дуэли из "Евгения Онегина". Сначала стихи для них были трудными, слова непонятными. Но как только ребята попали в ритм, услышали музыку стиха, смысл стал проступать сам собой. И спектакль получился. Когда я живу в талантливом тексте, особенно если чувствую, что получается, я просто летаю. В настоящем таланте есть свет, надежда, когда читаешь, это не всегда видно, но когда в процессе перевода ты находишься внутри созданного автором мира, то свет видишь почти всегда.

РЖ: Когда вы переводите, вы чувствуете себя автором?

Т.О.: Во всяком случае, состою с ним в очень близких отношениях.

РЖ: Насколько сейчас вы переводите близко к тексту?

Т.О.: Стараюсь очень близко. Я верю, что - этому меня научил "Royal Court" - если драматург создал такой мир и нашел такие слова, чтобы его показать, надо постараться как можно точнее передать их на своем языке. Много трудностей со сленгом, с матом. Я не против мата, когда он оправдан. Я только что перевела пять коротких пьес Марка Равенхилла, где, например, воюющий в Ираке солдат и благополучная женщина из среднего класса выражают свои мысли совершенно по-разному. И переводчик должен это показать. Но, если возможно, я стараюсь от мата уйти, заменить более мягкими сленговыми выражениями. Надо считаться с тем, что нашей публике это неприятно, и со сцены он звучит, как правило, не очень естественно, актеры зажимаются.

РЖ: Вместе с Сашей Дагдейл и Анной Гениной вы редактировали переводы для "Антологии современной британской драматургии" и вели с Сашей переводческие семинары в рамках проекта "Современная драматургия" Британского совета. У большинства участников семинаров был к этому времени переводческий опыт? В чем заключалась редактура чужих переводов?

Т.О.: Среди участников были ребята с великолепным чувством языка и уже немалым опытом работы. Например, Надя Гайдаш и Наташа Просунцова, им сейчас, наверное, лет 24-26, перевели уже не менее десятка книг, а Наташа еще и стихи. Это одаренные люди с невероятной трудоспособностью и колоссальным интересом к переводу.

Что касается семинарских занятий, то мы пробовали там разную технику. На первом семинаре две группы делали один и тот же текст, потом оба варианта перевода выводились на экран и мы по репликам смотрели, что получилось лучше, что хуже или искали третий вариант. На втором семинаре у нас было, кажется, пьес шесть. Над каждой работало два-три человека. Они приехали с готовыми текстами, и мы делали коллективную правку каждой пьесы. То, что не успели закончить, мы потом редактировали с Анной, Сашей Дагдейл и Сашей Вартановым при участии авторов переводов.

РЖ: А вам как переводчику эти семинары что-то дали?

Т.О.: Это был бесценный опыт, за который я очень благодарна Британскому совету. Это была уникальная для переводчика возможность за короткий срок поработать над произведениями разных авторов, жанров, стилей и тем. Присутствие носителя языка Саши Дагдейл позволяло мгновенно уточнять любые нюансы текста. А коллективное редактирование делало речь персонажей более разнообразной, приносило интереснейшие находки. Мне кажется, идея редактуры вслух для пьес очень плодотворна. Язык становится более живым, спонтанным, уходит излишняя литературность, с которой бывает трудно бороться, когда человек в одиночестве работает за столом.

Перед тем как выпустить новую работу в жизнь, я стараюсь показать ее Саше Вартанову. Саша - режиссер, драматург и переводчик с замечательным чувством языка. Мы садимся и проходим готовый перевод на звук.

РЖ: Вы переводите только британскую драматургию.Чем она вам так близка?

Т.О.: Так получилось, потому что, работая в Британском совете, я занималась проектами в области новой драматургии. Сотрудничество с театрами "Royal Court", "Traverse", поездки на Эдинбургский театральный фестиваль давали возможность смотреть спектакли, узнавать новые имена. Британия, может быть, самая главная страна новой драматургии с ее культурой спектакля, главным фокусом которого является текст и автор. С этого все и началось.

РЖ: А чем вы занимаетесь кроме перевода?

Т.О.: Преподаю английский. Учу в основном взрослых и занятых людей. Мне это очень нравится. Среди моих студентов - группа режиссеров из бывших советских республик, получающих второе образование в Центре Мейерхольда.

Иногда занимаюсь проектной работой. Сейчас координирую проект с Королевским шекспировским театром, который заказал российским и украинским драматургам пьесы для русского сезона, где будут показаны и классические, и специально для этого созданные произведения. Заказ такой: показать жизнь отдельного человека на фоне больших событий, происходящих в стране.

РЖ: У вас лингвистическое образование?

Т.О.: Да. Романо-германское отделение филфака МГУ. По диплому я "филолог, преподаватель английского языка". Но учились мы в основном на романах Джейн Остен. Язык, на котором говорят сегодня, пришлось постигать по ходу дела.

РЖ: Вы себя ощущаете переводчиком?

Т.О.: Ощущаю. Мне нравится перевоплощаться в других людей.

РЖ: Как вы работаете? Подолгу сидите над одним фрагментом или вначале делаете подстрочник, который потом редактируете?

Т.О.: Стараюсь сделать первый вариант по возможности легко, не зацикливаясь на каждой фразе, чтобы не потерять спонтанность, не впасть в литературность, не свойственную устной речи. Потом редактирую, потом текст отдыхает, потом читаю еще раз, а потом с кем-то из коллег.

РЖ: А на близких проверяете?

Т.О.: На муже. Сын меня слушать не хочет.

РЖ: Для вас в тексте важнее всего ритм?

Т.О.: Все важно. Точность, речевое своеобразие персонажей и, конечно, ритм, звук. Иногда получается слишком красиво. Я думаю: "Нет, это уже эстетство, надо убрать".

РЖ: А вы обращаетесь к авторам, если в тексте что-то непонятно?

Т.О.: Обязательно. Иногда советуюсь с носителями языка, которые живут в Москве. Приключения в процессе перевода бывают самые разнообразные. Как-то раз, наткнувшись на неясный по смыслу текст, я обратилась к автору за разъяснениями. Оказалось, это цитата из Библии. Автор укорил меня за незнание, хотя это был не самый известный фрагмент. Недавно мне встретились в тексте "virus boys", "вирусные мальчики". Поскольку речь шла о кофейных плантациях, я решила, что там поселился какой-то вирус, и долго двигалась в эту сторону, а потом, почувствовав, что что-то не сходится, решила проверить. Оказывается, это были специалисты по вирусному маркетингу, о котором я до этого не слыхала. В общем, как это ни банально звучит, переводчику надо много знать.

РЖ: Вы довольны своими переводами? Спустя время не возвращаетесь к готовому тексту?

Т.О.: Иногда довольна, иногда не очень. Если какой-то театр хочет поставить пьесу, я, как правило, редактирую ее еще раз. Так было с детской пьесой Равенхилла "С тобой все кончено навсегда", которую взял екатеринбургский Театр юного зрителя.

РЖ: Вы все время что-то переводите или нет?

Т.О.: Не так просто найти то, что нравится, а без этого невозможно. Только что по заказу "Золотой маски" перевела пять коротких пьес Равенхилла для фестиваля "Эдинбургский Фриндж в Москве". Они были представлены в форме сценических читок в режиссуре Владимира Агеева, Александра Вартанова и Владимира Скворцова. По-моему, получилось очень здорово. Иногда читки лучше спектакля. В них есть обаятельная эскизность, легкое дыхание. В них слышней голос автора.

РЖ: Что еще хотите перевести?

Т.О.: В отпуске собираюсь делать "Спасательный круг" - чудесную пьесу для подростков Николы Маккартни.

РЖ: Переводить для себя, "в стол", вам неинтересно?

Т.О.: Не очень. Театр - дело коллективное. Хочется, чтобы на сцене ожил созданный автором мир и персонажи, заговорившие с твоей помощью на русском языке. Хочется увидеть, как это получится у наших актеров. Хочется, чтобы публика откликалась на то, что было так интересно тебе, когда ты сидела перед компьютером один на один с этой пьесой.

Беседовала Елена Калашникова