Фонд "Музыкальный Олимп" уже не первый год занимается тем, что привозит в Россию музыкантов мирового класса. В этот раз в рамках программы "Экспресс-линия "Москва - Петербург" в Большом зале Петербургской филармонии выступил Андраш Шифф, выдающийся пианист, вот уже добрый десяток лет прочно удерживающий первые места в мировых рейтингах. Перед концертом с маэстро побеседовала Гюля Садыхова.

"Русский журнал": Вы впервые в Петербурге?

Андраш Шифф: Я уже был здесь однажды, в 1976 году, выступал в Малом зале филармонии после конкурса Чайковского. Помню этот очень красивый зал. А в Большом зале я никогда до нынешнего дня не играл.

РЖ: Вы родились в Будапеште и учились там. Какие воспоминания связывают вас с городом детства?

А.Ш.: Будапешт - необыкновенно красивый город. Но атмосфера в нем в годы моего детства была довольно затхлая, и музыкальная жизнь не слишком активная. Я начал играть на рояле в пять лет. Учился в обычной школе и в музыкальной. В четырнадцать лет перешел в специальную музыкальную школу, после нее поступил в Консерваторию имени Листа. В консерватории занимался у прекрасных педагогов по фортепиано - там преподавали такие же высокие профессионалы, как у вас, в России.

РЖ: Чем занимались ваши родители?

А.Ш.: Мой отец был врачом; он умер, когда мне исполнилось шесть лет. Отец играл на скрипке, как любитель; а моя мама мечтала в юности стать пианисткой. Но ее мечта не сбылась: помешала война. Мама в то время училась в консерватории; она еврейка, и когда началась война, ее депортировали в лагерь, в Австрии. Это был не Аушвиц, в этом смысле маме повезло, она выжила. Но после войны уже не смогла вернуться к роялю. Так что, как видите, я рос в музыкальной семье. Дома стоял рояль, часто звучала музыка, и я рос среди этих звуков. Слушал музыку по радио и на пластинках, а потом шел к роялю, откидывал крышку и пытался подобрать по слуху запомнившиеся мелодии. Единственный ребенок в семье, я, наверное, был слишком избалован: в общем, детство мое протекало счастливо. И сейчас у меня в Будапеште осталось много друзей. Там живет моя мама, и я три-четыре раза в году приезжаю с концертами. Но мне не хотелось бы жить в Венгрии постоянно.

Помню, как я покидал Венгрию в 1979 году: поехал на гастроли в Америку и остался там. Поначалу мне в Америке нравилось. Однако очень скоро я начал болезненно ощущать разницу менталитетов, разницу культур. Только в Америке я по-настоящему осознал себя как европейца. В сущности, я попал в чуждую среду.

РЖ: Наверное, это был очень драматичный эпизод вашей биографии: остаться навсегда в чужой стране, стать "невозвращенцем". Страшно было?

А.Ш.: Не то чтобы страшно, все-таки у меня там были и знакомые, и профессиональные контакты. Я хотел жить в Америке не из-за политических причин, для меня это было не важно. Но свобода...свобода передвижения, свобода самовыражения была необходима для моего личностного развития как музыканта. В Америке я начал прогрессировать как пианист. У меня был неплохой background. Я получил хорошее образование. Но чтобы образование принесло плоды, нужна была соответствующая атмосфера, ощущение открытости мира, который простирается перед тобой. В Венгрии я задыхался: границы были закрыты, и потом, меня плотным облаком окружала зависть.

В Америке вначале было интересно. Но мало-помалу приходило осознание: мне тут неуютно, мне нужно жить в Европе. Тем не менее я прожил в Америке четырнадцать лет. Затем я встретил свою будущую жену, японскую скрипачку Юуко Шиокава, мы познакомились на фестивале камерной музыки в Мальборо, в штате Вермонт. Прекрасный фестиваль, им руководил выдающийся музыкант Рудольф Серкин. Юуко жила в Зальцбурге; когда мы поженились, я переехал в Зальцбург.

Знаете, Америка - странное место. А я был родом из Восточной Европы, где у всех сложился в сознании некий миф об Америке - стране обетованной, стране безграничных возможностей. Наши представления основывались на голливудских фильмах и неверной информации, как некая реакция "от противного" на идеологическую пропаганду.

Слово "Америка" обладало для нас магической силой: произнеси его, и перед тобой откроется волшебная страна золота, Эльдорадо. Понадобилось время, чтобы понять: Америка никакое не Эльдорадо, и здесь существует масса проблем. Да, Америка - страна огромных возможностей, и эмигрант может сделать там карьеру. Но это страна без традиций, без истории. Нет никакого культурного фундамента - все импортируется.

Разумеется, Европу тоже идеализировать не стоит: в конце концов, сколько умнейших людей - ученых, артистов, музыкантов - восприняли идеи Гитлера и приветствовали его, как мессию. Но если смотреть на Америку объективно, взвешивая все pro et contra, - заметишь немало негатива.

Как бы то ни было, жизнь в Америке оказалась полезным опытом. Там я понял, что можно начать с нуля и чего-то достичь. Я и сейчас езжу в Америку с концертами: недавно играл там сонаты Бетховена.

В Америке меня вело мощное агентство "Columbia Artists". Попал я туда по случаю: играл на конкурсе в Лидсе, а в жюри сидел американский музыкант Чарльз Роузен, очень интересный человек, музыковед и пианист. Ему, между прочим, принадлежит блестящий труд "Классический стиль" - фантастическая книга! Роузену очень понравилось, как я играл. И хотя я получил в Лидсе лишь третью премию, он написал в своей статье, что я был лучшим пианистом на конкурсе в Лидсе.

Вернувшись в Нью-Йорк, Роузен рассказал обо мне менеджеру "Columbia" г-ну Томпсону. Томпсон приехал в Будапешт, послушал мою игру и решил представить меня американской публике. Мой американский дебют состоялся в Чикаго, потом я играл с камерным оркестром в Карнеги-холл в Нью-Йорке, в 1978 году. Так что, когда я покидал Венгрию, кое-какой "задел" в Америке у меня уже был. Я рассчитывал на помощь агентства. Но начало было трудным: приходилось играть в маленьких американских городках, в маленьких залах, с плохой акустикой, на плохих роялях. Я выступал на стадионах, в школах, танцклубах, даже в бассейнах. Публика была ужасная: преимущественно мне организовывали так называемые общинные концерты в американской глубинке - по всей Америке раскинуты тысячи три маленьких городков, поселков, я объездил тогда всю Америку.

Не то чтобы мне это было непривычно или удивительно: и в Венгрии приходилось ездить в провинцию с концертами, так была устроена концертная система в стране. Я был солистом Будапештской филармонии, и определенное количество концертов в сезон мне было гарантировано. И в Венгрии не везде были комфортабельные условия: попадались и плохие рояли, и плохие залы. Но, когда я приехал в Америку, я думал, что уж тут-то все будет прекрасно - и мои идеалистические представления о стране таяли с каждым днем. Это был шок: и в страшном сне мне бы не привиделось, что придется выступать в Америке в таких ужасающих условиях. Меня приглашали и в приличные залы, но редко.

У меня появилось кошмарное ощущение, что жизнь моя протекает напрасно, что я теряю драгоценное время. И это была типичная участь многих талантливых людей из Западной Европы, приехавших в Америку после войны с мечтами о богатстве, славе и успехе. Очень скоро они убеждались, что Америка - не Эльдорадо.

РЖ: Изменилось ли положение после переезда в Зальцбург?

А.Ш.: Весь мир знает Зальцбург как столицу знаменитейшего фестиваля. Однако в перерывах между фестивалями Зальцбург превращается в довольно-таки провинциальный город. Там мыслят узко, сознание людей стиснуто рамками обычаев и приличий, они как будто взирают на мир из тусклого оконца размеренно текущей жизни. Жить там скучновато.

РЖ: Как и когда произошел прорыв в вашей карьере? Когда вы почувствовали, что ухватили птицу удачи за хвост?

А.Ш.: У меня были хорошие контакты в Европе, но из Америки я не имел возможности часто летать на концерты в Европу: далеко, дорого, утомительно. К тому же у меня не было американского паспорта, я даже к маме в Будапешт не мог съездить целых восемь лет. А в Австрии мне сразу же дали австрийский паспорт: хороших музыкантов в стране уважают и потому получить гражданство для музыканта не составляет труда.

РЖ: Вы, как правило, готовите монографические программы и играете их циклами. В год юбилея Баха, например. Сыграли на Люцернском фестивале всего клавирного Баха, в юбилейный год Моцарта играли все сонаты Моцарта, а недавно сыграли и записали на CD все 32 сонаты Бетховена. Откуда такое пристрастие? И почему вы почти не играете современную музыку? Каков ваш репертуарный диапазон и где пролегают его границы?

А.Ш.: Границ нет, мой репертуар практически безграничен. Современной музыкой я интересуюсь, тут вы не правы. Только играю очень дозированно, понемногу. Конечно же, я исполняю и Шостаковича, и Прокофьева, и Бартока, и Яначека, но это же классики ХХ века. Немного Шенберга, люблю пьесы Берга. Мне нравится музыка моего бывшего профессора Дьердя Куртага, по-моему, он пишет замечательно. Иногда играю пьесы Лигети, Лучано Берио, американца Элиота Картера. Так что, как видите, современной музыкой не гнушаюсь. И вовсе не "зациклен" на классико-романтическом репертуаре. Но предпочитаю играть одну, максимум две современных пьесы в концерте. Может быть, я немного консервативен, не спорю. Но репертуар пианистов столь огромен, что все переиграть просто невозможно. И невозможно играть все одинаково хорошо. Тут нужна избирательность и некоторая самокритичность: что лучше получается, то и играть. Почему я играю циклами? Потому что по характеру я, наверное, энциклопедист. Если я сыграю все сонаты Бетховена, этот опыт поможет мне лучше, глубже понять одну из его сонат.

РЖ: На каких фестивалях вы будете выступать в текущем сезоне?

А.Ш.: Как обычно, в Зальцбурге и в Люцерне, я каждый год там выступаю. Четыре года подряд я был пианистом-резидентом на фестивале в Веймаре, его делает Нике Вагнер. Кроме того, у меня есть свой собственный маленький фестиваль в Швейцарии, в городке Этинген, неподалеку от Цюриха. Мы делаем его вместе с Хайнцем Холлигером, композитором, гобоистом и дирижером. Хайнц - замечательный музыкант, и на этом фестивале мы как раз играем много современной музыки.

А в Италии, в маленьком городке Виченцо, около Венеции, у меня еще один фестиваль. Он проходит в начале мая, в самом прекрасном театре в мире - Palladio Theatro Olimpiсo. Здание построено в 1587 году.

РЖ: Значит, ваш фестиваль проходит примерно в одно время со знаменитым Maggio Fiorentino Musicale во Флоренции?

А.Ш.: Да, и мы с Юуко теперь живем во Флоренции, купили в окрестностях города дом.

РЖ: А почему вам больше нравится жить во Флоренции, а не в Зальцбурге?

А.Ш.: Разница менталитетов. Зальцбург очень провинциален. А В Италии, даже в самых маленьких деревнях, нет ощущения провинции. Итальянцы не могут быть провинциалами по определению, они очень открыты и дружелюбны. И погода в Италии намного лучше, всегда светит солнце, даже зимой градусник показывает 3-5 градусов тепла. А в Зальцбурге вечно шел дождь.

У нас даже есть своя оливковая плантация, и мы сами выжимаем оливковое масло, очень вкусное. Вообще, жить в Италии очень приятно: вино, гастрономия. И не забывайте, Италия - страна высокого искусства, здесь шедевры попадаются буквально на каждом шагу.

РЖ: Вы - настоящий полиглот, говорите на шести европейских языках. Откуда такие лингвистические способности?

А.Ш.: Ну, я жил в разных странах, пришлось научиться языку. А русский мы изучали в школе; правда, нас учили не очень хорошо. Потом я поупражнялся, разговаривая по-русски на конкурсе Чайковского, где я был в 1974 году. И я очень люблю читать русскую литературу, Толстого, Достоевского, в подлиннике. Это великая литература.