Есть темы, взявшись за которые рискуешь попасть в ловушку невольной предвзятости. В частности, исследуя проблему зарождения и развития межнационального конфликта, крайне трудно пройти между Сциллой банальных благоглупостей ("у преступника нет национальности", "нет плохих народов - есть дурные люди" и т. д. и Харибдой провокационных обобщений ("Лилипутия для лилипутов!"). Я бы и не решился обратиться к столь болезненной и избитой теме, ставшей в последнее время предметом бесконечных спекуляций, не окажись сам непосредственным свидетелем разгорающегося на глазах конфликта, грозящего перерасти из эпизода криминальной хроники в непредсказуемую по своим последствиям волну насилия.

Вопреки впечатлению, создаваемому бесконечными сообщениями о террористических актах, совершаемых палестинскими смертниками, обстрелах израильской территории (преимущественно с территории сектора Газа и Южного Ливана) и следующих за ними антитеррористических операциях израильской армии (также не обходящихся без жертв среди условно мирного населения), жизнь в пределах так называемой "зеленой черты", то есть на международно признанной территории Израиля, относительно "спокойна". По-видимому, в условиях внешней угрозы включаются скрытые механизмы психики, сводящие проявления агрессии внутри "своей" группы к минимуму. Преступлений, связанных с насилием против личности, совершается сравнительно мало, и все они концентрируются в бедных кварталах двух крупных городов - Тель-Авива и Хайфы, населенных преимущественно израильскими арабами и нелегальными иммигрантами, многие из которых наркоманы. В провинции же (насколько этот термин применим к государству, вся территория которого меньше площади Московской области) подобные события воспринимаются как сенсация.

На позапрошлой неделе в ночь со среды на четверг в подсобном помещении городского рынка Бейт Шемеша - самого что ни на есть захолустного израильского города, где я живу последние пять лет, - был найден труп восьмилетней девочки со следами удушения. Обнаружен он был палестинцем (!), ночующим (разумеется, нелегально) на территории рынка вместе с другими, такими же как он, подсобными рабочими, нанимаемыми местными торговцами главным образом для перевозки контейнеров. Спустя считанные часы труп был опознан матерью пропавшей накануне девочки - Липаз Хими; вечером в среду, когда семья отмечала День независимости (существенное обстоятельство!), Липаз ушла из дому, как предполагалось, к приятелям. По свидетельству дяди покойной, Шломо Хими, она "всегда любила гулять по улицам", что неудивительно для ребенка из крайне неблагополучной многодетной семьи восточного происхождения. К вечеру родные начали беспокоиться и искать девочку, но в полицию позвонили лишь после того, как увидели под окнами своей квартиры машины "скорой помощи" и полиции (дом погибшей находится точно напротив рынка - в нескольких десятках метров от того места, где было обнаружено тело). Вскоре труп был опознан и отправлен на криминалистическую экспертизу в Институт судебной медицины Абу-Кабир, а пятеро палестинцев, нелегально ночевавших на территории рынка (включая нашедшего труп и сообщившего об этом прохожему, который и вызвал полицию), были арестованы, после чего был наложен официальный запрет на публикацию каких-либо сведений, связанных с расследованием. На сегодняшний день достоверно известно только то, что следов изнасилования на теле обнаружено не было; таким образом, две основные версии следствия - убийство на межнациональной почве (вспомним, что преступление произошло в День независимости Израиля) и банальная уголовщина с неясным мотивом.

Бейт Шемеш всегда считался одним из тех самых "тихих" мест, где самыми типичными преступлениями были мелкие кражи и хулиганство; правда, лет двадцать назад он слыл центром наркоторговли, но даже тогда речь шла скорее о сбыте мелких партий анаши, нежели о серьезных наркотиках. Население города составляют главным образом ультраортодоксальные евреи (как западного, в частности англосаксонского, так и восточного происхождения), а также менее ортодоксальные, но тоже достаточно консервативные выходцы из арабских стран и Эфиопии. В последние десять-пятнадцать лет здесь появилось некоторое количество иммигрантов из стран бывшего СССР, благодаря чему город разросся и стал несколько опрятнее: пятнадцать лет назад, когда я побывал здесь впервые, он производил крайне отталкивающее впечатление всеобщей нищеты и неблагополучия; дух этот в полной мере сохранился в старых кварталах города, населенных выходцами из стран Ближнего Востока, в частности из Курдистана. Несмотря на отсутствие в городе выраженной конфликтной ситуации, именно эти слои (к которым относится и семейство Хими) отличаются крайней степенью национализма и антиарабских настроений; по-видимому, отчасти в них находит выход социальная напряженность, характерная для бедных кварталов.

Что касается ночующих на рынке арабов, то за все время существования города (основан он был в 1951 году) здесь ни разу не было каких-либо эксцессов на национальной почве. Буквально на следующее утро после убийства, то есть спустя считанные часы после обнаружения трупа, я был на рынке (он работает два раза в неделю - по вторникам и четвергам, и к тому времени, когда полицейские начали обследовать место преступления, сюда уже начали съезжаться торговцы, так что отменять базар было поздно). Здесь я и узнал о случившемся: все местные торговцы знакомы как друг с другом, так и с арабскими рабочими десятки лет, и никто из них не верит, что убийство было совершено "на национальной почве", то есть, проще говоря, было террористическим актом. Арабские поденщики, для которых работа на рынке зачастую единственный способ прокормить семью, держатся за эту нищенскую зарплату как за синекуру. Впрочем, в Израиле уже случались теракты, устроенные наемными палестинцами, но происходило это, как правило, в Тель-Авиве или Иерусалиме, то есть в тех местах, где рабочие, как правило, не задерживаются подолгу на одном месте. В любом случае попустительство работодателей, позволяющих арабам ночевать в подсобках и старых автобусах, вместо того чтобы каждый день подвергаться многочасовым проверкам на КПП, по идее преследуется, но больше на бумаге. То, что на втором ярусе подсобных помещений бейт-шемешского рынка ночевали арабы и бездомные алкоголики, всегда было секретом Полишинеля, но после убийства Липаз Хими выяснилось, что это было еще и обычным местом игр детей из близлежащих домов.

Спустя неделю после похорон Липаз на городской доске объявлений я обнаружил листовку следующего содержания:

"ЖИЗНЬ НАШИХ ДЕТЕЙ - В НАШИХ РУКАХ!

По окончании семидневного траура с момента зверского убийства, когда наше сердце обливается кровью, когда жаждущие еврейской крови арабские звери в человеческом обличье ни за что, ни про что среди бела дня убивают невинную девочку прямо возле её дома - И ЭТИ ЖЕ САМЫЕ УБИЙЦЫ НАНИМАЮТСЯ ЕВРЕЯМИ - МЫ ПРИЗЫВАЕМ ВСЕХ НА ДЕМОНСТРАЦИЮ С ТРЕБОВАНИЕМ: ПРЕКРАТИТЬ НАНИМАТЬ НА РАБОТУ АРАБСКИХ ВРАГОВ! ЖИЗНЬ НАШИХ ДЕТЕЙ НАМ ДОРОЖЕ ВАШЕГО КАРМАНА!

Если мы не будем протестовать сейчас, то, что произошло с Липаз, может произойти с любым!

Друзья семьи Жители Бейт-Шемеша"

Первое, что бросается в глаза по прочтении подобного призыва, - безапелляционность массового сознания. "Друзьями семьи" и неназванными "жителями города" приговор арабам уже вынесен и обжалованию не подлежит - при том, что нестыковок в "террористической" версии больше, чем логики: за нее говорит лишь печальный опыт сосуществования двух народов (впрочем, и здесь Бейт-Шемеш далеко не типичен; против - хотя бы тот факт, что труп был найден на тюфяке, принадлежащем арабу, который - будь он убийцей - попытался бы либо придать своему злодеянию публичный характер (что составляет весь смысл теракта), либо отвести от себя подозрения, что было крайне легко (вспомним, что на самом деле убийство было совершено не "средь бела дня", а незадолго до полуночи). И уж во всяком случае, он не стал бы сообщать о случившемся, прекрасно понимая, что первым, на кого падет подозрение, будет он сам.

У того, кто знаком хотя бы понаслышке с происходящим в России, подобные призывы вызывают двоякие ассоциации: всякий раз, когда убийца или жертва преступления оказываются представителями нацменьшинств, в общественном сознании включается механизм обобщения. Если, условно говоря, таджик, азербайджанец или чеченец убивает русского (или русскую), движение против нелегальной иммиграции и родственные ему националистические организации поднимают волну протеста, нимало не смущаясь тем, что чеченцы - граждане России и к ним, во всяком случае, понятие "нелегальная иммиграция" совершенно неприложимо, как и к другим коренным народам Северного Кавказа, а также цыганам, то есть наиболее проблематичным в криминогенном отношении этническим группам, пора называть вещи своими именами. С другой стороны, когда русский или, как принято теперь выражаться, "славянин" убивает армянина или наносит увечья еврею, другие организации ("Демократический союз", "Оборона" и т.д.) бьют в набат, объявляя об уже состоявшейся якобы реставрации нацизма, но уже в русском варианте. Как в том, так и в другом случае любые версии, допускающие иные мотивы преступления - бытовые, личные, уголовные, психопатические, в расчет не принимаются, а тот, кто осмелится высказать соответствующее предположение, будет немедленно занесен в "черный список" - либо "врагов России", либо соответственно "фашистов".

Израильская ситуация отличается от российской тем, что арабский террор здесь реальность, затрагивающая всех и каждого: учитывая мизерную территорию государства и всеобщую воинскую повинность, даже израильтяне, живущие в сравнительно спокойных местах, не могут не чувствовать разлитого в воздухе напряжения. Жителю России легче было бы себе представить это состояние, если бы базы чеченских террористов находились в двадцати-тридцати километрах от Москвы или, скажем, Рязани. Тем не менее нагнетание ненависти и циничное использование бейт-шемешской трагедии для эскалации и без того кровавого конфликта отдает провокацией. В той же мере это справедливо и для России, где террор, хотя и давно перешедший с экранов телевизоров на улицы крупных городов, еще, к счастью, не стал привычной деталью быта. Обе страны в данном случае роднит полное неуважение к такому фундаментальному принципу права, как презумпция невиновности. Израиль всеми силами стремится соответствовать пресловутой западной модели "демократического государства", и каждое официальное лицо клянется в верности "демократическим принципам" по поводу и без. Точно так же и российские государственные чиновники любят присягать на верность демократии и "гражданскому обществу", игнорируя тот факт, что субъект демократии, он же "гражданское общество", в момент своего рождения и особенно в условиях тлеющего межнационального конфликта питает явную склонность к таким проявлениям "гражданского правосознания", как самосуд, чему есть немало исторических примеров. В том числе и ставший нарицательным американский суд Линча. В свое время меня сильно покоробило заявление Путина о необходимости "диктатуры закона". Я вообще не любитель оксюморонов, тем более не раз бывших в употреблении. Но в нынешней ситуации, когда реальные и крайне болезненные проблемы повсеместно становятся предметом грязных спекуляций на естественных человеческих чувствах (а что может быть естественнее скорби и гнева родителей, потерявших ребенка?!), когда групповой эгоизм "меньшинств" и "большинств" заслоняет интересы личности, единственным средством, способным как-то оздоровить ситуацию, может стать только справедливый и гласный суд. И тому тоже есть исторические прецеденты.

Ровно 95 лет назад, весной 1911 года, началось печально знаменитое "дело Бейлиса", следствие о якобы ритуальном убийстве Менахемом Менделем Бейлисом киевского мальчика Андрюши Ющинского, надолго ставшее для революционно-демократических кругов русского общества и наследовавших им нынешних российских демократов символом русского "черносотенства", полицейского и судебного произвола, а также инкриминируемого царскому правительству стремления расправиться с еврейством, возведя на него "кровавый навет". Доля истины в этих обвинениях (за исключением последнего), безусловно, присутствовала. Как показывает в своем, как всегда обстоятельном, исследовании вопроса А.И.Солженицын, "следствие об убийстве повело киевское сыскное отделение, и, по всему, оно было достойным побратимом киевского Охранного отделения, которое запуталось на Богрове и погубило Столыпина. Повели многомесячное расследование два? служебных и деловых ничтожества - Мищук и Красовский, при содействии преступно бестолковых подсобных... Вели "следствие" как рядовое и отдаленно осмыслить не могли масштаба события, в которое ввязались. Когда через четыре с половиной года наконец открылся суд, Мищук скрылся в Финляндию от обвинения в подлоге вещественных доказательств, скрылся от суда и важный сотрудник Красовского, а сам Красовский, потеряв пост, сменил позицию и стал помощником адвокатов Бейлиса"1.

Несмотря на то что и после вынесения присяжными (главным образом из малороссийских крестьян, отнюдь не замеченных в симпатиях к евреям) оправдательного приговора Бейлису, несмотря на безоговорочную победу законности, состоявшуюся вопреки накалу страстей с обеих сторон, левая пресса продолжала называть этот процесс "судебной Цусимой России". Так он воспринимается и по сей день - в силу парадоксальной исторической аберрации и неизлечимой антирусской предвзятости большинства пишущих на эту тему историков, не говоря уже о журналистах. Для сравнения А.И.Солженицын приводит аналогичный процесс, состоявшийся сразу после оправдания Бейлиса - в "цитадели демократии", Северо-Американских Соединенных Штатах (так тогда официально называлась цитадель). "Поучительно сравнить, - пишет Солженицын, - происходивший в то же время в Атланте... тоже громкий процесс над евреем Лео Франком, тоже обвиненном в убийстве малолетнего (изнасилованной девочки), и при весьма недоказанных обстоятельствах. Он был приговорен к повешению, а пока шла кассационная жалоба - вооруженная толпа вырвала его из тюрьмы и сама повесила"2.

Помимо банальных выводов о торжестве законности, выгодно отличившей в данном случае "лаптежную", "отсталую" и "не имеющую демократических традиций" Россию от всемирного эталона демократии (а по совместительству родины Ку-Клукс-Клана и суда Линча), у "дела Бейлиса" есть еще один аспект, редко принимаемый во внимание в силу очевидного, казалось бы, морального превосходства защиты над обвинением. Мало кому известен тот факт, что главная свидетельница обвинения, Вера Чеберяк, была арестована киевской "чрезвычайкой" в краткий период большевицкой власти в Киеве в 1919 году (между Петлюрой и Деникиным). По данным "Особой следственной комиссии" на Юге России, расследовавшей деятельность ЧК с февраля по август 1919 года, "Веру Чеберяк допрашивали все евреи-чекисты, начиная с Сорина [председателя ЧК Блувштейна]. При этом комендант ЧК Фаерман "над ней издевался, срывая с нее верхнее платье и ударяя дулом револьвера... Она отвечала: "Вы можете со мною делать что угодно, но я что говорила... от своих слов и сейчас не откажусь... Говорила на процессе Бейлиса я сама... меня никто не учил и не подкупал..." Ее тут же расстреляли"3. Годом раньше большевиками был расстрелян и И.Г.Щегловитов, бывший министром юстиции во время процесса и оказавшийся первым отставным чиновником царского правительства, арестованным революционной властью 27 февраля 1917 года4. Немногим счастливее была судьба прокурора Виппера - все в том же 1919 году он был "...обнаружен в Калуге в роли советского чиновника... судим Московским революционным трибуналом". Несмотря на то что неистовый прокурор Крыленко требовал для своего коллеги смертного приговора, "...трибунал всего лишь посадил Виппера "в концентрационный лагерь... до полного укрепления в Республике коммунистического строя". Дальше следы Виппера обрываются5.

Но с точки зрения сегодняшних реалий, иногда поразительно напоминающих события почти вековой давности, важно обратить внимание на чрезвычайно существенное обстоятельство, не удостоившееся упоминания ни от одного исследователя, за исключением чрезвычайно тенденциозного, но иногда весьма проницательного И.Р.Шафаревича: "Главное для России заключалось в том, что за этими всемирными криками был забыт убитый ребенок, отброшен, как нечто, никому не интересное. Результат процесса свелся к тому, что Бейлис был оправдан. Ему собрали по всему миру по подписке капитал, и он уехал в Америку. Но ведь труп убитого ребенка остался. Если его убил не Бейлис, то остается вопрос - кто? Если Чеберяк, надо было судить ее (как мы знаем, в скором времени ее "осудили", но отнюдь не за убийство. - Д.Б.). Но это уже никому не было интересно"6.

Подобно тому, как в начале ХХ века в России одна часть общества вынесла вердикт целому народу, не дожидаясь судебного решения, а другая вступила с нею в схватку, забыв при этом, что, по большому счету, речь идет о зверски замученном ребенке, в современной России жертвы разных национальностей превращаются в средство грязной политической игры для людей, менее всего озабоченных ценностью человеческой жизни. И точно так же - с учетом разницы масштабов, обстоятельств и национального темперамента - убийство израильского ребенка, по всем признакам чисто криминальное, может по страшной иронии судьбы положить начало "кровавому навету", направленному евреями на своих врагов. История учит со всей определенностью, что добром такие вещи не кончаются, и сеющий ветер пожинает бурю.

Примечания:
1 А.И.Солженицын, "Двести лет вместе", Москва, Русский путь, т. I, стр. 446.

2 Цит. раб., стр. 450 со ссылкой на В.Лазарис, "Смерть Лео Франка" // "22", 1984, ?36, стр. 155-159.

3 Цит. раб., стр. 451 со ссылкой на "Чекист о ЧК (Из архива "Особой Следственной Комиссии" на Юге России // На чужой стороне: Историко-литературные сборники / Под ред. С.П.Мельгунова. Т.IX, Берлин-Прага, 1925, стр. 118, 135.

4 В.В.Шульгин, "Дни", Москва, Современник, 1989, стр. 187.

5 А.И.Солженицын, цит. раб., стр. 451 со ссылкой на Н.В.Крыленко, "За пять лет. 1918-1922 г.г.: Обвинительные речи по наиболее крупным процессам, заслушанным в Московском и Верховном Революционных Трибуналах", Москва-Петроград, ГИЗ, 1923, стр. 367-368.

6 И.Р.Шафаревич, "Трёхтысячелетняя загадка: история еврейства из перспективы современной России", СПб, БИБЛИОПОЛИС, стр. 150.