Иду мимо стадиона "Олимпийский", меня останавливает женщина средних лет, совершенно обычная, не очень бедная, не очень богатая, возможно, не москвичка, потому что спрашивает, как пройти к метро "Новослободская". А может, просто из другого района.

Я объясняю. Она благодарит и говорит: "Вам джинсы нужны?" Я, не понимая, о чем речь: "В смысле?" - "Вы джинсы не хотите купить?" - "Да нет, сейчас вроде нет". - "Жалко, а то могла бы продать".

Странно. Джинсы на любой вкус и любой цены сейчас - везде. И на кого-то, кто оказался совсем без гроша, а потому вынужден на улице прохожему предлагать джинсы, эта женщина не похожа. В чем смысл? Не знаю.

Но зато это меня заставляет вспомнить, чем джинсы были когда-то, чем они стали сейчас, и задуматься о феномене джинсов. Чепуха, скажете вы? Нет. Эти штаны из грубой ткани не просто одежда - это множество историй и обширная мифология, во всяком случае, для людей моего поколения, тех, кому сейчас около пятидесяти.

Я еще помню времена, когда джинсы назывались "техасами", а иногда почему-то "джипсами". В магазинах настоящими джинсами не торговали, были там не то румынские, не то болгарские, а вожделенные "Врангели", "Левисы" и "Ли" продавали героические фарцовщики. И ходили легенды о каких-то невероятных джинсах, которые якобы, если прислонить к стене, стоят, как фанерные.

Мой отец был журналистом-международником и с конца 60-х работал в Англии. Он мне и привез мои первые джинсы - вельветовые, цвета морской волны, неведомой фирмы Manville. Они разошлись по швам на второй день носки, так как были сшиты на живую нитку. Для покойников, что ли?

Зато вторые мои джинсы, тоже из Лондона, были похожи на те, что могли стоять у стены. Они назывались Saddlebags и были куплены отцом в каком-то магазине рабочей одежды. Это было чудо, а не джинсы. Стоять они, правда, не стояли, но ходить в них сперва было довольно трудно: они почти не гнулись. Эти штаны были невероятного качества, я их носил, кажется, года четыре, и с ними ничего не делалось. Они даже не вытирались. В конце концов я их отдал своему младшему брату, и он в них ходил еще два года. Сейчас таких джинсов, по-моему, больше не шьют, а жаль.

Летом 72-го отец, которого перевели в Америку, привез мне настоящий костюм Levi's темно-синего, почти черного, цвета. Я в нем проходил несколько часов. Сперва где-то возле Пятницкого рынка ко мне пристал грузин в кепке "аэропорт": мол, продай да продай. Предлагал не то сто, не то сто пятьдесят рублей, в общем, какие-то большие по тем временам деньги, но я, естественно, отказался. Подарок продавать нельзя.

А вечером я с друзьями пошел в баню, в "Центральные". Когда мы вышли одеваться, костюма Levi's не было. Осталось белье, рубашка и сандалии. Начался скандал - банщики заявили, что украли джинсовый костюм мои же друзья. Потом пришел милиционер - совершенно изумительный. С усиками и трубкой, просто Шерлок Холмс. Он снял показания, а дальше зачем-то начал при помощи лупы обследовать банный шкафчик и скамейку и выспрашивать, где я этот костюм взял.

Мне же банщики в конце концов выдали портки, очень широкие и очень короткие, и веревочку. В этих портках я, препоясавшись веревочкой, отправился домой. Благо, жил я недалеко, на Яузском бульваре, было тепло и уже темно. Но моя мама сильно изумилась, увидев меня в таком виде.

А потом меня вызвали в отделение милиции и предложили подписать бумагу, из которой следовало, что по вине администрации "Центральных бань" я утратил "костюм синий хлопчатобумажный" стоимостью 15 рублей и могу эту сумму востребовать через суд. Бумагу я подписывать не стал, сказав, что никаких претензий у меня вообще-то нет.

Шли годы, у меня было много разных джинсов, я никаких чувств к ним уже не испытывал - одежда и одежда, но первые забыть невозможно.

Но самые удивительные джинсы были у моего друга, очень талантливого художника Андрея Демыкина, умершего совсем молодым - у него был тяжелый диабет.

Андрей, помимо того, что был замечательным другом и хорошим художником, отличался любовью все делать своими руками.

Например, он, не смысля ничего в технике, все время что-то паял и перепаивал в своем магнитофоне "Комета". Удивительно - он продолжал работать.

Однажды он где-то попробовал неслыханный тогда не то датский, не то голландский яичный ликер Advocaat - так он, кажется, назывался. И решил сделать такой же.

Подошел к делу основательно. Купил четыре бутылки водки, вылил их в трехлитровую банку. Разбил туда два десятка яиц и бухнул два кило сахара. Перемешал. Получилась жуткая гадость. Сахар осел на дно, а яйца расползлись соплями в водке.

Тогда Андрей, пытаясь спасти водку, вскипятил эту смесь. Часть алкоголя выпарилась, а яичные сопли свернулись в хлопья. Андрей не придумал ничего лучше, как вывалить в кастрюлю с этой гадостью черносмородинный "витамин".

Вышла отвратительная замазка, которую Андрей, будучи человеком не только изобретательным, но и запасливым, поставил в холодильник.

Недели через две к нему зашел поэт Леня Губанов, который пить мог что угодно, да и наркоты не чурался. И спросил, нет ли чем опохмелиться. Выпить у Андрея ничего не было, денег - тоже, и он с опаской предложил Губанову несостоявшийся яичный ликер. Тот попробовал, разозлился и пошел дальше искать по Москве, где бы подлечиться.

Но я про джинсы. Хотя история с яичным ликером ведь тоже часть тех давно ушедших времен. Кому сейчас в голову придет самому делать яичный ликер?

Итак, у Андрея были где-то раздобытые итальянские джинсы Super Riffle с молниями на задних карманах - существовали тогда такие. Носил он их долго, они совершенно обветшали, прорвались на коленях, и он, никогда раньше не занимаясь шитьем, решил изготовить себе джинсы сам.

После долгих поисков купил у фарцовщиков кусок денима. С трудом нашел латунную молнию. Распорол старые джинсы. Аккуратно пронумеровал получившиеся детали и сделал чертеж - что к чему пришивать. Затем на отрезе ткани мелком обвел детали, вырезал и уселся за швейную машинку, предварительно неделю попрактиковавшись на всяких старых тряпках.

Произвел тщательную реконструкцию джинсов.

Мало того - собственноручно вырезал из латунной консервной банки маленькие кружочки и при помощи тонкой медной проволоки и молотка приклепал их к штанам в положенных местах.

Но и на этом не остановился. Он неплохо владел техникой офорта, у него был офортный станок (кстати, тогда это было криминалом: офортный станок считался печатным устройством, почти как ротапринт), на медной дощечке награвировал изображение сокола и надпись "Falcon", протравил в соляной кислоте. Сделал отпечаток на кусочке кожи, отрезанном от старой трофейной немецкой куртки. Пришил получившееся над задним правым карманом.

Я думаю, нигде в мире больше не было таких джинсов. Да и не будет, подозреваю. Ведь идея сделать джинсы в единственном экземпляре отчасти совершенно бредовая, отчасти полностью гениальная. Это изумительно штучный замысел, рождающийся раз в век. Это, по сути, то же самое, что произвести уникальную дозу "Кока-Колы" и закупорить ее в сделанную в единственном экземпляре и разрисованную от руки банке. Это - великолепная инверсия идеологии поп-арта, и узнай Энди Уорхол про джинсы Андрея Демыкина, он, я уверен, либо пришел бы в восторг, либо начал себе кусать от зависти локти.

А теперь - уже давно нет Андрея, нет его уникальных джинсов, нет Губанова, все-таки умершего от пьянства, и Уорхола тоже нет.

А просто джинсов - от дизайнерских, расшитых настоящими бриллиантами, ценой в несколько тысяч евро, до турецко-китайских "D&G", в которых ходит пол-Москвы, фабричным образом драных (что, по-моему, противоестественно) и безгрешно синих - многие миллиарды.

И шли годы, снашивались новые и новые пары штанов. Что-то менялось.

Была эпоха "варенки" - время диких надежд, хаоса и безудержной энергии. Многие из нынешних миллиардеров успели походить в ужасных "вареных" джинсах - теперь покупают своим подружкам штанишки, вручную вышитые индийскими и вьетнамскими мастерицами золотой нитью по эскизам итальянских и французских волхвов моды.

Была эпоха, когда в журналистский обиход вошло словечко "джинса". Она тоже завершилась - скорее всего, по причине, что "не джинсы" в нашей журналистике стало очень мало, так что и говорить уже не о чем.

Ныне джинсы повсюду, аутентичные и нагло поддельные. Мы научились в них разбираться и выбирать себе портки по душе. Отличаем "паленые" от "родных". Можем себе объяснить сходу, какая разница между Levi's 501 и 521.

В джинсах - давно все. Президент, когда у себя на даче встречает другого президента, напялившего джинсы. Крайне ортодоксальный батюшка, переоблачившийся после литургии, пожилой коммунист, собирающий подписи в пользу незахоронения мумии Ленина, и грохнутый в "зеленке" боевик-"ваххабит" - они все в bluejeans.

В джинсах - скины, антиглобалисты и подпаливающие машины хулиганы, которых замучило соцобеспечение и невнимание общества, также разгуливающего в джинсах. В джинсах - бомжи и хозяева транснациональных корпораций.

То есть по идее сегодня джинсы могли бы быть интереснейшим моментом культурологического анализа. Этого не происходит.

Они перестали быть компонентом вещественной мифологии (навсегда ли - не знаю, вряд ли, лет через двадцать на них исследователи снова обратят внимание), превратившись в просто портки разного вида.

Туда им и дорога - зачем слишком долго думать о штанах, ведь главное их не надевать через голову, правда?

Наверно, предложение женщины, встреченной возле стадиона "Олимпийский, было неясным сигналом, пришедшим из прошлого. Но, говорят, вибрации, добирающиеся до нас миллионы лет от давно погасших звезд, как-то влияют на наше настоящее, а значит, будущее?