На скромной художественной площадке дела творятся просто удивительные. Даже стойкие и закаленные в боях ветераны стонут: "У вашего покорного слуги начинается когнитивный кризис. Наверно, это просто непрофессионализм и пора в отпуск" (Александр Панов, "Неожиданная революция", "Время новостей" от 17.10). И дело даже не в том, что в Москве на прошлой неделе открылись сразу три новых точки. Шок в том, что "престижный столичный зал отдается сидящим в Женеве олигархом культурным маргиналам. Галерист же, делавший выставки в Третьяковке, на бигбордах Большой Якиманки и в Манеже, работавший по заказу Dupont и Villeroy&Boch, отправляется в газгольдерную башню. В МЦИ революционеры угощают гостей вернисажа икрой и французским вином. У Якута бесплатно подают только водку. Мне, как стороннику перманентной (эстетической) революции, такие пертурбации и диссонансы только греют душу" (там же). Вопрос, повторяю, вкуса, всякий критик имеет полное право в полном соответствии со своими должностными обязанностями заявить: "Мне лично работы молодых экстремалов из группы "Радек" куда симпатичнее выморочного "неосимволизма" с фашизоидно-кокаинистским душком авторов из команды Якута".

Здесь следует сделать пояснения. Художник Александр Якут - один из старейших наших галеристов, но в последнее время его основной бизнес - архитектура и дизайн интерьеров. Московский центр искусств находится на Неглинке и, как полагают обозреватели, принадлежит банкиру Александру Смоленскому. У меня нет точных сведений, однако проходила информация, что Александр Смоленский передал весь свой бизнес сыну Николаю, которого называют самым юным миллиардером мира. Именно он купил в Англии завод по изготовлению роскошных кабриолетов. Именно ему занудливые британцы не дали купить настоящее производство - легендарный Rover. Именно "Смоленский-младший оказался в центре скандала с закрытием Московского центра искусств на Неглинке. Он первым делом решительно уволил прежнего директора галереи Марину Лошак" за поступки, несовместимые со статусом директора". ("Московские новости" от 30.07). По этому поводу Сергей Сафонов с печальным ехидством отмечает: "По слухам, циркулировавшим в ту пору, в основе был конфликт с хозяевами МЦИ - отцом и сыном Смоленскими, считавшими необходимым перестать рыться в отечественном "старье" и выстроить стратегию галереи по "евростандартам" ("Неформальный характер", "Газета" от 17.10).

Именно по этой причине "Радеки", до этого сидевшие в подвале ("Франция"), кормятся икрой и шампанским, а честный трудяга эстетического производства Якут оказался в промзоне (очень перспективной, кстати). И "только не спрашивайте, почему завод и почему газгольдер: обычно в таких случаях говорят, что это модно и круто, а как на самом деле - черт его знает, видимо, аренда больно дешева" (Велимир Мойст, "Хорошо, что Ильич не дожил", "Газета.Ru" от 18.10.05).

Новую классовую конфигурацию подчеркивает и тот вызывающий возмущение факт, что стены роскошного помещения, расположенного двух шагах от Центробанка, украшены картинами, на которых с изысканной небрежностью начертаны цитаты из Маркса, Ленина, Троцкого и даже известного только в узких кругах вульгарного социолога искусства двадцатых годов Воронского. Для служителей мелкобуржуазных муз выставка-вечеринка с диджеями и в самом деле выглядела почти непристойно: "Вся экспозиция также выдержана в строгой гамме собачьего зрения: на противоположной стене еще две цитаты, только из Троцкого, в центре - проектор и экран с силуэтом бесконечно танцующего человека. Ностальгирующие эстеты могут также разглядеть в полумраке заветную дверцу, опечатанную бумажкой с подписью анонимного коменданта, - здесь когда-то хранились картины из коллекции прежнего МЦИ" (Сергей Сафонов, "Неформальный характер"). В другом месте читаем не менее захватывающее описание действа: "В.И. Ленин наставляет: "Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы (бумс-бумс-пада-бумс) есть лишь замаскированная зависимость от денежного мешка (вэу-вэу), от подкупа (ды-дыш), от содержания (чиу)". Ленину вторит Троцкий: "Мы, марксисты, всегда жили в традиции (вэу-вэу) и от этого, право же, не переставали быть революционерами (бумс-бумс-пада-бумс, чиу, ды-дыш)" (Велимир Мойст, "Хорошо, что Ильич не дожил").

И, как всякий уважающий себя вульгарный социолог искусства, хочу обратить внимание на тот факт, что изменения в социально-политической структуре влекут за собой и перемены формального устройства искусства: "Любители Ги Дебора, Маркса, Ленина и Троцкого чудесным образом трансформировали свою непримиримую оппозиционность в добротные, стилистически приглаженные оппортунистические формы. В подобном контексте революционные изречения на холстах приобрели характер декоративных панно" ("АРТикуляция # 57 с Дмитрием Барабановым", "Артинфо.Ру" от 19.10). Однако вернемся к политэкономии символического обмена. Весьма верные предположения об экономической и социальной подоплеке происходящих перемен сделал Никита Алексеев: "Финансовый смысл не очень ясен: несмотря на прорву нефтедолларов в стране и на то, что художественный рынок потихоньку растет, покупателей современного искусства у нас все равно остается мало. Можно предложить такую гипотезу: современное искусство становится областью развлечений. Как в СМИ распространяется infotainment, развлечение через информацию, так и art мутирует в сторону artainment, этакую "дискотеку не для всех"" (Никита Алексеев, "А искусства хватит?", "Известия" от 18.10).

Все правильно. Ремесленное производство товаров народного потребления для индивидуального использования - это не то что прошлый, а позапрошлый век. Художник должен быть ближе к народу. Однако на фоне перепроизводства средств производства, то есть художественных институций, стал заметен дефицит самих производителей, то есть художников, способных откликаться на запросы нового рынка, где схема "товар деньги товар" действует в сильно завуалированной форме. "Скоро заслуживающего внимания искусства у нас может оказаться попросту недостаточно, чтобы заполнить все эти пространства, - пишет Никита Алексеев. - Ожидать, что оно появится только потому, что возникают новые помещения, как-то нелогично". Ирина Кулик обнаружила весьма устрашающий признак: "Получилось весьма эффектно, только вот новых произведений художника Тер-Оганьяна на выставке не было: все видео можно было и ранее видеть в галереях XL и XL-projects" (Ирина Кулик, "Выставочный залп", "КоммерсантЪ" от 16.10).

Предполагается, что у молодого художника, который неожиданно получил карт-бланш, новых идей и проектов должно роиться в голове больше, чем мух в станционном нужнике. Однако ж все не так: "Но все же странно, что новые галереи появляются куда чаще, чем новые художники. Как если бы их появление было связано не с арт-процессом, а, скажем, со спросом на новые светские развлечения, а их число возрастало только потому, что в мегаполисе вроде Москвы на определенное количество ресторанов, клубов и бутиков просто должно приходиться известное число арт-галерей. Включение андерграундного искусства в число глянцевых ценностей, конечно, радует. Но не очевидно, что само искусство от этого выигрывает" (там же). И даже молодая и бравая кураторесса Московского центра искусств, Юлия Аксенова, сетует на то же самое печальное обстоятельство: "У нас сейчас очень мало молодых художников. У нас не существует конкуренции молодых художников, чтобы попасть в галереи, наоборот, у нас конкуренция галерей, чтобы захватить молодых художников. Ненормальная ситуация" ("Время некоммерческих структур?", "АРТФон с Оксаной Саркисян", "Артинфо.Ру" от 04.10).

Впрочем, возможно, что просто не там ищут. Евгения Кикодзе, куратор третьей новой институции, открытой на Волхонке, в подвале с видом на Кремль, говорит о принципиальной некоммерческой структуре фонда "Современный город" и декларирует следующее: "В нашей программе не будет делаться акцент на молодых и малоизвестных художников - у них-то как раз в последнее время был шанс представить себя и свои идеи на многочисленных "пейзажно-уличных" проектах, как Клязьма или Стрелка. У нас будет все наоборот - одна работа, известный художник, избранный круг зрителей" (там же).

И теперь уже нужно воздать славу скромным подвижникам мелкого и среднего худбизнеса. Ведь времена были и в самом деле немного странные. Та же Оксана Саркисян отмечает, что "в наше прагматическое время не рыночные формы деятельности отодвинуты на второй план. Единственным их пристанищем последнее время была ярмарка "АРТ Москва", как ни парадоксально". А теперь все нормализовалось. Мухи отдельно, а борщ - сам по себе. " Своих намерений торговать искусством не отрицает разве что Александр Якут. Но и его новая галерея хочет быть еще и клубом с барами и магазинами, торгующими книгами, редкими дисками и дизайнерскими предметами интерьера" (Ирина Кулик, "Выставочный залп") Но только так до конца и непонятно: арт-рынок - это мухи? Или все же борщ? С салом и пампушками под горилку.