Славная родина, что ты сегодня грустна?
Ныне безвременье, но пройдут времена...
Илья Чавчавадзе

На фоне нынешней истерии, развязанной и ведущейся грузинскими властями по всем законам жанра "шпионского детектива" с артистизмом и убедительностью второго состава труппы заштатного театра, любая попытка доискаться первопричин удручающего психического состояния страны, некогда игравшей для русской культуры роль, во многом сходную с ролью Италии для культуры общеевропейской, обречена как минимум на недостаток внимания. Какая, в сущности, разница, спросит обыватель, отчего в Грузии так относятся к России и русским? Наше дело - не допускать подобного к себе отношения, а не разбираться с чужими национальными комплексами. И будет по-своему прав.

Но, как и во всякой драматической ситуации, - сколь бы ни был искусственен, на первый взгляд, повод, ее породивший, и как бы ни смахивали на скоморохов главные действующие лица - в нынешнем фарсе прослеживаются старые и незаслуженно забытые исторические сюжетные линии, анализ которых способен прояснить не только мотивы действий, производящих поначалу впечатление идиотской бравады, но и сам движущий механизм, приводящий "независимую" Грузию в состояние перманентной бессмысленной конфронтации с Россией, опять-таки независимо от того, кто стоит у власти в той и другой стране. Для этого придется сделать небольшой исторический экскурс в историю Грузии и ее взаимоотношений с Россией на протяжении последних восьмисот лет.

Впрочем, начать придется с еще более ранней даты, а именно, с появления на карте средневекового Закавказья государства, приблизительно соответствующего границам современной Грузии. Основателем его стал царь Абхазии и Западной Грузии Баграт III, в 1001 году унаследовавший от своего приемного отца Давида область Тао-Кларджети. Объединение княжеств, управлявшихся двумя ветвями царского рода Багратидов, сыграло решающую роль в рождении Грузии как нации: спустя еще семь лет царь Баграт захватил принадлежавшие персам восточно-грузинские области Кахети и Эрети и был коронован как первый в истории Грузии царь-объединитель.

Однако вскоре объединенному грузинскому государству суждено было столкнуться с прямой угрозой самому своему существованию: в конце ХI века орды турок-сельджуков залили кровью Переднюю Азию и Закавказье. Сердце Грузии - Картли - практически полностью обезлюдела, остатки населения бежали в неприступные горные районы Абхазии, Рачи, Сванети и Хевсурети. Фактически, к концу 80-х годов XI века область, признававшая царскую власть дома Багратиони, снова сжалась до пределов Эгриси и части Тао-Кларджети. Будучи не в силах справиться с ситуацией, в 1089 году царь Георгий II отрекся от престола в пользу своего 16-летнего сына Давида, вошедшего в историю Грузии под именем Давида IV Агмашенебели (Строителя), величайшего из грузинских царей, по сути дела, спасшего страну от порабощения и физического истребления.

Призвав под свои знамена помимо остатков регулярной армии крестьянское ополчение и воспользовавшись тем, что часть сельджукских сил оказалась оттянута на борьбу с крестоносцами, в 1099 году Давид IV прекратил выплату дани туркам. Но в результате вызванной "великой туретчиной" анархии буквально все стороны государственной жизни - от сельского хозяйства до церковных дел - находились в плачевном состоянии. Благодаря предпринятым царем реформам - военной, церковной и административной - Грузия восстановила свою целостность ценою превращения в страну-крепость, где жизнь всех и каждого контролировалась непосредственно подчинявшимся царю полицейским аппаратом "мстовари" (соглядатаев), совмещавшим функции разведки и контрразведки. В 1104 году Давиду удалось наконец присоединить отложившиеся области восточной Грузии - Кахети и Эрети, а в течение следующих двенадцати лет - города-крепости Самшвилде, Рустави, Гиши и Лори.

В результате разъяренный султан Махмуд объявил Грузии "джихад", бросив на нее 300-тысячную армию, которой с грузинской стороны противостояли всего 40 тысяч грузин и 15 с половиной тысяч союзников Давида - половцев и осетин, а также 100 крестоносцев, прибывших в Грузию по тайному соглашению Давида и Иерусалимского короля Болдуина II. 12 августа 1121 года, несмотря на подавляющее численное превосходство, сельджуки были наголову разбиты грузинами и их союзниками на Дидгорском поле. Через три года после Дидгорской победы величайший в истории Грузии царь Давид IV Агмашенебели скончался и был причислен Грузинской православной церковью к лику святых. Спустя восемь столетий отец будущего первого диктатора новой "свободной" Грузии, великий грузинский писатель Константинэ Гамсахурдиа в романе-тетралогии "Давид-Строитель" прославил первого великого диктатора Грузии средневековой, проведя прозрачную аналогию с еще одним тираном, расширившим пределы "Грузинского царства" до границ прежней Российской империи. Сколь бы гротескной ни казалась подобная трактовка истории, именно так она воспринималась большинством грузин в те годы, когда в "семье народов" был на самом деле не один, а два "старших брата", причем один из них был намного роднее отцу.

Хотя торговые связи с Киевской Русью, как и с другими христианскими государствами, были установлены уже при Давиде IV, политическое значение они приобрели лишь с воцарением его правнучки, знаменитой царицы Тамар. Начало ее правления ознаменовалось попыткой стремившихся к власти придворных навязать царице династический брак, который бы позволил им определять политику государства, подчинив своему влиянию будущего мужа Тамар. На одном из совещаний была предложена идея выдать Тамар замуж за младшего сына Андрея Боголюбского - новгородского князя Юрия. В 1185 году Юрий, прозванный грузинами "Георгий Руси", был привезен в Грузию и женился на царице Тамар против ее воли. Часть придворных поддержала царицу, и в 1187 году ей удалось развестись с Юрием, обвинив его в мужеложестве, после чего он был с позором изгнан из Грузии. После двух безуспешных попыток реванша Юрий потерпел окончательное поражение и пропал без вести.

Правление царицы Тамар по праву считается золотым веком в истории Грузии: помимо территориальных захватов (а при ней Грузия превратилась в региональную державу, чье влияние простиралось далеко за пределы государства) то было время расцвета грузинского искусства, архитектуры и литературы. Ни до, ни после Тамар Грузия не достигала подобного могущества: на развалинах разоренной крестоносцами Византии под эгидой Грузии была создана Трапезундская империя, на престол которой был посажен свергнутый с византийского престола Алексий Комнен, получивший воспитание при грузинском дворе. В течение двух столетий Трапезундская империя, значительную часть населения которой составляли родственные грузинам племена лазов и чанов, оставалась под сильным политическим и культурным влиянием Грузии. Кроме того, начиная с Давида IV грузинские Багратиды планомерно присоединяли к своему царству армянские земли, так что к концу правления Тамар оба народа, несмотря на религиозные разногласия (грузинская церковь окончательно порвала с армянской еще в начале VII века), оказались в значительной степени объединены под скипетром единой, признаваемой и теми, и другими, династии. Русь, корчившаяся в муках междоусобиц накануне монгольского завоевания, составляла в этом смысле разительный контраст царству Тамар, и печальная история князя Юрия - яркое тому подтверждение.

Однако в 1243 году, после того как Грузия окончательно признала власть монгольского хана, "золотой век" сменился "железным", продолжавшимся пятьсот с лишним лет. С тех пор ей никогда уже не удавалось достичь ни прежних границ, ни былого культурного расцвета. Начиная с 1256 года ее смертельным врагом стала Персия, превратившаяся после разделения единой империи Чингисхана в монгольский форпост на юго-западе. Воцарившаяся в ней династия Ильханов приняла ислам и, восприняв вместе с ним персидскую культуру и политические традиции, поставила Грузию в тяжелейшую вассальную зависимость, нещадно истязая население и жестоко подавляя периодически повторявшиеся мятежи местных правителей.

Совершенно иными оказались последствия монгольского завоевания для армян: разбив их главных врагов (сельджуков) и не отличаясь религиозным фанатизмом, монголы (в том числе и Ильханы) не проявляли особой враждебности по отношению к армянам; в дальнейшем водораздел Турция - Иран продолжал определять противоположность политических симпатий грузин и армян на протяжении всей истории, несмотря на драматические перевороты в истории самих Ирана и Турции.

Так, еще более страшная катастрофа постигла Грузию, когда потомки Ильханов, разделившиеся на несколько соперничавших династий, оказались повержены "грозой Востока" Тамерланом: с 1386 по1403 год восемь раз (!) пройдя огнем и мечом по стране, начавшей уже было оправляться от полуторавекового ига, "Железный Хромой" истребил сотни тысяч людей и нанес культуре и экономике Грузии самый сокрушительный удар во всей ее многовековой истории. Незатронутыми тамерлановым нашествием остались - в который уже раз! - лишь Абхазия и Сванетия.

На протяжении XV, XVI и XVII веков сменявшие друг друга персидские династии продолжали выжимать из Грузии последние соки, стравливая местных князей между собой, вовлекая их в собственные военные предприятия и насаждая ислам. Особенно отличились в этом шахи местной персидской династии Сефевидов, пришедшей к власти в 1501 году после многовекового иноплеменного правления, сделавшей официальной религией ортодоксальный шиизм и поставившей своей целью сплочение раздробленной страны на базе единой религии, языка и культуры (многие характерные особенности современной иранской политики поразительно напоминают именно времена Сефевидов). Для сефевидских шахов, таких как Тахмасп I (1524-1576) и, особенно, Аббас I (1587-1629), христианская и к тому же иноплеменная Грузия была как кость в горле; предпринимая бесконечные карательные экспедиции в Картли и Кахети, персы силой насаждали ислам, казнили непокорных правителей и переселяли огромные массы населения во внутренние районы Ирана. В результате подавления восстания в Кахети в 1615 году, шах Аббас вырезал около 70 000 человек, а 200 000 переселил в Иран, где потомки их, хотя и перешедшие в ислам, по сей день сохраняют язык предков.

К этому времени соотношение сил между Грузией и Русью стало прямо обратным тому, каким оно было при царице Тамар: теперь уже не бессильный и обесчещенный русский княжич домогался грузинского престола, но сами грузины, обескровленные в бесконечных экзекуциях, периодически ставивших народ на грань выживания, взывали к единоверной России с просьбами о помощи. Первое посольство с целью заключения "договора о дружбе" было послано кахетинским князем Александром ко двору Ивана III еще в 1492 году. После захвата Россией Казани и Астрахани Иван Грозный прислал на помощь князю Левану казачий отряд в качестве личной гвардии князя, но, столкнувшись с яростным протестом шаха Аббаса, отозвал казаков назад. Но уже его сын Федор Иоаннович, лишенный политической хитрости, зато с избытком наделенный христианским состраданием, послал армию на захват Тарку - столицы союзных Персии дагестанских Шамхалов, терроризировавших восточные районы Грузии бесконечными набегами. И это, и последующие военные предприятия русских царей оканчивались провалом, до тех пор пока Персидская кампания Петра I, горячо поддержанная картлийским князем Вахтангом VI, не привела к разгрому персов и, по иронии судьбы, немедленному захвату Грузии турками, что, естественно, не могло устроить ни грузин, ни русских.

XVIII век в истории Грузии был отмечен новой чередою бедствий: главным из них были набеги дагестанцев, грабивших крестьян и угонявших их в рабство. Жизнь в восточных и центральных районах страны превратилась в ад. Подсчитано, что в результате набегов горцев, провоцируемых турками внутренних междоусобиц и периодически повторявшихся персидских экзекуций в течение XVIII века население Грузии сократилось наполовину. Между тем единственным ее естественным союзником оставалась единоверная Россия, а терские казаки были единственной силой, способной хоть в какой-то степени сдержать натиск горцев. В 1783 году один из наиболее одаренных, образованных и дальновидных в грузинской истории царей, Ираклий II, царь Картли и Кахети, заключил знаменитый Георгиевский трактат, отдававший Восточную Грузию под протекторат России.

Впрочем, вскоре выяснилось, что положения трактата понимались сторонами по-разному. После того как 12 сентября 1801 года Александр I подтвердил более ранний указ своего отца, Павла I, согласно которому Картли и Кахети входили в состав Российской империи, грузинский посланник в Санкт-Петербурге заявил протест. Потребовалось еще три года для того, чтобы "уговорить" привыкших к самоуправству князей подчиниться внешней силе, пусть даже и единоверной. А уже летом 1805 года русские войска на реке Аскерани разбили персов, угрожавших Тбилиси, и тем самым положили конец самому страшному "персидскому" периоду грузинской истории.

На протяжении XIX века в результате перманентного русско-турецкого противостояния в состав Российской империи в разное время вошли практически все грузинские княжества, оказавшиеся, таким образом, воссоединенными впервые после монгольского завоевания. Однако далеко не все в Грузии оказались довольны создавшимся положением: нет лучшего способа оскорбить, нежели облагодетельствовать насильственно, а царская администрация зачастую относилась к местным обычаям и традициям с хамским пренебрежением. Во многом соотношение сил напоминало ситуацию в русской части разделенной Польши: как там, так и здесь прекраснодушные планы Александра I по воссозданию славного царства под эгидой Российского императора оказались опошлены бездарным исполнением и восприняты как оскорбление местной знатью, считавшей древность своей родословной достаточным основанием для пренебрежения интересами собственного народа. Кроме того, как там, так и здесь присутствовал еще один фактор - экономический: как Польша, так и Грузия к XIX веку только начали создавать собственную буржуазию: ту роль, которую в Польше играли евреи и немцы, в Грузии играли армяне, и именно этот фактор больше любого другого способствовал нагнетанию пресловутого грузино-армянского антагонизма.

Краткая история грузинской независимости 1918-1921 гг. не стоила бы того, чтобы на ней останавливаться, если бы уже тогда не проявились со всей отчетливостью пороки грузинского общества, неспособного к наднациональной консолидации, которая опиралась бы на государственную идею, стоящую выше племенных барьеров. Вскоре после провозглашения независимости 26 мая 1918 года Грузия оказалась вовлечена в территориальный конфликт с одновременно ставшей независимой Арменией, а также в междоусобицу, идентичную той, что привела нынешнюю Грузию в столь плачевное состояние: абхазам, армянам и осетинам было "велено" стать грузинами либо признать главенство грузинского языка, культуры и национального самосознания во всех сферах жизни. Любая форма культурной автономии приравнивалась к акту национального предательства. Поскольку на тот момент было бы странно усматривать в подобном развитии событий "руку Москвы" (у большевиков, как и у белых, было множество более насущных проблем), приходится признать, что и сегодня попытки всех до единого правителей новой Грузии подвести под любую внутригрузинскую проблему "внешнюю" базу выглядят комично. Вернее, они выглядели бы так, если бы не сотни тысяч убитых и искалеченных, если бы не поруганное прошлое, если бы не главный проспект Тбилиси, расстрелянный из танков в декабре 1991 года, если бы не хрупкая городская грузинская культура, которой вряд ли суждено быть восстановленной в ближайшем будущем.

Впрочем, несмотря на всю их экзотичность, национальные особенности политики закавказских государств заставляют всерьез задуматься о живучести культурных и племенных тяготений, влияющих на нее, возможно даже на подсознательном уровне. Исторически, Армения обязана России не больше, чем Грузия, и могла бы предъявить ей не меньше претензий. И если Армения не делает того, чему Грузия предается с самоубийственным постоянством, упуская одну за другой возможности достичь компромисса, то это обусловлено отнюдь не мудростью ее политиков, а всего лишь тем, что со времен сельджуков армяне готовы вступить в любой союз, способный защитить их от турок, - будь то с Россией или с Ираном. Точно так же, как Грузия, одержимая своими собственными историческими фобиями (в частности "иранофобией"), уводящими ее от подлинной жизни в мир исторических мифов, часть из которых имеет, как мы видели, реальную историческую подоплеку, а часть -обусловлена лишь буйством фантазии. В этом проявляется характерное свойство восточной ментальности, составляющее одновременно ее силу и слабость, - отсутствие чувства реального времени. Здесь одинаково остро воспринимают события, произошедшие пятьдесят и пятьсот лет назад. Именно эта черта национального характера придает как грузинской, так и армянской культуре совершенно неповторимый аромат Средневековья - и она же способствует выдвижению в первые ряды политиков совершенно неадекватных персонажей - от фашиста Гамсахурдиа и вора в законе Иоселиани до инфантила Саакашвили. И больно думать, что, если в ближайшем будущем не произойдет чего-то, что заставило бы Грузию опомниться и сменить чванство на чувство собственного достоинства, единственным, что будет по-прежнему связывать оба наших народа, останется память о Великом Кровопийце - одном из немногих в истории, умевшим заставить любить себя силой.