Самый "советский" праздник, единственный в полной мере СССР переживший: и после того, как Советский Союз стал историей, торжественный его пафос остается органичным и естественным, а радость празднования - искренней.

Произошли драматичные трансформации постсоветских политсистем, измельчали идеологии, радикально трансформировались идентичности - а праздник остался. Над всем. И в России. И в Европе. И в постсоветских странах.

Почему?

На самом деле, ключевым тут является вопрос, каким образом День Победы, или V-day, Victory day, как его называют в Европе, остался задолго до того, когда вскоре после войны биполярное противостояние раскололо мир на два лагеря и вчерашние союзники по антигитлеровской коалиции превратились в стратегических противников. Куда логичней в этой ситуации было бы "присвоение" себе праздника одной из сторон с постепенным его "забыванием" второй - однако этого и близко не произошло. Разделилась на "социалистическую" и "свободную" Европа, возник железный занавес - а общий праздник остался, будучи "вне систем" и над ними. В силу этого уже его не могли затронуть и никак не затронули ни позднейший распад биполярного мира, ни коллапс СССР, ни постсоветские трансформации - это все были по сравнению с ним более частные события.

Что же за актуальные фундаментальные смыслы он в себе содержит, которые явно до сих пор даже более значимы, нежели современные драматические повороты европейской и мировой истории?

Размышляя об этом, мы неизбежно приходим к выводу, что Вторая мировая война явилась для мира чем-то существенно большим, нежели противостоянием гитлеровской Германии и даже идеологии фашизма. По сути, она явилась противостоянием здравого смысла любой массовой идеологии вообще.

На конец XIX - первую половину XX века пришлось бурное зарождение промышленного общества в Европе, а вместе с ним - массовой культуры и массовых идеологий, блестяще описанное Ортегой-и-Гассетом в "Восстании масс". Массовое производство промышленных товаров довольно быстро ликвидировало символическую пропасть в потреблении между аристократическим классом и остальными стратами общества - практически все до этого эксклюзивные товары стали иметь дешевый промышленный аналог. И потребителем этих промышленных копий стал в первую очередь производитель, т.е. появившийся массовый рабочий класс, - аристократия, ничтожно малая прослойка, попросту не обладала достаточной покупательной способностью.

Эта смена "главного потребителя" имела следствием обесценивание старых цивилизационных смыслов, связанных с аристократическим классом, - последний уже не мог сохранить свое место и роль. Вновь возникнувший рабочий класс, как правило, не имеющий предыдущего опыта городской жизни, активно обустраивался - вслед за массовым потреблением товаров предметом массового потребления стала культура, приобретшая форму массовой культуры, а затем и политика. Так, в первой половине XX века повсеместно в Европе возникает всеобщее голосование как массовая форма участия в политике.

В политической реальности массовая культура выражается через идеологию, "ложное" сознание - т.е. сильно, до элементарной схемы упрощающее сложную политическую данность.

Расцвет массовых идеологий происходит везде и повсеместно. Вслед за победным шествием коммунизма в СССР в Германии происходит триумф национал-социализма, в Италии - фашизма.

Да, гитлеровский национал-социализм оказался наиболее радикальной идеологией, бросившей вызов всему человечеству. И при том, что массовые общества были в той или иной мере во всех странах антигитлеровской коалиции, не только в СССР, - противостояние шло не по вектору "одна идеология против другой", а по вектору "здравый смысл против идеологии", против схемы, столь радикально и последовательно отрицавшей саму жизнь. Когда массовое убийство людей может быть оправдано умозрительной абстракцией.

В том, что это было так, убеждает весь последующий ход истории. С войной, по сути, закончилась эпоха массовых обществ в Европе - нигде в ней после этого массовая урбанизация не породила новой массовой идеологии. Сохранившаяся же советская идеология существенно трансформировалась - уже в эпоху биполярного противостояния это была другая, куда более сложная ценностная система, нежели в сталинский период. А начавшаяся в конце 50-х эпоха НТР трансформировала и само понятие "рабочий класс" - он перестал быть взрывоопасным элементом в силу эволюции своей способности искренно видеть мир через дуалистическую черно-белую схему до более "цветного" его восприятия.

И в этом плане День Победы - на самом деле общий и великий праздник. Когда европейская часть человечества сумела остановиться на краю, заглянув уже в пропасть, и надолго, если не навсегда, получила иммунитет к соблазну массовых идеологий.

Что он сегодня - для России и для постсоветских стран?

Изначальный постсоветский период был периодом последовательного распада и ветшания всех советских идентичностей, компенсировавшегося актуализацией идентичностей куда более архаичных. "Ватага" и "артель" на десятилетие стали основными формами межличностной кооперации в России, из чего, в частности, вытекала крайняя проблематичность любых долгосрочных проектов в России 90-х: ни ватага, ни артель не предполагают выхода кооперации за пределы сезонности. "Казацкая вольница" стала одной из доминирующих архаичных форм кооперации на Украине, чем, в частности, объясняется как демократичность и карнавальность украинских потрясений, так и крайне слабая функциональность государства. Архаизировавшиеся советские формы межличностной кооперации стали доминирующими в Беларуси: попытка удержать ускользнувшее обернулась той же архаизацией, только на отрицании национальных архаичных форм. Новая идентичность везде и повсеместно стала вырастать заново на основании своего, национального материала: где этот процесс уже пошел, где - только начался, а где - только собирается начаться.

Постсоветский распад везде сопровождался сильнейшей деиндустриализацией, выражавшейся если не через прямую деструкцию, то через катастрофический спад производства. И теперь, по мере "собирания" новых идентичностей постсоветскими странами, в случае, если она сопровождается реанимацией индустрии, вновь возникает соблазн массовых идеологий - для них появляется потенциальная ниша.

И в этом плане единственной страховкой от сползания в массовые идеологии и массовые общества - уже на новом историческом этапе - является исторический опыт Дня Победы. Пока он сохраняется как актуальный - общество останется здоровым. Стоит начать от него избавляться - и не преминут наступить все те заболевания, от кошмаров которых с таким трудом и кровью излечились в свое время Советский Союз и Европа.

С Днем Победы!