74-й номер "НЛО" представляет "институты памяти" - архивы и библиотеки; в этом смысле он становится продолжением известной тенденции: редакционное предисловие открывается перечислением тематических выпусков гуманитарной периодики, посвященных "археологии памяти", "присвоению памяти" etc. По большому счету, речь там шла об истории, исторических мифах и исторических реконструкциях (в этом ряду и знаменательный 20-й номер "Отечественных записок"). Редакция "НЛО" выбрала иного порядка проблему. Речь о "культурных институтах, которые организуют пространство исторической памяти"; ключевые темы выпуска - "Диагностика кризиса" (архивы) и "Социологическая перспектива" (библиотеки).

В первой позиции - "Хроника текущих событий": летопись библиотечного и архивного дела России за последние десять лет, где пожары, затопления, ограбления и выселения чередуются с оптимистическими сводками об открытии разного рода "православных", "исламских", "компьютерных" и "экономических" библиотек. Впрочем, уже следующая затем статья Виктора Живова предлагает относить неприятности такого разряда " к топике несовершенства бытия" и заведомую социальную маргинальность гуманитарной науки понимать как нормальное положение вещей:

" Гуманитарные науки и должны занимать в социальном пространстве маргинальное место. Когда общество готово забыть о своих насущных заботах и обуяно страстью узнать, что случилось в далеком или недалеком прошлом, с ним что-то не в порядке: оно страдает либо от внутреннего антагонизма, либо от комплекса национальной вины, либо от комплекса национальной неполноценности. Для обычного общества его история и его культура остаются данностью, в принципе важной для его самосознания, но лишенной злободневного азарта".

Настоящая проблема, по Живову, в непродуктивности (фактическом отсутствии) диалога ученых гуманитариев с обществом и элитами. Прочие статьи этого блока так или иначе призваны ответить на вопрос: в чем существо такого диалога и как "обслуживается" гуманитариями (учеными-историками) запрос общества на создание некоего "парадного исторического пространства", "патриотического канона"? И в этом смысле нам кажется показательной описанная в той же статье Живова история с производством 4 ноября в общенародный праздник; по крайней мере, здесь представлен очевидный вполне концепт " конструирования коллективной памяти". Чего не скажешь об одноименной статье Галины Зверевой, где предлагается опыт " формульного построения познавательной матрицы" " с помощью процедур дискурсного анализа" школьных учебников истории. Трудно сказать, до какой степени "задан" тот результат, который получает автор, выписывая контексты заведомо нагруженных "ключевых слов" (вроде "русская идея"), однако отдельная проблема сетевой версии этой статьи в тотальном отсутствии ссылок на источники всех без исключения "контекстов".

В том же блоке отметим статью Александра Хрякова о судьбе германских историков при национал-социализме: суть там не в "сотрудничестве" историков с нацистами, но собственно в проблеме существования исторической науки в рамках тоталитарного государства, вернее, в том положении вещей, когда в самом таком существовании не видится большой проблемы.

"Социологический блок" открывается переводом первой главы "Очерков по социологии библиотек" Петера Карштедта: речь об исторических и социальных условиях (главным образом, правовых предпосылках), сделавших возможным появление городских (публичных) библиотек. Попытку "исторической социологии" российских библиотек в ХХ веке несколько ниже предпринимают Лев Гудков и Борис Дубин. Наконец, библиотечная социология (скорее все же, - статистика) последних лет - в "кризисном блоке", который по духу - та же неутешительная "хроника текущих событий".

Следующий перевод - "Рождение публичных библиотек..." Патрика Джойса - только на первый взгляд про то же. На этот раз вместо добротной, в хорошем немецком духе, истории перед нами тавтологическое построение (проспект будущей книги?), легко редуцируемое в единственный тезис: рождение публичной библиотеки из духа либерализма. Собственно, вот цитата:

" Я пишу историю либерализма при помощи либерального архива, находясь при этом в границах того направления в науке, которое можно назвать либеральным. Архив в моем случае - библиотека, и особенно публичная библиотека".

Об архиве как таковом с точки зрения все того же "либерального направления", -иначе говоря, о политическом статусе архива и некоторых аспектах истории прусских архивов фуколтианская работа Вольфганга Эрнста. Предмет этой статьи шире той проблемы, что заявлена в заглавии ("инструментализация <архива> при национал-социализме"): Эрнст прослеживает судьбу прусских архивов с 1806 года до Первой мировой войны и далее - от Веймарской республики и до наших дней, вплоть до истории с архивами штази. Отдельный поучительный случай - судьба архива Ницше, пример того, как "архив становился и объектом, и агентом архивной реконструкции". Известная фраза Ницше "Воля к власти дает право толкования" могла бы послужить здесь эпиграфом, Эрнст предлагает лишь "право толкования" читать как "право редактуры":

" После смерти Ницше в 1900 году его сестра, Елизавета Ферстер-Ницше, присвоила себе исключительное право распоряжаться бумагами покойного. Она предприняла публикацию философских фрагментов Ницше, насильственно и бессистемно отредактированных во имя того, чтобы создать тот образ брата, каким она хотела его видеть. В 1929 году Вилли Хаас в рецензии на собрание сочинений Ницше, подготовленное Веймарским архивом, присоединил свой голос ко многим другим исследователям, обвинявшим Елизавету Ферстер-Ницше в "спекулятивном использовании" разрозненных фрагментов трудов Ницше в "политических целях" путем их произвольной компоновки и истолкования. Понятно, что в данном случае "политическая конъюнктура" была связана с режимом Муссолини и "фелькишской" идеологией в Германии - и там, и там идеи Ницше получили "одобрение" и поддержку властей. Важно то, что в данном случае политизация ницшевского архива не ограничилась манипуляцией с документами на уровне их семантики, но затронула микрофизику самого архивного хранилища - так, при публикации была изменена нумерация фрагментов, дабы скрыть их подлинную и местами запутанную последовательность... По иронии судьбы первый том нового критического издания был опубликован в 1933 году: национал-социалисты только что пришли к власти, а редактор первого тома, Вальтер Ф. Отто, заявляет, что перед специалистами по Ницше стоит тяжелая, но насущная задача: показать, до какой степени "Воля к власти" есть конструкция не автора, но - издателя".

Завершает "социологический" блок статья Е.Старостина о судьбе архивов в эпоху революций (из опыта Великой французской революции конца XVIII в. и русской революции 1917 г.):

" Разница между двумя революциями не в сути, а в формах проведения акций - театрализованный праздник с огромной массой народа в Париже и тайный, санкционированный властями погром частных архивов в России".

Далее следует архив "нелиберальный", иными словами, "режимная" история советских и постсоветских архивохранилищ, подробная и невероятно увлекательная (М.Чудакова "В защиту двойных стандартов"). Своего рода комментарий к одной из "вставных новелл" этой большой истории - "письмо в редакцию" Ирины Емельяновой "Какой бог хранит русские архивы":

"... Видимо, этот самый "бог" явился в нашу квартиру в Потаповском переулке 3 июня 1960 года в образе шестерых высоких чинов КГБ и буквально из рук (мама держала папку в руках) вырвал рукопись пьесы Б.Л.Пастернака "Слепая красавица", последний дар поэта моей маме О.В.Ивинской. И унес в свое святилище. Но этого ему показалось мало: через два месяца нас с мамой арестовали и конфисковали все рукописи, черновики, переписку Б.Л.Пастернака, находившиеся в нашей квартире, которую он считал своим вторым домом. Во время следствия это было передано в РГАЛИ, и сколько мы ни боролись за возвращение отнятого (10 лет шло судебное разбирательство), уже после нашей реабилитации в 1988 году, "бог" ничего нам не возвратил".

"Архивная контрреволюция" Н.Петрова тоже фактически продолжение чудаковской статьи: речь об "обратном" засекречивании государственных и ведомственных архивов.

Наконец, последний из теоретических блоков - "Новые технологии памяти" -посвящен главным образом проблемам электронных архивов и каталогов, здесь, кроме всего прочего, обзор архивных ресурсов сети, "методы тотальной архивации" и " мрачные перспективы, ожидающие библиотеки в эпоху интернета": Дмитрий Равинский цитирует Вильяма Визнера и, похоже, готов с ним согласиться:

" Библиотечное дело сегодня напоминает туберкулезного больного в последней стадии, как их любили изображать в девятнадцатом веке: горящие глаза, яркий румянец и лихорадочная активность - непосредственно перед уходом в лучший мир. ...На самом деле, мы должны понять, что историческая миссия библиотек завершена, что в ближайшие сто лет наши здания постепенно опустеют и что портативная электронная книга, совершенствуясь, станет последним гвоздем, вбитым в наш коллективный гроб".