Очередь критики в "Журнальном зале", и речь пойдет о бестселлерах - "национальных" и "по определению". Одноименный премиальный сюжет отгремел еще летом, но у журналов свой ритм - журнальная критика опаздывает, но зато мы имеем "контекст". Настоящий контекст критических разделов осенних журнальных книжек социологический (что не новость), разговор там по преимуществу о "массовой литературе". "Массовую литературу" мы закавычиваем, ибо Наталья Иванова сообщила однажды, что массовой литературы у нас нет. То, что мы принимаем за массовую литературу - агрессивная подделка, тогда как " настоящая: массовая литература всегда является проводником позитивных ценностей человеческой жизни, в ней всегда добро и благородство побеждают зло и низость, она всегда проводит четкую линию честной борьбы за справедливое решение. :Массовая литература - это торжество закона, удовлетворенное чувство от поверженного, наказанного и 'пригвожденного' зла". Иными словами, Наталья Иванова полагает "массовой литературой" классический английский детектив - от Честертона до Агаты Кристи и, надо думать, "женский роман". Это "массовая литература" в ее буржуазном изводе, она несет в себе известную этическую догму, умиротворенную мораль победившего класса. Вряд ли под это определение подходит плутовской роман (с которого такая литература начиналась), да и вообще роман как таковой - первый "тиражный" жанр XVIII века - авантюрный, галантный, экзотический, какой угодно, но без догмы; нравоучительный сантимент пришел позднее и не был поначалу достоянием той самой широкой массы: мужик нес с базара "Ваньку Каина", а не "Клариссу Гарлоу". Впрочем, когда массовая литература начинает пониматься как проект (Булгарин), она в самом деле становится " проводником позитивных ценностей", однако есть иное, не "этическое", а собственно литературное определение, кажется, более широкое и многое объясняющее. Речь о концептуальном различении "жанра" и "мейнстрима", проведенном когда-то Борисом Кузьминским: "жанр" - это литература, которая четко укладывается в отведенную ей нишу ("исторический роман", "женский роман", "полицейский роман", "черный детектив", "фантастика", "страшные рассказы" и т.д.). Тогда как "мейнстрим" - это литература, которая "выходит за рамки", которая пишется не по лекалу, это литература в чистом виде, ее смысл - в нарушении границ, установленных тем самым "жанром". Эта концепция отчасти объясняет одноименный проект Бориса Акунина, но сейчас речь не об Акунине.

Речь о том, что читают журнальные критики и в чем они видят свой предмет. А начнем мы со статьи Галины Юзефович в сентябрьском "Знамени", она о социологии литературы и о читательских предпочтениях "среднего класса". "Средний класс" здесь - офисный клерк, категория не самая презентативная (наверное, домохозяйки читают не меньше и читают другое!), но, безусловно, с точки зрения книгоиздателя и книгопродавца, самая перспективная, в авторской формулировке - " правильный потребитель". Предпочтения " правильного потребителя" формируют спрос, т.е. задают лекало для "массовой литературы" как проекта. И лекало это парадоксальным образом не укладывается в этическую схему Натальи Ивановой:

"Именно проекты, создатели которых сделали ставку на "протестную" популярность, оказались наиболее успешными в среде тридцатилетних, далеко обогнав более прилизанные, "позитивные" и идеологически выверенные вещи вроде фильма "Ночной дозор", творчества группы "Звери" (и то и другое, несмотря на безусловный коммерческий успех, заинтересовало в первую очередь глуповатую и безденежную тинейджерскую аудиторию) или недавних экранизаций Акунина, также практически незамеченных "молодым средним классом".

Итак, "правильный потребитель" предпочитает "умеренный бунт" в исполнении Шнурова - Балабанова, литературное соответствие - давешние лауреаты "Нацбеста" Гаррос и Евдокимов с их русскоязычной версией "Прирожденных убийц". Таков тезис. Далее следует... наверное, антитезис: Гаррос и Евдокимов, как и большинство лауреатов "Нацбеста", настоящей "тиражной" популярности не снискали. Гораздо успешнее в этом смысле проекты "positive thinking" - Гришковец, Геласимов, Жвалевский - Пастернак. Но дальше ряд расползается. По какому принципу можно "заединить" в одну обойму "успешных", но по тиражам несравнимых Сорокина - Пелевина, Акунина, Улицкую и Быкова, я не знаю. Галина Юзефович тоже не знает, поэтому в конце получаем своего рода "социологический тупик": "... Общемировой тренд все очевиднее указывает на распад культурных общностей, построенных по социальному или имущественному признаку. :Это означает, что "литература для среднего класса" очень скоро станет такой же дикостью и анахронизмом, как литература для дворников или, скажем, врачей-анестезиологов".

Что делать в такой ситуации маркетологу, мы не знаем. Но знает Георгий Цыплаков (это уже "Знамя # 10). Все очень просто, ни тебе позитива, ни тебе негатива, ни тебе дворников, ни тебе анестезиологов. Есть лишь Джек Траут и Эл Райс с их " легендарным трудом" "Позиционирование: битва за узнаваемость". Главное - правильно себя позиционировать, уверяет нас Г. Цыплаков, остальное приложится:

" Если поэт Петров знает, что в области любовной лирики сегодня в общественном сознании уже наличествует поэт номер один (допустим, Сидоров), то ему как поэту уже бессмысленно специализироваться на любовной лирике. Ему нужно подыскать такую тему, на которую сегодня еще никто не пишет, скажем, любовную лирику при освоении космических пространств. И упорно долбить в своем творчестве эту тему, создавая все новые "шедевры". Именно это творческое постоянство в не занятой никем теме (в военизированной терминологии Траута и Райса - "территории в сознании"), несмотря даже на слабое качество текстов и при условии распространения через солидные каналы публикации, обеспечит Петрову узнаваемость среди читателей и критиков: "А-а-а, Петров?! Тот, который стихи про любовь в космосе пишет?"... Всех других, кто решит написать стихи про любовь в космосе, будут жестко сравнивать с Петровым. То есть главное чем-то качественно отличаться в лучшую сторону от собратьев по рынку. "Отличайся или погибни!" - название еще одной знаковой книги Траута в соавторстве на сей раз со С. Ривкином (в русском переводе издательства "Питер" - "Дифференцируйся или умирай!")".

Чудный перевод, скажем мы, и идея чудная. Автор не шутит (ну, может, совсем чуть-чуть). Он в самом деле убежден, что Траут и Райс, усиленные Ривкином, помогут нашим поэтам Петрову и Сидорову стать успешными и знаменитыми.

Забавно, что в том же номере "Знамени" Елена Иваницкая, последние годы верно исполнявшая заветы Райса - Траута и упорно позиционировавшая себя как специалиста по массовой литературе, внезапно очнулась и объявила, что массовой литературы у нас нет: побоку Райс с Траутом и Ривкином в придачу, они неведомо где, а Наталья Иванова здесь и рядом. Но идея не в этом, т.е. статья писалась не только затем, чтоб раз и навсегда отречься от собственной "территории", статья писалась затем, чтоб защитить Юлию Латынину от Николая Работнова. Логика такова: Латынина хороша, потому что остальные хуже. Но вот вопрос - какого порядка литературу представляет Юлия Латынина? "Массовую"? Никак нет: какой уж тут позитив, " бои в грязи - за грязь" (хорошее определение, но это не Иваницкая, это С. Гедройц из питерской "Звезды"). Наверное, все же "жанр" - производственный роман из жизни криминальных олигархов. Впрочем, тот же С. Гедройц находит историческую параллель: " Что-то в этом духе (но все-таки без отрезанных ушей) писал век этак с четвертью тому назад Всеволод Крестовский. Коррупция снизу доверху, безжалостный терроризм (польский) и прочее такое. Под заглавием, если не ошибаюсь, - "Кровавый пуф"".

Итак, Юлия Латынина - "Крестовский сегодня". Она пишет крепко скроенные сюжетные боевики, тиражные по определению, и если "бестселлер" понимать в его настоящем значении: книжка, которая продается лучше других, то Латынина - реальный кандидат на попадание в соответствующий шорт-лист. Но вот незадача: последним лауреатом стала не она и даже не Оксана Робски (этому "социальному феномену посвящена "знаменская" рубрика "Симптом"), - лауреатом "Нацбеста" стал другой персонаж того же обзора С. Гедройца, выбранный по принципу зеркальной противоположности: " человек, умеющий строить замечательные предложения, но которому скучно повествовать". Этому человеку посвящены первые полосы профильной "Критической массы", в интервью своем он заявляет, что романы пишутся не для продажи: " товароведение - материя скучная", короче говоря, премия в очередной раз нашла своего героя.

Но мотивы и коллизии "Нацбеста" не наш предмет, логика там всякий раз была, и всякий раз - другая, к реальным тиражам книжек она никогда не имела отношения. Михаил Шишкин и его последний роман тоже не предмет, наш предмет - критика. В том же номере "КМ" Майя Кучерская добросовестно сообщает все, что писали о романе другие: претензии там были главным образом этические. Критиков раздражало, что Шишкин живописует отечественные болячки из благополучной Швейцарии. В защиту дремучей "идеологической критики" надо сказать, что подсознательно раздражало не это. В Швейцарии или на Луне - не вопрос, вопрос в том, что "скучно повествовать". Это роман не о "российских болячках", а о словах, в которые они облечены. Слов много, и слова мертвы, хотя Майя Кучерская под конец напоминает, что слово воскрешает плоть, а " Бог сохраняет все; особенно - слова:". Но тут же оговаривается: " Это, впрочем, уже не Шишкин".

Как бы то ни было, "тиражная", и в этой логике "трэшевая", премия досталась автору, "позиционирующему" себя прямо противоположным образом (и что бы сказали по этому поводу Райс, Траут и Ривкин?). "Бестселлер" здесь мы вынуждены закавычить, так же как "массовую литературу", - и все вместе похоже на давнюю статью Мих. Айзенберга "Власть тьмы кавычек", где было про "слова-чехлы" и про "попытку обозначить некие отсутствующие сущности в терминах присутствия". В нашем случае все гораздо проще. Сущности имеют место быть, есть проблема с обозначением: у нас нет недостатка в тиражных книжках и, если их издают, значит, это кому-нибудь нужно. Значит, у них есть читатели, их много и они разные. Они следуют заветам Траута - Ривкина - они "дифференцируются": дворники и анестезиологи, офисные клерки и домохозяйки - они покупают разные книжки, с позитивом и негативом, "женские романы" и "страшные рассказы", "офисную романтику" и "рублевскую" галантерею. Они покупают все "жанры", кроме скучного. Но мы поставим все с ног на голову, мы, как учит нас Г. Цыплаков, создадим отдельную "нишу" для "скучного", назовем его "бестселлер" и посмотрим, что из этого выйдет.