Авторы книги "Развилки родной истории"1 сосредоточили свое внимание именно на тех моментах, когда стране предстоял выбор дальнейшего пути. Книге предпослан очевидно полемический подзаголовок: "Антиучебник". Попытка привлечь внимание охочей до сенсаций публики? Но публику нынче не удивишь. Переплюнуть по части сенсационности творения Фоменко, Калюжного, Носовского и К0 все равно невозможно. Да и некоторые издания, официально допущенные в качестве учебников, не уступят - тут и некомментированный пересказ общеизвестных подделок (например, "Велесовой книги"), и очевидные домыслы, выдаваемые за факты. В общем, легкость в мыслях необыкновенная!

Думается, смысл подзаголовка - не в погоне за сенсационностью. Тем более что никаких "сенсаций" в привычном для последних лет бульварном смысле в книге нет. А есть неприятие заданности, фатальности исторического процесса, неотвратимо устремленного к единственно возможному итогу. Авторы восстают против той "школьной" истории, которая не анализирует, а лишь обосновывает: почему случиться могло только так, как случилось, и никак иначе. Против примитивного понимания закономерности исторического развития, против комфортных мифов, против восприятия прошлого в черно-белой гамме.

Авторы подчеркивают: "из неисчислимого множества тем, составляющих в совокупности полнозвучную симфонию истории, мы выбирали только "развилки", имеющие отношение к одной - мучительному становлению в России гражданского общества". Да, сегодня эта тема остается важнейшей для понимания российского прошлого и настоящего. Но представления массового читателя по этим сюжетам большей частью однообразны и схематичны.

Вот авторы пишут о междоусобной войне в Русском государстве в первой четверти XV века. Привычен анализ этих событий с точки зрения формирования единого государства. Можно ли считать, что оппоненты московских князей Юрий Галицкий и Дмитрий Шемяка выступали против централизации? Или то была беспринципная борьба за обладание московским престолом, а никакой альтернативы слиянию русских земель в единое государство уже не было? Всех этих тем авторы касаются, но гораздо важнее для них другое, часто ускользающее от внимания:

"В XIV в. воля хана была законом; спустя сто лет можно было уже обойтись без нее. В борьбе соперники использовали разные формы легитимизации власти... В такой борьбе могли возникнуть новая правовая формула монархии, твердый порядок престолонаследия, но этого не произошло: в московском обществе не нашлось ни политического лидера, ни сил, которые бы смогли утвердить новые представления об устройстве государства. Победила в итоге "вотчинная" традиция, когда государь-отец делит государство на уделы с преимуществом для старшего сына. Затяжная усобица усилила не договорно-правовые отношения, а патриархально-вотчинные...

В этих испытаниях потихоньку исчезли городские вечевые собрания... а сами города становятся "государевыми"... Последующее "собирание земель" в одном Московском государстве завершило этот процесс... И все же в конце XV - первой половине XVI в. самодержавие еще не могло существовать без "земства"... Самодержавно-крепостнический путь развития еще не был предопределен". (С. 116-118).

Прочитавший этот текст мысленно сопоставит несколько эпох русской истории - от Ивана Калиты до Петра Великого, задумается о цене строительства державы, о потерях и обретениях, связанных с ним. И уже подготовленным обратится он к следующей главе, повествующей о временах Ивана Грозного, которого все еще многие наши сограждане (а скорее всего - большинство) числят хотя и жестоким, но мудрым строителем могучего государства, спасшим страну от коварных бояр, мечтавших вернуться к раздробленности. (Такой картины давно уже нет ни в трудах историков, ни в школьных учебниках, но сталинские схемы, легшие в основу как талантливого фильма С. Эйзенштейна, так и бездарно-нудного романа Костылева, оказались на удивление живучи. Уже в наши дни, несмотря на резкие возражения церковных иерархов, появилось движение, требующее причислить тирана и палача к лику святых). Но авторы не просто показывают патологическую жестокость Ивана Грозного, не ограничиваются уже привычным указанием на то, что его политика не усилила, а разорила страну и ввергла ее в тягчайший кризис. Они подчеркивают, что осуществленный им "поворот от строительства сословно-представительной монархии к неограниченной диктатуре" "не представляется фатально неизбежным и неотвратимым", поскольку "в Московском государстве было достаточно влиятельных социальных групп, способных повести страну по иному пути развития", однако группы эти "оказались разрозненны и парализованы террором". (С. 137-139).

И уже Смута рассматривается не просто как "война всех против всех" и тем более не как иностранная интервенция, но и как шанс начать переход от самодержавия к правовому государству, тем более что "несомненным было стремление правящей элиты гарантировать себя от повторения опричных казней".

Авторы обращают особое внимание на трагические страницы истории русской церкви, связанные с расколом и подчеркивают, что именно ее ослабление, вызванное неистовой борьбой между никонианами и их противниками, создало предпосылки для последующего полного подчинения церкви государством.

Не хотелось бы пересказывать содержание - думаю, уже понятна ведущая идея книги: почти во всех тех случаях, когда на развилке между свободой и несвободой страна поворачивала в сторону последней, этот поворот не был неизбежным, а становился следствием осознанного или неосознанного выбора людей.

Конечно, альтернативная история, как справедливо отмечает автор предисловия А.Л. Юрганов, "выходит за рамки строго доказательной академической истории", а потому осведомленному читателю неизбежно многое покажется спорным. Так, на мой взгляд, авторы чрезмерно смягчают картину последствий ордынского нашествия, считая, что "разруха, вызванная собственно нашествием, продолжалась недолго и "структуры повседневности" были восстановлены в кратчайшее время". Конечно, многие разгромленные монголами города возродились, но ведь в 14 городах жизнь все же не возобновилась, а 15 превратились в села.

Вызывает недоумение и утверждение, что "в эпоху Смуты исчезли удельные и "служилые" князья - вассалы царя и владельцы собственных княжеств". (С. 153). Едва ли можно считать служилых князей второй половины XVI века вассалами царя. Все-таки при Иване Грозном выбор между вассалитетом и служебничеством был сделан окончательно, и, увы, не в пользу первого. Да и удельных князей к концу царствования Ивана IV не оставалось, если не считать полноценным уделом углицкое княжение несчастного царевича Дмитрия.

Едва ли стоит, как это делают авторы, совсем отрицать разницу между внутриполитическим курсом Н.П. Игнатьева и Победоносцева с Д.А. Толстым (с. 439), хотя реакционность Игнатьева, находившегося под идейным влиянием резко поправевших славянофилов во главе с И. Аксаковым, действительно не подлежит сомнению.

Сомнительно, что "вопреки распространенному заблуждению" Андрей Курбский не входил в состав Избранной рады (с. 125). Во всяком случае, крупнейший знаток истории российского XVI века В.Б. Кобрин, на книги которого ссылаются авторы, пишет, что помимо Сильвестра и Адашева в Избранную раду "несомненно входили князья Курбский и Курлятев" (Кобрин В.Б. Иван Грозный. М., 1989, с. 35).

Наконец, в книгу вкралась анекдотическая неточность, вызванная привычной, но от этого не менее досадной небрежностью в терминологии. Как известно, сводными именуются дети мужа и жены от предыдущих браков. Поэтому утверждение, что окружение царевича Алексея намеревалось сделать его "регентом при сводном младшем брате Петре" (с. 215), выглядит косвенным обвинением в адрес Екатерины I в супружеской неверности. Дети Петра Великого от второго брака все же приходились Алексею не сводными, а единокровными.

Впрочем, подобным буквоедством рецензенты занимаются тогда, когда, по большому счету, придраться не к чему. На самом деле стоит поздравить авторов с настоящей удачей. Они создали настоящую научно-популярную книгу, посвященную важнейшим проблемам родной истории. Книгу спорную и от этого еще более интересную, разбирающую сложнейшие сюжеты и при этом доступную без упрощенчества. Книгу, которая вовсе не является антиучебником, но может стать прекрасным подспорьем для учителя истории, который не утратил главного инстинкта учителя - стремления учиться. Но главное - они подарили просто добротное историческое чтение всем, склонным к размышлениям о судьбах родной страны.

Правда возникает еще один вопрос: как нашему историческому образованию избавиться от репутации, побуждающей называть хорошие книги антиучебниками? Впрочем, это тема для другого разговора.

Примечания:

1 И.В. Карацуба, И.В. Курукин, Н.П. Соколов. Развилки родной истории. Антиучебник. Москва, Престиж, 2005. Во втором издании, осуществленном издательством "Колибри", книга носит название "Выбирая свою историю. Развилки истории от Рюриковичей до олигархов".