Михутина И.В. "Украинский брестский мир". - М. "Европа", 2007.

Брестский мир, названный его главным идеологом В.И.Лениным "поганым", несмотря на широкую известность самого события, остается явлением малоизученным. По крайней мере, в цепи событий, его предопределивших, - до сих пор немало темных пятен. В этой связи обстоятельная монография И.В.Михутиной имеет особое значение для понимания этого трагичного события в русской истории.

Автор монографии является одним из ведущих специалистов по украинскому движению конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Довольно широко известна ее работа "Украинский вопрос в России. Конец XIX - начало XX века", в которой во многом развенчивается миф о естественности украинского движения и его широкой популярности в массах.

В новой монографии также довольно много внимания уделено становлению украинского движения после Февральской революции. Более того, на примере этого становления отчетливо видна глубина кризиса, в котором оказалась Россия и пытавшаяся ее возглавить власть. Достаточно хотя бы приводимого в книге примера, свидетельствующего о том, что украинизацию в войсках проводили с санкции Временного правительства, таким образом пытавшегося бороться с большевистскими настроениями. В реальности же украинизация использовалась для оправдания дезертирства, и именно на дезертирских настроениях взошла на олимп Украинская центральная рада.

Русское дезертирство было основным стержнем Брестского мира. Заключившие его большевики сами долгое время были проповедниками дезертирства. Однако, столкнувшись с необходимостью вести переговоры со стороны Российского государства, они оказались в очень сложном положении. В книге справедливо отмечается, что позиция Ленина, которая заключалась в желании любой ценой заключить мир, совершенно невыгодный для России, была наиболее государственнической и одновременно наиболее нацеленной на мировую революцию по сравнению с остальными большевистскими политическими инициативами. Понимая, что революции в европейских государствах по меньшей мере откладываются, Ленин видел в этом "мире" возможность необходимой передышки перед мировой революцией, которая, как оказалось, так никогда и не наступила. Позиция Троцкого - "Ни войны, ни мира, а штык в землю" - хотя и оказывалась более оригинальной по звучанию, но с точки зрения политической реальности была просто за гранью критики. Иллюзия мировой революции и надежда на то, что революционный народ будет защищать свои завоевания, очень быстро растаяли. Но революционность Троцкого заключалась именно в том, что, несмотря на объективные обстоятельства, он продолжал гнуть свою линию. В этой политической неадекватности и кроется изюминка истинных левых. Трагедия же для страны в целом заключалась в том, что во главе ее стояли люди, презиравшие национальные интересы и уж тем более всегда готовые ими пожертвовать ради интересов мировой революции.

Самовольно, без всенародных выборов утвердившаяся власть Центральной рады была в чем-то противоположной интернациональной власти большевиков. Она была именно национальной властью. Правда, национальное этой властью понималось вполне модернистки, национальное как воображаемое, без реального народа, который эту власть поддерживал. Потому и властью в полном смысле слова украинская власть не являлась. Однако, как показано в работе Михутиной, было бы неверно недооценивать историческое значение украинской власти. Дело в том, что делегация Центральной рады, безусловно, переплюнула "москалей" и иных неукраинцев в деле борьбы за Брестский мир. Именно Украинский брестский мир стал "первым миром Первой мировой". Этот мир был подписан 9 февраля по новому стилю, то есть почти за месяц до большевистского Брестского мира.

Была одна загвоздка при его заключении. Центральная рада к моменту заключения мира уже не просто утратила контроль над большей частью территории Украины (даже формальный) - за день до подписания мира генеральный секретариат Центральной рады бежал из Киева по причине занятия города небольшим отрядом большевиков во главе с эсером Муравьевым. Несмотря на масштабную украинизацию армии, Центральную раду почти никто не стал защищать, за исключением отрядов, сформированных из галицийских военнопленных и небольшой группы распропагандированной молодежи. Таким образом, первый мир Первой мировой оказался полнейшим фарсом, предшествовавшим трагедии настоящего Брестского мира. И может быть, эта фальшь имела символическое значение для недолговечности мира вообще после Первой мировой войны. Но на тот момент несоответствие реальных полномочий украинской власти волновало лишь большевиков, которые требовали, чтобы в переговорах участвовало гораздо более дееспособное харьковское правительство, а лично товарищ Сталин грозил немцам новым позором "эмской депеши".

Немецкое же командование на самом деле было в курсе сложившейся ситуации. Именно недееспособность Центральной рады была катализатором ускоренного подписания мира, поскольку договор с правительством, которое ничего не решает, давал возможность немцам решать все самим. Если украинский фарс был поддержан немецким штыком ради обеспечения немцев продовольствием, то русский фарс в исполнении Льва Троцкого - "ничего не отдавать и не воевать" - был этим же штыком прекращен. Данное событие должно служить уроком для современной российской власти, которая, проводя зачастую политику фарса, почему-то считает, что ей это будет прощено Западом, как какой-нибудь Украине.

Третьего марта был подписан уже большевистский Брестский мир, в том числе предписывающий признание большевистской Москвой УНР. И после этого немецкие и австрийские войска заняли Украину. Вернее, по версии новой украинской историографии, трехтысячное украинское войско при поддержке 450-тысячного австро-немецкого военного контингента освободило Украину от большевистских захватчиков. Для Украины этот мир с немцами стал, можно сказать, первым крещением ее единственной формы независимости - независимости от России. Не зря возникла очень точная народная частушка:

От Киева до Берлина
Ще не вмэрла Украина,
Гайдамаки ще не сдались,
Дойчленд Дойчленд убер алес.

Именно при немцах была утверждена хоть какая-то власть на всей территории, которую затребовали себе члены Центральной рады. И именно благодаря немцам украинская власть не прекратила своего существования еще в начале 1918 года. Рада, гетман, директория - все это могло возникнуть только благодаря тем двум "брестским мирам". В монографии приводятся слова жителя села Центральной Украины, передающего крестьянские настроения, фатальные как для Центральной рады, как и для любой иной украинской власти: "А то выдумали, какую-то Украину. На черта она сдалась? Ничего о ней не слышали. И вот на тебе! Пусть всюду будет одна Россия, лишь бы всюду большевики были" (с.265).

Естественно, что на смену реальной немецкой власти пришла наиболее реальная на тот момент большевистская власть. Надо отметить, что при всей своей нелюбви к буржуазности Центральной рады, большевики во многом реализовали планы украинского национального строительства, о которых члены Центральной рады могли только мечтать. Поэтому в 1991 году при очередном развале страны Украина оказалось уже не столь фантомным образованием. Удар по русскому миру, который произошел в те революционные годы, трудно переоценить. В чем интернационализм большевиков был последователен, так это в первую очередь в неприятии русского национализма. Плоды этой политики Россия, вернее, то, что от нее осталось, переживает до сих пор. И неизвестно пока, переживет ли вообще. В этом смысле монография И.Михутиной, повествующая о Брестском мире, а также влезшем поперед его Украинском брестском мире, безусловно, способствует лучшему пониманию современной русской национальной трагедии и ее исторических истоков. Хотя надеяться, что кто-то сделает правильные выводы, наивно, поскольку мы знаем, чему единственному учит история...

Владимир Годик