Ефим Курганов. "Шпион Его Величества" (историко-полицейская сага). Эпизод второй: Александр Павлович в опасности, или История одного покушения (из секретного дневника военного советника Якова Ивановича де Санглена ["Зарубежные записки", 2006, #8].

Даже тот, кто штудировал "Войну и мир" в подлиннике (а не в интернет- переложении для современных вундеркиндов), вряд ли способен припомнить в деталях описание бала в имении Беннигсена, хотя ему и посвящена целая глава третьего тома эпопеи Льва Толстого. Разве уж в самых общих чертах припомнится, что давали этот бал для императора Александра, да еще всплывет в памяти, как Элен Безухова затемнила на балу тяжелой русской красотой утонченных польских красавиц или как Борису Друбецкому удалось с пользой для своей карьеры подслушать на лестнице разговор Александра I с министром полиции Балашовым.

Однако пересказывать классику все равно что изучать ее по студенческим шпаргалкам. Поэтому обратимся лучше к "первоисточнику":

" В июне месяце одному из польских генерал-адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал-адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал-адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня (1) был назначен бал, обед, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена".

Кульминации действие достигает, когда в разгар бала министр полиции А.Д.Балашов (у Толстого - Балашев) конфиденциально сообщает императору, что войска Наполеона начали переправу через Неман: " Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним".

Между тем для Александра I сообщение Балашова не было неожиданным: о том, что началась война с Бонапартом, император узнал еще до бала, и узнал не от министра, а от начальника высшей воинской полиции генерала Я.И. де Санглена - бывшего подчиненного Балашова, ставшего к лету 1812 года вполне самостоятельной политической фигурой (2).

Вообще непонятно: зачем понадобилось Александру Павловичу играть с огнем и ехать со всем своим окружением в приграничную Вильну (отнюдь не дружелюбно настроеннную к российскому императору), когда в воздухе уже так явно пахло порохом? Но деяния и помыслы сильных мира сего поистине неисповедимы. А дневников и мемуаров они, как правило, после себя не оставляют. Вот и приходится историкам фантазировать и приписывать великим личностям собственные помыслы. Поэтому есть серьезное подозрение, что "история в лицах", от Светония до Виктора Суворова, ничто иное как беллетристика.

Впрочем, беллетристика беллетристике тоже рознь. Еще одно тому доказательство опубликованное в # 8 "Зарубежных записок" продолжение (начало - в #12 "Невы" за 2005 год) "историко-полицейской саги" Ефима Курганова "Шпион Его Величества", основные события которой как раз и связаны с подготовкой к тому самому балу в поместье Бенигсена. Но, судя по всему, Ефим Курганов вовсе не намерен пересказывать Льва Толстого. Более того, в своей "саге" он производит "ревизию" событий 1812 года, беря за основу не объективный (точнее, псевдообъективный, прочно привязанный к толстовской историософии) взгляд на события, а подчеркнуто субъективный: роман Курганова есть не что иное, как "секретный дневник" вышеупомянутого Якова Ивановича де Санглена, создателя и главы русской военной разведки. Правда, дневник этот, судя по всему, плод творческого вымысла, но события, описываемые в нем, как говорится, имели место быть.

Так вот, как утверждает в предисловии к публикации дневника "шпиона Его Величества" историк, профессор Николай Богомольников, "балу предшествовали чрезвычайно острые и даже драматические обстоятельства, которые, видимо, остались неизвестными автору "Войны и мира".

В имение генерала Беннигсена "Закрет" предварительно были засланы французские шпионы, готовилось покушение на Александра I - танцевальный павильон должен был рухнуть прямо во время бала, погребя под собой и императора, и весь российский генералитет, а заодно и дипломатический корпус и врагов Бонапарта, оказавшихся в ту пору в Виленском крае и приглашенных на бал (граф Поццо ди Борго и многие другие)".

Автором столь дерзкого замысла, если верить де Санглену, был сам Наполеон, а исполнителями - польские бонапартисты Алина Коссаковская и Сигизмунд Андриевич. Понятно, что в случае осуществления этого коварного плана российская армия оказалась бы без высшего руководства и французы выиграли войну с Россией без единого сражения. Но вражеские козни вовремя раскрыты, государь и иже с ним спасены. И все это благодаря Я.И.Санглену и его верным помощникам - Шуленберху, Вейсу и, конечно же, вездесущему Яшеньке Заксу. Так что автор "саги", в отличие от автора "эпопеи", убеждает нас в том, что личность (и не только великая, а вполне рядовая, но толково делающая свое дело) кое-что в истории значит.

Примечательно, что в "саге" Ефима Курганова исторические события не просто фон или декорация (как, например, у Бориса Акунина), а непосредственный предмет изображения. Причем занимательность сюжета, "беллетристика", удачно сочетается с документальной точностью в описании исторических реалий 1812 года и деятелей (Багратион, Барклай де Толли, Беннигсен), во многом решавших исход Отечественной войны. В этом сказывается научно-исследовательский подход к "материалу" Ефима Курганова - не только писателя, но и ученого-литературоведа с мировым именем, автора знаменитых монографий "Анекдот как жанр", "Лолита и Ада", "Анекдот, символ, миф" и других не менее замечательных научных работ, вызвавших немало дискуссий в ученом мире.

Остроту и занимательность повествованию придают, конечно же, не только исторические события, но и элементы приключенческого, авантюрного жанра: подземный ход, ведущий из Тракая в Вильно, переодевания с целью маскировки и т.п. Чего стоит, например, одно описание "замка с привидениями" - дома Бауфала, куда наведываются в один из майских вечеров император Александр Павлович, шеф тайной полиции де Санглен и "сопровождающие их лица".

Заметим, кстати, что облик императора Александра, каким представляет его "секретный дневник" де Санглена, в корне отличается от портрета, нарисованного Толстым с явной неприязнью. В изображении "высочайшего шпиона" Александр Павлович - не лишенный слабостей (прежде всего, слабости к прекрасному полу), но умный и смелый человек. Таким, по крайней мере, он предстает в эпизоде посещения виленского "замка с привидениями":

"В скором времени в доме Бауфала мы остались втроем - я, Государь и квартальный надзиратель Шуленберх.

Я начал оглядываться и заметил вдруг наверху тоненькую полоску света и шепнул о сделанном открытии Александру Павловичу и Шуленберху.

Мы двинулись в сторону света, наощупь стали подниматься по большой каменной лестнице, склизкой и вонючей, и оказались перед маленькой дверью, из-под которой как раз и пробивался свет.

Я попробовал открыть дверь, но она оказалась заперта. Тогда я ударил по основанию двери носком сапога, и она не то, что рухнула, а проста рассыпалась. Раздался треск, а затем и звон разбитого стекла, и стало слышно, как кто-то выпрыгнул из окна.

Мы вошли. На маленьком столике горела свеча, и были разложены стопки бумаг. Один лист был развернут - я подошел и увидел, что это записка маркиза Биньона к графу де Шуазелю. Речь в записке шла о численности и дислокации войск Первой Западной армии в Виленском крае.

- Да тут не привидения, тут шпионы прячутся, - захохотал Александр Павлович".

Безусловный интерес к "саге" Ефима Курганова привлекает и сама личность Жака (Якова) де Санглена. Это о нем выдающийся знаток русской истории, культуры и быта Александровского времени Вадим Вацуро, с полным на то основанием, написал: "Какая потрясающе интересная литературная фигура!" (3)

Как историческая личность Яков Иванович де Санглен несправедливо забыт (или полузабыт), несмотря на заслуги в деле создания российской военной разведки. Необычен уже сам тот факт, что накануне войны с Францией во главе высшей воинской полиции оказался француз, пусть даже и родившийся в России. (Кстати, одна из особенностей "саги" Ефима Курганова - пестрый, многонациональный состав персонажей, каждый из которых не на словах, а на деле демонстрирует преданность Отечеству.) Судя по отзывам современников, военного советника де Санглена они не очень-то любили и побаивались. Но тот Яков Иванович Санглен, образ которого встает перед нами на страницах "саги", вызывает, скорее, симпатию (хотя и не лишен доли бахвальства и интриганских замашек). Не могут не вызвать улыбки, например, такого рода рассуждения автора "секретного дневника", воодушевленного прогулкой по виленским улицам:

"После Кришкевича мы с Вейсом зашли в кофейню Юльки, что на Большой улице. Над воротами дома красуется надпись "Kawiarnia" (кофейный дом), и в доме этом нет ничего особенного. В Вильне таких домов десятки, но этот известен <...> под именем кофейни Юльки. Не смотря на то, что Юлька уже умерла, кофейня не хочет расстаться с ее именем.

Кофейня эта никогда не бывает пуста. Тут пьют кофе (надобно прибавить - кофе прекрасный, лучший в городе), пьют чай, курят трубки, сигары, играют в бильярд, играют в шахматы, читают газеты, пересказывают друг другу городские новости.

Играют, выигрывают, проигрывают, наблюдают за игрой, принимают участие в той или другой стороне, предсказывают успех или неудачу, но все довольны, все веселы. И это не один, не два, не три дня, а во всякое время, когда вы войдете туда, вы встретите те же сцены.

Что же из этого заключить должно? Вот тут есть разрешение важного житейского вопроса.. Кто доволен и весел - тот счастлив. Что ж это древние и новые мудрецы, философы, мыслители и все имеющие притязание на эти титулы, в продолжении нескольких тысяч лет искали местопребывания счастья и не могли до сих пор отыскать его? Вот оно где! - в кофейне Юльки!"

Уж не кроется ли за этими строками пародийная аллюзия на пространные и - увы! - доводящие современного читателя до зевоты философские отступления в "Войне и мире"?

Так или иначе, но при всей верности Ефима Курганова "духу истории" мы имеем дело с художественным вымыслом, изрядно и со вкусом приправленным постмодернистским "соусом". Чего стоит один стиль дневника, в котором автор намеренно сталкивает утяжеленную стилистику начала века 19-го с едва ли не сленговой лексикой начала 21-го столетия! Да и сама форма "секретного дневника", т.е. записок, не предназначенных для посторонних глаз, постмодернистски условна: де Санглен явно рассчитывает на читателя, прихорашивается и "припудривается" (надо полагать, "не для современников" (4), а для нас с вами) подобно красотке перед зеркалом. Так что "дневниковость" и "секретность" в данном случае не более чем классический "шкловский" прием. В чем, собственно, автор (настоящий, а не дневниковый) честно и откровенно не раз уже сознавался, а не вводил в заблуждение читателей, уверяя их в подлинности подложных документов (как делают это публикаторы некоторых сомнительных "мемуаров").

Насколько нам стало известно, "шпион Его Величества" намерен продолжить свои похождения и отправиться сначала в Дриссу, а затем - с секретной миссией - в Москву. Так что пожелаем ему счастливого пути, а нам - занимательного и полезного чтения.

Примечания:

1. Здесь классик допустил неточность: бал состоялся 12 июня 1812 года.

2. См.: Записки Якова Ивановича де Санглена // Русская старина, 1883, март: 546.

3. Вацуро Вадим. Готический роман в России. М., 2002: 523-524.

4. Уже находясь в отставке, де Санглен в 1860-м году начал писать "Записки - не для современников", в которых успел охватить события с 1776 по 1831 гг. и которые появились в печати почти через двадцать лет после смерти их автора.