Сергей Жадан. Anarchy in the UKR. - М.: Амфора, 2008. - 272 с. ISBN 978-5-367-00655-1.

Сергей Жадан - звезда новой украинской литературы, ее Бодлер, Дада, Че Гевара, Тарантино, Кустурица, Буковский и Козлов.

Вместе с харьковским переводчиком Завеном Баблояном он представил в Москве свой второй, на этот раз автобиографический, роман "Anarchy in the UKR" - "о себе, революции и любви".

Когда-то Дмитрий Александрович Пригов написал о Жадане важную вещь:

"В каждой культуре существуют имена, которые со временем перерастают содержание и смысл текстов, ими обозначенных. Они уже суть символ и образ явления художника своему времени и обществу. И с этого момента все подписанное этими именами прочитывается в поле их значения, а прошлое перечитывается сквозь их призму. Мне представляется, что в современной украинской литературе одним из немногих таких имен является Жадан".

Думаю, Жадан и сам о себе это знает. На его чтения в Украине собирается столько людей, сколько вмещают залы. И он пасет свой молодой народ - и е*нутых интеллектуалов, и бритоголовых быков, и вздорных девиц. В такой ситуации автобиографический роман дорогого стоит.

Конструкт

"Анархия в Украине" написана в 2005-м по следам "оранжевой революции", является книгой политической и состоит из четырех частей. Первая часть ("Цвета черного женского белья") представляет собой заметки о психоделическом путешествии автора в места боевой славы армии Нестора Махно. Вторая ("80-е годы") - воспоминания о детстве в некоей счастливой, красной-прекрасной стране, сказка об утраченном советском рае. Третья ("Красный даун таун") - зарисовки из "оранжевой революции", фантасмагория о прошло-будущем харьковского народа. И четвертая ("Жить быстро, умереть молодым") - спиричуэлзы о беспартийной любви автора к музыке, друзьям и конкретным девушкам.

То есть такова четкая схема романа: анархизм, коммунизм, либерализм и жизнь вне политики. При этом речь не идет о каких-то общественных политических системах, но только о глубоко личных, жаданских "политиях" - о его, фигурально выражаясь, страждущем "политическом теле". Автор, по сути, единственный герой романа. Со всеми своими пережитыми "политиями" он прощается: анархизм оказывается туристическим призраком, коммунизм - полукриминальным детством, либерализм - театральной тусовкой, просто жизнь - чередой расставаний.

Если бы Жадану удалось реализовать этот странный замысел в его радикальной форме, мы наверняка имели бы большую книгу о глубоком презрении к политике, а возможно, и к жизни. Но эта большая книга осталась захлопнутой в собственной ловушке автора. Замысел не совпал с его эпической личной эмоцией.

Живучее, нежное, отчаянное

"Анархия" стоит особняком в творчестве Жадана. До нее он всегда писал об одном и том же - о своем поколении (родившихся в 1970-х), которое не без оснований считал трахнутым временем с особой циничностью. Он, аки лев, защищал "своих" - безвременно павших на черных рынках в борьбе за светлое капиталистическое будущее, своих спятивших и спившихся, озверевших и просветленных, своих левых и правых, активистов и сопротивленцев. Эта чувственность поколенческого родства была очень сильной его эмоцией, почти одержимостью, и придавала дикую органику его письму. Конечно, он не сам это придумал. "Поколенческая" культура появилась во времена французского "братоубийственного романтизма" и актуализуется всякий раз в крутых исторических обстоятельствах - особенно войнах и революциях, пусть даже бархатных, вельветовых или оранжевых. Но стоит отдать ему должное: Жадан был единственным в современной Украине сознательным "поколенческим" культурным героем. Голосом - не нации, как это до сих пор принято в протестной Украине, и не своим собственным, как это не принято, но все же случается в литературе этой страны с пораженческой историей, но - своего поколения. Поколения живучего, инфантильного, нежного и отчаянного. И неудивительно, что он - самый возлюбленный герой на этих просторах сегодня. В России же, скажем, поколенческого автора в 1990-х вообще не возникло, что, кстати, наводит на мысль о спекулятивности произошедших в нашей стране перемен. Но это к слову.

Мы далеки от идеи считать поколенческую культуру чем-то несравненно прекрасным, хоть и сами принадлежали к ней. Но теперь нам уже под полтинник. И мы отлично помним, как и наши молодые львы (ну те, конечно, которые выжили) вышли в большую жизнь и смешались в ней с особями других возрастов, поколение размылось, да и вообще после сорока говорить о таких вещах практически смешно. Как говорить о высоких достижениях футбольной команды ветеранов.

Конец волшебного поколения

Так вот, "Анархия в Украине" - первый звоночек распадения этого волшебного поколения Жадана, "сделавшего" Украину со всем ее разнообразным народом.

Тема политического настоящего и будущего своей страны, с которой Жадан по собственной воле столкнулся в этой книге, оказалась не вписываема в его привычную поколенческую экзальтацию настолько очевидно, что текст просто распался. "Три товарища", "три мушкетера", "два-три капитана" первой части, совершающие паломничество в "единственную в мире страну победившего (когда-то) анархизма", - это, скорее, жалкая пародия на архетипическую опорную "поколенческую" конструкцию дружбы. Им совершенно нечего делать друг с другом. Вместе они только тупят и тупят, пока автор персонально переживает тревожные приходы "демонов своего детства". Я сильно грустила, читая сосущий, зависающий, необоснованно пустой и злой текст под кокетливым названием "Цвета черного женского белья", я думала, что Жадан заболел. И даже действительно хитовый "Левый марш", который знает уже половина русского интернета, в общем течении текста воспринимался, скорее, как маленькая, хоть и чрезвычайно выразительная истерика. Когда же я дошла до того места, где Жадан, обкурившись, проявляет готовность увидеть в мистическом лесу спасительные души предков - призрачных пионеров, сваливших из лагеря и объевшихся грибов, - просто закрыла книжку, чтобы зря не паниковать по поводу утраты Украиной своего лучшего писателя. Потом, конечно, набралась мужества и дочитала.

Вторая часть книги - о "стране победившего (когда-то) коммунизма" - оказалась слишком банальной. Маленький автор-герой выходил один на один с туповатым, но кайфующим, взрослым совком, имея единственное оружие - цепкую память, похожую на плющ. Поколением там и не пахло. Густо запахло им в третьей части - об оранжевой революции, но это была литература четко локального значения, какие-то масонские записки с массой шифрограмм и экспериментальной театральщиной. Правда, под конец книги он разогрелся, расписался, вернулся в свой ум и сделал с десяток отрывочных великолепных вещей о "своих", со всеми их простыми субкультурными ценностями - сексом, алкоголем и рок-н-роллом. Если читать книгу задом наперед - получается лучше, естественней: движешься от напряженного танго, так сказать, к обдолбанной дискотеке. Но заменять внутренним танцем чтение, переворачивая книжку, - не всякому придет в голову.

"Полюбите нас черненькими"

А теперь признаюсь: "Анархия" - моя любимая прозаическая книга Жадана (всего он написал их пять), в которой я вижу залог его будущих писательских превращений. И, как уже, видимо, ясно, люблю я ее за то, за что принято тексты не любить, - за "симптоматичность": за передергивания, недоговорки, обмолвки и прочую муть, которая поднимается, когда человек пытается спастись. За смущающее чувство присутствия в момент откровения, за возможность увидеть "обратную сторону Жадана", не вполне справляющегося с материалом. Это особое - дурдомовское, цирковое, фронтовое - испытание: обнаружить хорошего человека в критической ситуации и не свалить от него подальше, а послушать и поговорить. Думаю, друзья, биографы и переводчики Жадана этот его подарок вполне оценили. Остальных же, ищущих пассивных литературных удовольствий, в данном больничном случае следует просто игнорировать.

Разговоры о механизмах писательских откровений длинны и здесь неуместны. Замечу только, что в "Анархии" на давно сложившийся жаданский иронико-метафорический, очень комфортный, мягкий и защитный язык парадоксально наложилась вдруг возникшая вера автора в силу недвусмысленного прямого, и часто жесткого, высказывания.

* * *

Уроки "Анархии" для самого автора, видимо, не прошли даром. Сегодняшний Жадан, скорее, сатирик, чем что-либо другое. Никаких намеков на невольные откровения в его следующих мастерских книжках нет. Но он еще изменится, будьте уверены. Переживший превращение никогда не вернется домой.