Неформалы 2000ХХ. Приключения авторитета

Словарь:

"Комиссар" - лидер, вожак, сенсей, наставник, друг, товарищ, учитель... Ненужное вычеркнуть.

"Клуб" - любая малая неформальная группа, команда, в том числе называющая себя редакцией, театром, партийной ячейкой... Продолжить по надобности.

Предварительная установка

Подростки и юноши не дошколята и вообще-то не склонны уважать авансом. Но вот в информационной близости от них появляется нечто яркое: добровольный коллектив с непонятными, а значит, таинственными порядками. Странность и романтичность содержания деятельности клуба, некоторая оппозиция к официозу, общественному мнению, ореол чудака вокруг комиссара создают клубу рекламу и притягательность. Процесс этот идет сам по себе, и нужно просто ему не мешать. Например, не создавать видимости благополучия отношений с окружающим миром. Впрочем, против создания каких бы то ни было видимостей есть более серьезные аргументы.

Контакт

Первые секунды и минуты общения людей: внешность (в том числе одежда), повадка, а главное - ощущение сочувствия, а затем симпатии. Может, для учителя это не так важно, как для друга, но и не мелочь. Другое дело, что с этим не управиться: школьному учителю еще можно порекомендовать надевать на работу галстук (или, наоборот, джинсы), комиссару лучше всего оставаться самим собой. Не забывая при этом, что сам собой скаут или пионер - когда он в галстуке (разных цветов), скин - во всем черном, металлюга - с заклепками и цепями, панк - с ирокезом.... продолжить по надобности. Да, да, все это - неформалы и о них речь в нашей книге.

Становление

Это самый длительный и самый плодотворный в смысле обучения и воспитания этап.

В это время ученик получает от учителя максимум информации в широком смысле слова, в том числе невербальной. Учитель легко отвечает на вопросы, точно предсказывает результат не только своих и совместных, но и самостоятельных действий ученика, является образцом для подражания. Но эти, важные для всех учителей вообще, свойства, для комиссара имеют второстепенное (после искренности) значение.

Общее правило - не разыгрывать спектаклей - граничит здесь с дидактикой, которая в некотором роде спектакль. Электрический ток удобно представлять течением электронов, более точные описания ввергнут детей в скуку. Но если возникает хоть малейшее сомнение ("А папа сказал, что электрический ток - направленное перемещение электрических зарядов под действием..." и т.д.), то стоит немедленно покаяться во всем вплоть до уравнений Максвелла. Если же спрошено будет, что из этого поймет ученик, следует ответить: поймет, что комиссару нечего скрывать.

Вопросы "Правда ли, что вы нас хитро воспитываете, и как?" или "А кто вам за это платит?" так же естественны, и попытка утаить ответ от молодежи, тонко чувствующей фальшь, никому не пойдет впрок. Напротив, чем каверзней вопрос, тем паче чистосердечное признание сблизит комиссара с членом клуба, причем из семантического содержания ответа вьюноша воспримет ровно столько, сколько ему в данный момент надо, чтобы не ранить неокрепшую душу преждевременным знанием (по известному русскому принципу: дурак не поймет, а умный скажет, что так и надо).

Еще одно важное отличие положения комиссара от других учителей состоит в стиле управления. Прямое руководство, назидание и даже постоянная демонстрация личного примера вредят авторитету, если не сразу, то в будущем. Но позволить ученикам учиться только на своих ошибках - другая крайность: они станут примерять каждый гвоздь ко всем стенкам и ничего толком не построят. Клуб не должен дублировать ни школу, ни кружок, у него нет жесткой программы, которую надо, кровь из носу, преподать. Научить самостоятельно принимать решения, действовать и отвечать за это нередко куда важнее, чем ремеслу.

В любой группе людей параллельно решается несколько задач: внешней и внутренней деятельности. Например, в коллективе коммерческой фирмы даже без специальных обучающих мер в процессе работы происходит повышение квалификации персонала. Вопрос в их соотношении, приоритетах, распределении ресурсов группы.

Большинство неформальных групп декларируют как основное содержание деятельности работу на внешний мир, но внешний наблюдатель не всегда согласится с адекватностью этой декларации. Какая задача и когда оказывается в первых рядах - выбирает сама группа, и не всегда авторитет способен переустроить эту действительность. Даже если группа является низовой ячейкой организации, "начальству" приходится считаться с реальностью, во всяком случае, степень "начальствования" на порядки ниже, чем в формальных организациях.

Потому позиция комиссара обычно дальше от менторства, чем школьного учителя или тренера. Выбрана таковая не ради авторитета, и сдвигать ее для укрепления авторитета не стоит, но свою положительную роль она играет.

Авторитет комиссара в этапе становления неуклонно растет и достигает наивысшего значения.

Сотрудничество

Сотрудничество начинается, когда клуб впервые принимает решение, не повторяющее предложенного комиссаром. Задачи этапа можно считать выполненными, если такая ситуация стала повседневной и никого не удивляет. Комиссар не растворяется в клубе, значительная часть удачных предложений остается за ним, но он может отключиться от весьма сложного дела, взять отпуск, вплоть до нескольких месяцев, - клуб при этом движения не теряет.

Только в контакте, становлении и сотрудничестве и существует педагогическая деятельность комиссара: до того он занимается оргбытвопросами, а после - может вообще ничем не заниматься.

Авторитет комиссара-соратника ничуть не меньше, чем заслуженный ранее авторитет комиссара-учителя. Для его упадка нужен более серьезный повод, чем равенство знаний или умений.

Развенчание

Такой повод возникает, когда ученики, доучившись до уровня обобщений, замечают, что полезность внешнему миру, к которой все на словах стремятся, нередко ограничивается именно комиссаром. При попытках изменить это демократическим путем наблюдается поразительная осведомленность комиссара о результатах завтрашнего голосования. Эти и подобные, очень ощутимые в подростковом и юношеском возрасте, противоречия между словом и делом накапливаются, при очередном случае у кого-то наступает озарение, вызывающее цепную реакцию, и происходит событие, известное, наверное, всем, кто был связан с эффективными неформальными группами: бунт стариков. В бурном потоке бунта всплывает, что комиссар, прикрываясь красивыми лозунгами и ловко создавая видимость внутриклубной демократии, хитро управляет клубом для осуществления каких-то своих целей. О том, каковы эти цели, могут возникнуть споры, общее мнение возникает редко. Но многим ясно, что гнусные, поелику цель определяет средства, а средство - якобы обман.

(Нравственная проблема здесь есть, и далеко не бесспорная. Можно надеяться, что комиссары не до глубины души верят в свою правоту.)

В развитии бунта авторитет комиссара падает до нуля и на этом не останавливается. По инерции бунтари наделяют негативной оценкой то, что в более спокойном состоянии духа сочтут вполне приличным.

Принимая самые причудливые формы, бунт может свергнуть комиссара, ограничить его права, расколоть клуб на два или больше и многое-многое другое. Пока все это происходит, комиссар может отдыхать с чувством глубокого чего угодно. После развенчания авторитет комиссара занимает крайнее нижнее положение. Затухание бунта знаменует начало или продолжение работы со следующим поколением.

Порой руководитель клуба не дожидается бунта, а производит выпуск (достаточно распространенный среди неформалов термин), в качестве давней клубной традиции, как раз в период начала его вызревания, когда подросшее поколение уже хочет само, но еще не дозрело до выступления. Поскольку сроки кризиса примерно понятны (вокруг трех лет) после набора новичков - понятно и время выпуска. Бывает, что оно прямо оговаривается уставом клуба или другими документами. Если набор группы новичков производился одновременно, то и выпуск оказывается групповым.

С каждым новым циклом поколений клуб стареет, постепенно внешние или педагогические цели подменяются общей для любой старой организации целью самосохранения, эффективность обучения и воспитания падает, ученики меньше научаются самостоятельно мыслить, авторитет не достигает высокого уровня и падение с его вершин происходит не так шумно. Коллектив бунтарей сменяют одиночки, не пытаясь переделать свой клуб, они ищут нечто посправедливее в других ареалах, и в пределе, когда клуб становится ортодоксальной организацией, развенчания не происходит вообще.

Прощание

После выпуска из клуба регулярное общение с комиссаром возобновляется редко. Изменения претерпевают воспоминания о нем, по обыкновенным свойствам памяти - идеализации и обобщения. Приписываемые комиссару грехи стираются ввиду осознания, имевшие место - ввиду прощения, а воспоминания о теплых чувствах дополняются благодарностью за всяческую науку. Авторитет медленно переваливает нулевую отметку. Дальнейшее его повышение связано с догадкой, хотя бы смутной, что благородные альтруистические идеалы деятельности ради всеобщего счастья хотя порою и были всего лишь ширмой, но, вероятно, для не менее благородных целей воспитания членов клуба. В результате прошедшие в юности через такого рода команды чаще всего считают, что комиссар сыграл в их жизни важную роль, личность он незаурядная, но и сволочь порядочная, хотя сволочит находясь в состоянии самообмана, может, даже бескорыстно, из лучших побуждений.

Продвинутые теоретически или эмпирически (не впервые создающие группы) лидеры осознают старение группы и связанные с ним бунты как естественное явление социальной природы и умеют использовать его для пользы своего дела. Конечно, если не страдают организационным фетишизмом, если ценность деятельности выше приятности "групповухи". Закономерности деления прогнозируются и используются для роста сообществ. Бесконфликтное размножение многократно увеличивает не только численность, но и эффективность деятельности всего сообщества, так как разделенные клубы сохраняют дружеские и деловые связи, а порой и единую оргструктуру. В последнем случае возникшее сообщество продолжает мыслить себя как продолжение и развитие той же организации.

Обычно положительный авторитет, не сравнимый, конечно, с тем, что был при сотрудничестве, стабилизируется через 3-6 лет после выпуска из клуба. Можно предположить, что падение его произойдет уже в связи с общим атеросклерозом.

Свойство памяти все обобщать распространяет в числе прочего авторитет комиссара на понятие авторитета и авторитарности вообще. У выпускника может быть свое представление о том, что такое демократия, но ни в клубе, ни где-нибудь в другом месте он таковой не видел, а увидев, отнесется с большим недоверием и начнет выискивать спрятанный за ней культ личности в надежде не позволить впредь водить себя вокруг пальца или любого другого предмета, за палец выдаваемого.

Сопротивление - вперед!

Рассказывает Илья Будрайтскис:

Мы - политическая организация. К нам приходят не по личным интересам или взаимным симпатиям, чтобы весело проводить время, - к нам приходят люди, которые разделяют определенную политическую программу и собираются вместе работать над ее воплощением.

Для нас важно не содержание политической программы, а факт осознания рассказчиком принципиальной разницы между группами, нацеленными на внешнюю деятельность или эмоциональный комфорт своих членов. Частный случай неформального сообщества, целью которого является внешняя, а не внутренняя деятельность мы здесь называем "информальным".

"Социалистическое сопротивление" появилось в СССР в 1990 году как часть международной марксистской троцкистской организации "Комитет за рабочий интернационал" (Committee for the workers international). Представитель Интернационала Роберт Джонс поселился в Москве и стал основателем и лидером национальных секций России, Украины, Казахстана и Молдовы.

Вы вообще представляете, как работают левые радикальные организации Европы, в частности Англии? Крупная троцкистская организация, которая состоит из нескольких тысяч человек, имеет отделения в профсоюзах, регулярную газету, участвует в выборах. У всех организаций левого толка очень четко выстроена структура исключительно на политической мотивации, и эти организации всегда имеют собственные политические кадры. Роберт состоял в "Социалистической партии" одной из крупнейших в Англии троцкистских организаций. Как и в любой крупной организации, там существует свой круг "фултаймеров" - освобожденных работников. Но представление о том, что такое освобожденный работник, там другое, чем здесь. Здесь люди понимают, что освобожденный работник - это человек, который выиграл приз, что он свой в кругу, может хорошо жить, получать нормальные деньги, занимаясь любимым делом. Там освобожденный работник - это человек, который получает зарплату ниже пособия по безработице. Человек, который живет буквально впроголодь, - я сам там был и видел. Они снимают за 500 евро дом, в нем живет 20 человек, и каждый день они работают по 14 часов в сутки. С утра едут к какому-то заводу продавать газеты, днем на какое-то собрание, вечером клеить листовки, а ночью пишут статьи для газеты. У них четко распределены обязанности. Есть освобожденные работники, которые работают для газеты. Их еженедельная газета существует, значит, должен быть какой-то постоянный штат, чтобы реально ее делать. Есть люди, которые ответственны за работу в профсоюзах, и они занимаются только этим. Есть люди, которые занимаются регионами, есть люди, которые занимаются Интернационалом. Роберт в Англии был освобожденным работником, который занимался взносами, финансами и кассой в каком-то регионе. То есть среднее звено. Не потому, что существует какая-то жесткая иерархия... Там есть люди, которые двадцать лет в организации и никогда не были в руководстве, но при этом их всех знают и уважают, потому что они 20-30 лет отдали организации, являются частью ее истории, носителями традиций. Вот Роберт такой. Они его сюда командировали, но во многом потому, что у них было мало вариантов. Был один человек, член руководства Интернационала, видный интеллектуал Алан Вудс, профессиональный переводчик, хорошо знающий русский язык. Он хотел сюда поехать, но приняли решение, что его нужно оставить на международной работе. Стали искать, кого бы еще можно было послать, кто русским языком владеет. Так Роберт оказался в Москве.

С его лидерством изначально было ключевое противоречие. У нас уставной принцип демократического централизма, коллективное руководство - международный исполком. Фактически Роберт все крутил. Он искренне считает себя единственным представителем правильной политической линии. Все серьезные решения, в том числе в острых конфликтных ситуациях, вплоть до решений об исключении из организации, он принимал лично на основе своих представлений о том, что нужно, что не нужно.

Большинство неформальных групп именно таковы. Им очень хочется казаться самим себе самоуправляемыми, и им это удается... казаться... до поры до времени. В действительности в разных неформальных группах степень коллегиального самоуправления различна. В одних традиции ситуативного лидерства достаточно развиты, в других развиты слабо, и организация деятельности завязана на очень узкую группу лиц, которая все и решает. Потом это противоречие становится основой конфликта, раскола, распада.

Илья рассказывает нам свою историю через 10 лет после ее начала; он-то и другие ребята с большим групповым "стажем" ("старики") уже все это осознали и, как следует из дальнейшего рассказа, реализовали:

Я пришел в "Соцсопротивление" в 1996 году, мне было 16 лет, и я был одним из самых младших. Группа была очень вялой, в ней было человек 15 в возрасте от 30 до 40 лет. А потом пошло омоложение и развитие.

Ядро - это человек 5-6 активистов, а остальные - это среда, которую мы можем привлечь на акции - 15-20 человек. Организация полностью добровольная, существует на энтузиазме, и сверх того мы платили взносы. Я, как школьник, давал одну сумму, работающие люди - другую, а британский товарищ, тоже работающий, - третью.

Основная деятельность - это издание и распространение газеты. Газета была зарегистрирована, а организация - нет. Тираж, от 2000 до 4000 экземпляров, рассылали по городам. Сеть распространения в 1997 году включала регионов 20-25, то есть была значительно шире, чем собственно организация. Еженедельно организовывали информационные пикеты, раз в несколько месяцев - открытые собрания и дискуссии.

Рассказчик застал конец предыдущего цикла - группу в мемориальной фазе, о чем говорит вялая деятельность, возраст активистов 30-40 лет, минимальное число привлеченных участников акций.

В 1997-1998 годах мы начали проводить летние молодежные политические лагеря, инициировали "Левое антифашистское сопротивление" - объединение разных политических течений. Например, было много анархистов, причем в таких регионах, где у нас не было никаких групп: Краснодар, Липецк, Новороссийск.

Группа не только омолодилась, но и обросла своим кругом, причем не только из троцкистов, но и из других движений. Как следует из дальнейшего рассказа, с 1998 года под старым названием начинает действовать фактически совершенно другая группа - молодежная и энергичная, наблюдается резкий всплеск внешней деятельности. От этого момента мы и отсчитываем начало нового цикла.

После дефолта 1998 года пошел большой приток новых людей за счет резкого "полевения" молодежной среды. Были созданы группы в Воронеже, Ярославле, Караганде, Алма-Ате, Воркуте, Усть-Каменогорске, Житомире, Черновцах, Львове, Харькове, Донецкой области, Саратове. Параллельно шло сотрудничество с рабочими движениями, независимыми профсоюзами.

Организация состояла из многих групп различных городов. По сути, это был круг небольших, слабых в численном выражении, но весьма активных групп. Показательно описание московской организации. Есть ядро и аура. "Флэш-групповой" актив еще предстоит нарастить.

Нашего товарища в Уральске арестовали якобы за оскорбление президента Казахстана, а фактически за организацию забастовки на заводе "Металлист", в которой участвовало более 2000 человек. Мы постоянно пикетировали посольство Казахстана, организовали через товарищей по Интернационалу кампании в других странах. Прорвались на пресс-конференцию к Назарбаеву в Москве и задали ему вопрос по поводу суда в Уральске. Очень многое было сделано, и реально был успех: организатора забастовки вынуждены были отпустить.

В 2001 году состоялся второй, но, можно сказать, первый полноценный съезд. В межнациональную организацию входило около 200 активистов, было хорошо налажено общение с другими городами, мы ездили к ним, они к нам.

Одновременно начались внутренние конфликты. Например, воронежскую группу составляли люди, сидящие на западных грантах. Они присоединились к нам, а одновременно состояли во многих экологических и правозащитных организациях, жили параллельной жизнью в той и этой среде. Это порождало массу вопросов: они в Международной хельсинкской группе говорят о своих марксистских убеждениях? как они там политическое лицо нашей организации отображают?

Политически грамотные члены организации не были принципиально против правозащитной деятельности. Если она полезна, помогает выходить на какие-то новые круги - ну, пусть и другие группы в нее включатся. Но воронежские товарищи как раз были принципиально против такого включения. Они были завязаны на Роберта, и он постоянно их защищал. А наши инициативы, идейно более близкие, но более независимые, например создание российского ATТAC, критиковал. Но мы его все же создали. Ту же подоплеку имел конфликт с киевской группой, которая проявила инициативу выпускать свой журнал, а Роберт им пытался запретить. Но через некоторое время они его все равно начали издавать, в форме бюллетеня. И другие примеры были. Вообще-то у Роберта всегда находился ключевой враг внутри группы, который портит атмосферу, все делает не так. Такая у него черта была. В 2001 году это были киевляне, в 2002-м - я, а в 2005-м им стала Маша.

В организации назрел кризис. Если бы организация состояла только из одной группы, то кризис 2001-2002 годов, вероятнее всего, стал бы концом очередного цикла, начатого в 1998-1999-м. Но к этому времени организация уже представляла собой систему, или очень-очень устойчивый круг. Об этом говорит, с одной стороны, стремление групп к независимости, хоть и не полностью реализованное, а с другой - стремление проводить общую политику. Организация перешла на новую схему межгрупповых отношений с б ольшей самостоятельностью секций и групп, но единой структурой - это типичный признак успешного развития системы.

Переход от автономного клуба к кругу или системе удлиняет время жизни неформального объединения до 7-9 лет. Кризис, таким образом, отодвигается, что мы и увидим в последующем изложении.

Этот компромисс с самого начала таил очень серьезную опасность. Постепенно развивалась ситуация, когда мы говорим одно, а делаем реально другое. Например, киевляне создали "международный отдел" - секретный проект добывания средств для украинской организации. Я не хочу про это рассказывать. Это были не такие уж экстремальные способы... Но такие, что предание их общественности вызвало бы скандал. К 2003 году "секретная" информация была известна всей украинской организации и части российской, кроме Роберта. Многие даже участвовали в каких-то отдельных эпизодах. Средства были не очень большие, в среднем 1000 долларов в месяц, но они позволили киевлянам снять квартиру и устроить там полноценный штаб, платить скромную зарплату освобожденным работникам.

Организация не смогла связать информальными связями всю систему целиком. Характер описанных отношений показывает, что группы и отдельные лица, входящие в организацию, не совсем доверяли друг другу, то есть постоянно балансировали между фазами коллектива и ассоциации. Характерно, что в понятие "наши" Роберт уже не включен.

Украинская секция стала самой крупной, в ней велась большая работа (создание профсоюзов, успешная защита прав рабочих в судах и многое другое). Но начались проблемы внутри секции. "Международный отдел" жил как бы своей жизнью. Подозрений, что деньги тратятся на личные цели, не было, потому что там все реально контролировалось. Средства шли на инфраструктуру. Но в 2003 году часть ведущих украинских активистов стали бороться с такой системой взаимоотношений, когда киевское руководство получает зарплату и тратит время не на организацию, а на добывание для нее денег, а основную работу ведут энтузиасты.

Ну, замечательно, что деньги добывают, но это люди, которые являются нашим руководством, а при этом организацией не занимаются, а занимаются другим.

Типичный бунт стариков.

Московская группа развивалась в другом направлении, с июля 2001 года став инициатором и одним из координаторов антиглобалистского движения в России. Мгновенно пришли человек 150 новых молодых людей, которые ни в каких организациях раньше не состояли. Мы совместно с товарищами из дружественных организаций участвовали в организации поездки в Геную на саммит "Большой восьмерки", в учреждении российской ATТAC, Всемирном дне действий против ВТО. На регулярные акции в Москве собиралось до 200 человек.

На май 2002 года, под саммит "Россия-Евросоюз", мы запланировали очень крупную акцию на Пушкинской площади. Заблаговременно получили официальное разрешение властей, а за день до акции власти ее запретили. Мы уже и сами были не в силах отменить - объявления расклеены, приглашения разосланы, обзвонка, автобусы из других городов заказаны и тому подобное - мы два месяца работали.

Все выходы из метро были перекрыты. Большинство пришедших стояли за милицейским кордоном, а на площадь успели попасть около 100 человек. Пришел и пытался нас поддержать О.В Шеин: как депутат Госдумы по закону он имеет право проводить публичные встречи с избирателями без уведомления. Но это не помогло. Приехал ОМОН и просто стал всех избивать на глазах у журналистов и телекамер. Тридцать человек забрали в милицию, в автобусе избивали. К отделению милиции приехала группа поддержки человек под 200, были журналисты, там уже не избивали, и где-то в час ночи нас выпустили. Естественно, резонанс был огромный: новости по всем телеканалам, первые полосы газет. В пресс-конференции я участвовал как представитель "Соцсопротивления". Вместе с Шеиным, Кагарлицким и разными другими людьми.

За три года организация по мощности выросла более чем на порядок и вышла за пределы, когда ее можно "не замечать", ворвалась в информационное поле. Закономерности развития б ольших или меньших по численности организаций точно такие же.

Впечатление, которое эта акция произвела на Роберта, было совершенно другое. Он был настроен мрачно, говорил, что в антиглобалистском движении есть опасность потерять нашу идентичность. Такое его любимое выражение - "потерять идентичность". Был еще ряд конфликтов, как бы мелких, но практически непрерывных. Не буду их подробно описывать, все они укладывались в одну схему. На поверхности - претензии в отношении нашей увлеченности антиглобалистским движением и потерей идентичности. На самом деле - глубже: Роберт начинает терять позиции руководителя и барометра правильной политической линии, перестает контролировать организацию. Кстати, мы стали менее зависимы от Роберта ресурсно: молодежь подросла и стала самостоятельно зарабатывать. Он больше не является незаменимым лицом, более того, без него все идет нормально и даже лучше, чем с ним. Нет, это не межличностный конфликт. Это конфликт модели управления организацией. Роберт искренне считает, что он единственный, кто придерживается правильной политической линии.

В 2003 году мы организовали крупные акции против войны в Ираке и в Чечне.

Группы системы развиваются, используя общий опыт, осваивая успешные технологии других групп и отбрасывая неудавшиеся эксперименты.

И конфликты продолжались. Подозрительность в отношении друг друга стала общим правилом и приводила иногда к каким-то локальным вспышкам.

В августе 2003 года случилось то, что должно было случиться с "международным отделом". Все раскрылось, был очень большой международный скандал. Западный Интернационал об этом в первую очередь узнал, после этого у них было очень много проблем, это сильно ударило по репутации. Пять человек из верхушки украинской секции были исключены из "Соцсопротивления" и Интернационала. Для этого как бы были комиссии, собрания, переговоры, расследования, разборы полетов... На самом деле все было решено лично Робертом на основе его личных представлений о том, что нужно, что не нужно. Интернационал в ситуации не очень разбирается, он Роберту практически абсолютно доверяет, как человеку, который здесь живет, который их представитель в этой части планеты. Любое его решение было бы понято.

В Украине начался развал группы. Было поставлено жесткое условие, что нельзя поддерживать никаких политических и желательно личных контактов с исключенными. Фактически же все продолжали общаться, это вело к дальнейшему напряжению и ускорению развала. Сейчас "Соцсопротивления" в Украине нет.

Украинская секция просуществовала примерно четыре года, с 1998-1999-го по 2002-2003-й, очень интенсивно действовала, выходила на новые формы. На ее обломках уже есть две независимые группы, которые не имеют отношения ни к "Соцсопротивлению", ни к Интернационалу, ни друг к другу: "Ливица" ("Левая инициатива") и группа вокруг сайта contr.info.

История киевской группы типична для информальных групп. Типичной по не зависящим от идеологии социологическим параметрам: численности, эффективности внешней деятельности, структуры (количество групп и формы связей между ними), длительности существования. И последствиями, которые мы не считаем столь пессимистичными, как автор рассказа. Вследствие конфликта и раскола из одного сообщества получилось несколько других. Они так размножаются! Содержание деятельности новых сообществ изменилось, применяясь к требованиям времени, текущей ситуации.

В России были определенные репутационные потери, но мы сумели из них достаточно быстро вылезти. Продолжился рост, возникали группы в других городах, например в Тюмени, в Новосибирске. В Казахстане шло очень большое развитие. В 2004 году мы стали соучредителями "Молодежного левого фронта", в который вошли кроме нас АКМ и комсомол.

Потом появился просто "Левый фронт", уже без приставки "молодежный". Его описывают обычно так: вот Илья Пономарев - создатель. Если читать Данилина, то он там пишет именно так. У Данилина там полная просто шиза. Я тоже там упоминаюсь - как активист "МЛФ". На эту книгу я не стал бы вообще ориентироваться, там описана просто ахинея. Данилин опирался на поверхностные источники, на какие-то сайты, на свои собственные представления о том, что такое молодежная политика, к которой он, естественно, мало отношения имел, я имею в виду реальную деятельность. У Данилина такой перегиб, что это либо мода, либо там какие-то партийцы организуют. Левые организации почти никак не описаны.

Все это имеет больше отношения не к реальности, а к представлениям Глеба Павловского, как молодежная политика должна выглядеть. Ну, собственно, как и все издательство "Европа", в книгах которого на бумаге создана такая реальность, которую Глеб Павловский хотел бы понимать и описывать. Пишут о молодежной политике "разводилы", которые воровали на Украине деньги, на них создали издательство "Европа" после проигрыша Януковича на выборах и которые, собственно, в этих терминах пытаются описать молодежную политику. Что пришли какие-то молодые люди, стали "пилить" деньги, у них сложились разные неформальные отношения, это все сейчас очень модно, на этом можно заработать, давайте рассмотрим, как все это строится. Естественно, никакого отношения к реальности это не имеет, потому что все организации, которые строятся исходя из таких представлений, разваливаются, как только заканчиваются деньги. Там отношения очень простые. Скажем, организация "Молодежная Родина". Закончились деньги, им перестали выплачивать зарплату - организация закончилась. Когда были деньги - у них были прекрасные отношения в группе, они пили вместе, в рестораны ходили. Их перестали финансировать - все!

Илья хорошо осознает, что законы жизни неформальных сообществ иные, чем формальных групп. Отсюда его раздражение, когда левое движение, которое развивается, по мнению Ильи, как неформальное и снизу, начинает описываться языком моды (то есть тусовок) или языком бюрократического партийного строительства.

Хотя, конечно, чистых видов не бывает. В том же комсомоле капээрэфном присутствуют какие угодно типы. И те, кто работают за деньги, и те, кто совсем по-другому, - все виды мотивации есть.

МЛФ - новый этап нашей деятельности. Мы - "Соцсопротивление" - были самыми малочисленными, но лучше всех в смысле организованных и подготовленных политических кадров и стали играть важную роль, инициировать различные политические акции, наполняя их своим содержанием. Казалось, что все кризисы уже позади. Не было внешних поводов для обострения, как, например, скандал с Киевом. Активность очень большая была. Пошли акции "Антикапитализм", например. Но при этом отношения внутреннего недоверия росли и развивались. И просто стало уже невозможно!.. Роберт стал утрачивать понимание того, что происходит, а происходило сразу много всего.

Роберт - человек, у которого нет собственного представления о стратегии организации. Например, я ему говорю: "Есть такая инициатива войти в МЛФ. Это поможет развить нашу организацию вот так и так". Он говорит: "Ну, вот здесь есть проблемы... Тра-ля-ля...". Начинает бурчать, приводить какие-то второстепенные возражения. Тогда я ему говорю: "Хорошо. Твои предложения? Не участвовать?" Тут он сразу замолкает, смотрит в стену куда-то: "Ну, я конечно так не говорил...". Он просто не знает. Ты не сталкиваешься с каким-то другим предложением, а ты сталкиваешься просто с недоверием к тебе. Собственной политической стратегии он никогда не формулировал. Он контролировал людей, которые формулируют и проводят политическую стратегию.

Если для руководителя не важна стратегия, не важен конкретный политический курс, то важно что-то другое. Но что это "другое"? Это организация сама по себе. Организация является самоценностью. Перерождение профсоюзов, перерождение социал-демократии, в конечном итоге перерождение большевистской партии - все они во многом связаны как раз с той тенденцией, которую мы расценили в нашем заявлении о выходе из "Соцсопротивления" как организационный фетишизм (термин введен современным марксистским теоретиком Эрнстом Манделем в книге "Власть и деньги: общая теория бюрократии"). Он сводится к тому, что партия - это "орден меченосцев", что партия несет в себе в конечном итоге образ будущего общества, что партия есть такое будущее, которое существует у нас просто здесь и сейчас. Сознание того, что партия есть что-то иное, отличное от остального общества, и вот это представляет подлинную ценность, оно является чрезвычайно опасным и верным симптомом того, что это ситуация перерождения.

Кризисы и расколы нередко способствуют теоретическому осмыслению, помогают прийти к новым выводам, на которых строится работа по-новому. Это очень важная позитивная роль кризисных ситуаций. Не все группы ее используют, многие просто скатываются к межличностным конфликтам и склокам. Но те, кто использует, - обогащаются интеллектуально, а порой потом и организационно.

Здесь есть еще один важный момент. То, что рассказчик, пересказывая классика, описывает как :"[наша организация] ...есть что-то иное, отличное от остального общества, и вот это представляет подлинную ценность" - типично для очень многих неформальных организаций. (И для неформальных компонентов формальных организаций.) Слово "перерождение" используется как негатив, но мы не так категоричны. Известны успешные, с большой эффективностью внешней деятельности информальные группы и организации, для которых такое видение мира - норма.

Мы подходим к точке раскола. 2005 год. Там масса подробностей: были интриги, доносы (внутренние), провокации, подлости, кто-то кого-то подставлял хитроумно, чтобы на него не пало подозрение, но все это быстро вскрылось.

Кризис может происходить по-разному. Либо это уход, мирное разделение. Это вариант будет описан в другой главе нашей книги. Либо лобовое столкновение. Резко портятся, казалось бы, дружеские отношения. Группа проваливается в фазу адаптации, разбивается на микроединицы. Начинается время интриг, взаимных обвинений, недомолвок и недоразумений. В этот период вся активность группы переходит вовнутрь. Внешняя деятельность становится не только нулевой, но нередко и отрицательной - разрушительной.

Мы боролись за смену руководства, опираясь на устав: съезд - высший орган - должен проводиться раз в два года, а его не было уже четыре. Необходимо срочно созывать съезд, проводить перевыборы руководства, нужно обсуждение нашего внутреннего устройства. Роберт сразу понял, к чему все идет, и среагировал очень жестко: "Никакого съезда!" Все уже понимали, что дело идет к расколу, но приняли компромиссный вариант, такой "микс" съезда и исполкома. Мы опубликовали подробную платформу, в которой был анализ существующих в организации проблем, наши конкретные требования.

Изменилось содержания понятия "мы". Раньше рассказчик говорил "Мы - "Соцсопротивление". С этого момента "мы" - это группа раскольников, в которую входит рассказчик.

Опять типичный бунт стариков, но уже в другой группе. Явление "бунт стариков" свойственно контактным группам, но не кругам и системам, которые и живут дольше в значительной мере за счет того, что циклы активности разных групп расфазированы, а выпадение любой группы не фатально для существования всей системы.

Два дня шла возбужденная дискуссия. К общему мнению не приходили никак, а если где-то намечалось большинство и кворум, то Роберт просто говорил: "На это мы никогда не пойдем! Я - лидер российской группы. Я был избран секретарем".

У нас не было в уставе такой позиции, что в исполкоме есть один человек, который является кем-то особым. Секретарь у нас не более чем ответственный за подготовку и ведение собраний.

Тогда Роберта спросили: "А кто ты? Ты представитель Интернационала в России? Или ты наш представитель в Интернационале?"

Потому что он был член исполкома Интернационала от российской секции, не сам по себе. На что он, подумав, сказал: "Я оба".

После чего ему сказали, что если "ты оба", то уже нечего дальше обсуждать: ты не переизбираем, не подотчетен никому. Это реально патовая ситуация. В общем-то, так всегда и было. До нас это и раньше дошло. Просто постоянно всегда в последний момент вылезала точка зрения, что единство организации важнее, что раскол - это очень плохо, и она раньше побеждала.

Разногласия между писаными и неписаными законами, между демократическими процедурами и реальным лидерством - это типичный, но не единственный вариант бунта стариков.

Все, кто подписал платформу, заявили о выходе из "Соцсопротивления". Группы в разных городах заняли разные позиции. С нами осталась самая молодая и активная часть. В конце сентября 2005 года состоялась учредительная конференция новой организации "Социалистическое движение "Вперед". Очень много пришлось начинать с нуля. В "Соцсопротивлении" остались все ресурсы, регистрация газеты, раскрученный сайт, известное название. Мы сознательно за них не боролись, потому что хотели создать другую организацию. Мы провели ряд акций и начали звучать в общем поле. В октябре 2005-го мы хорошо подготовились к срыву публичной лекции в Москве Даниеля Кон-Бендита. Не то чтобы сорвали, но шуму наделали. Сначала на форумах и в ЖЖ, а в декабре на передачу телеканала "Культура" в ток-шоу Виталия Третьякова меня пригласили уже от имени "Вперед". Организация стала восприниматься как состоявшаяся.

Мы полностью живем на свои собственные средства. Денег на аренду штаба у нас нет. Текущие собрания московской группы проводим у меня дома. Для семинаров находим какие-то одноразовые углы. При этом во многих городах идет рост рядов и сети распространения нашей новой газеты "Вперед". В движении "Вперед" в Москве сейчас половину актива составляют новые люди, которые никогда в "Соцсопротивлении" не состояли.

Цикл активности "Соцсопротивления" - 1997-1998 гг. по 2005 г. Семь-восемь лет, типичный срок жизни системы. Потом раскол и новый цикл активности уже новой группы с лидерами из числа взбунтовавшихся стариков. Новая группа приняла новое название. Произошло размножение, так как старая организация тоже сохранилась. "Вперед" же создает новый круг, перед ним стоит задача перерасти в систему и позже в субдвижение троцкистского направления. А может, и не троцкистское? Ведь группа начала теоретическое переосмысление своей деятельности... Отсчет нового цикла начат: 2006 год.

Примечания:

(1) Название предложено А.В. Шубиным. Александр Шубин. О пользе конструктивного утопизма.

       
Print version Распечатать