На память будущему

Шипова Т.Н. Фотографы Москвы (1839-1930). Биографический словарь-справочник. - М.: Совпадение, 2006.

На подаренном мне экземпляре книги "Фотографы Москвы (1839-1930)" авторская надпись: "Давай помнить жизнь нашу в ГЛМ и всех наших близких, работавших с нами..." Она и определила жанр рассказа о книгах Татьяны Николаевны Шиповой: не рецензия (Боже упаси!), а воспоминание.

Почти 25 лет назад, в 1984 году, отмечался юбилей Государственного Литературного музея (60 лет со дня основания, если считать с 1924 года, и 50 лет, если считать с 1934 года), и событию этому посвящалась огромная выставка в тогда еще не секвестрированных залах Нарышкинских палат Высокопетровского монастыря, полностью заполнившихся материалами едва ли не впервые извлеченными из недр запасников и организованных в выставку "Сокровища фондов Государственного Литературного музея". К изумлению устроителей немалую часть экспозиционной площади пришлось отвести под старые фотографии и дагерротипы. При отборе материала выполненные в этой технике портреты писателей, сцены из их жизни и интерьеры кабинетов завораживали подлинностью зафиксированных деталей и порождали ни с чем несравнимое чувство сопричастности с прошедшим в одно касание - в глаза били оживающие реалии, не поддающиеся никакой научной реконструкции: дагерротип Мартина Абади воскрешал едва уловимый румянец на щеках А.В.Сухово-Кобылина; с фотографии наваливалась загроможденность, чтобы не сказать захломленность кабинета Н.С.Лескова; обескураживал своей невероятностью луч света, выхватывающий лицо А.И. Куприна, сидящего за письменным столом; несметные числом и ценностью отпечатки выстраивались в хронику жизни великого Толстого, созданную фотоаппаратами его жены и секретаря, В.Г.Черткова.

Экспонирование фрагментов коллекции фотографий ГЛМ стало их публикацией. По следам выставки в журнале "В мире книг" появилась серия статей о фотографичсеких портретах писателей XIX века: нынче ее определили бы словом "промоушн", но в СССР середины 1980-х годов такого слова не знали, тем более в музеях. Выставка и статьи обнаруживали этап зарождения фотографии в России, возникновение нового самостоятельного рода искусства как тему для исследования. Налицо была ее "прозеванность" искусствоведением, пренебрегавшем фотографией. Этой техникой живо интересовались, ценили и даже восхищались, но отношение к ней было сугубо прикладным. Банк данных об истории фотографии, технологии создания и самих создателях был крайне скуден. Пробел этот немедленно проявилось при работе над выставкой, когда оказалось, что сведений о фотографах и их деятельности взять практически неоткуда. Фотосюжеты гипнотизировали и манили своей подлинностью, но оставались обаятельными немыми. Нехитрый набор сведений об авторе, технике, месте и дате изображения был подобен айсбергу - доступная информация оказывалась поверхностной и неполной, а нужных данных справочники не содержали, но их таили сами фотографии - бланки, тисненные медалями, адресами и названиями ателье, датами премий, именами. Теперь подобные данные связывают с узнаваемостью бренда. Вероятно, аналогичным образом вся эта атрибутика воздействовала и в позапрошлом веке, но за давностью лет она потеряла свою информативность. Очевидным являлось лишь то, что продукция фотографических заведений Мартина Абади, Карла Бергнера, Сергея Левицкого, Ивана Дьяговченко, Михаила Трунова, Михаила Панова, Альберта Мея, Карла Фишера, Юлия Мебиуса, Петра Бореля, Мартина Шерера и Георгия Набгольца, а также многих других донесла до наших дней в неприкосновенности облик тех, кто олицетворял собой теперь уже позапрошлый век и его культуру, - писателей (от Гоголя до Толстого), художников, ученых, политиков, государственных и военных мужей. Однако ценность этой продукции нуждалась в переводе из категорий мифологических в исторические. Эта задача и определила тему исследования, ставшего многолетней научной работой Т.Н.Шиповой.

Первой вехой на этом пути стала выставка 1987 года "История московской фотографии". Камерная экспозиция в мезонине дома Аксаковых в Сивцевом Вражке оповещала город и мир о необъятности темы и необходимости ее ограничить. Отныне первоочередными интересами исследователя стали московские фотографы - хроника их деятельности, адреса и история заведений. По крупицам, в раскопах архивов и подшивках старых газет обнаруживались следы и черепки, позволявшие прочитать, понять и проанализировать старые фотографические бланки, сложить разрозненные пазлы в волшебное слово, которое позволит реконструировать всю картину, дающую представление о более чем вековой истории фотографического дела Москвы. И вот в 2001 году после долгих мытарств вышла книга: Шипова Т.Н. Фотографы Москвы - на память будущему (1839-1930). Альбом-справочник. - М.: Изд-во объединения "Мосгорархив"; АО "Московские учебники", 2001. -368 с.: ил. Она удостоилась внимания и положительного отзыва Ю.Герчука, а Ассоциация книгоиздателей присудила ей диплом конкурса АСКИ "Лучшие книги 2001 года" "за уникальность историко-архивного материала и высокий художественно-полиграфический уровень издания...". Однако этот иллюстрированный дорогой том оказался доступным далеко не всем, нуждавшимся в нем. И вот еще одна книга: Шипова Т. Н. Фотографы Москвы (1839-1930). Биографический словарь-справочник. - М.: "Совпадение", 2006. Словарь включает более 200 имен фотографов и почти столько же словарных статей; порядка 2000 адресов фотографических заведений; аннотации; исторический очерк. Титаническая работа. Незаменимый материал для эксперта и историка культуры. Просто любопытное чтение, не лишенное драматизма.

Обе книги вышли уже в эру фотографических биеннале, активной деятельности Московского Дома фотографии, всеобщего интереса к искусству старой фотографии и ее признания. Почти четверть века кропотливой и неспешной работы, увлекательной, но не обещавшей ни скорого результата, ни быстрого успеха, ни легкого пути, принесли автору международное признание.

Базовой частью исследования Т.Н.Шиповой является коллекция Государственного Литературного музея, немалую часть которой можно было увидеть на выставке 2006 года "Золотой век русской фотографии" в Трубниковском переулке. Теперь о ней напоминает альбом: Литература в лицах. Фотографии русских писателей из собрания Государственного Литературного музея. 1850-1916. Авторы-составители: Залиева О.Л., Рудник А.Э., Шипова Т.Н. - М.: "Три квадрата", 2008. На его обложку вынесен тот самый - нежный - портрет молодого Сухово-Кобылина с дагерротипа Мартина Абади.

Но вот загадка: дагерротип датируется началом 1850-х годов, когда Абади работал в Москве. Это тот самый период в жизни драматурга, когда его обвиняют в убийстве Луизы Симон-Деманш и уголовное дело тянется семь лет. Тогда же он пишет первую часть своей трилогии, пьесу "Дело", творческая история которой связана с столкновением Сухово-Кобылина с российской судебной системой. Словом, именно в тот период своей жизни драматург состоял "под убийственным обвинением и требованием взятки в 50 т. р." ( Сухово-Кобылин А.В. 1895 год. 40-летие "Свадьбы Кречинского". Запись для Е.А.Салиаса). Я не хочу сказать, что такое душевное состояние противоречит нежности изображения Абади. Все дело в том, что есть другой портрет А.В.Сухово-Кобылина, живописный. Его авторство принадлежит В.А.Тропинину и датируется он 1847 годом (см.: Сокровища русского искусства. Государственный Литературный музей. М.: Белый город, 2004. С. 16). По-моему, стоит только сравнить эти портреты, и становится очевидным: либо Тропинин писал Сухово-Кобылина не 30-летним, либо к Абади он пришел не в 37 лет. Однако очевидность эта нуждается в разъяснениях и аргументах, способных придать ей научную достоверность, то есть в новых раскопках в архивах и библиотеках и долготерпении.

"Из льдин Кай складывал слова, но никак не мог сложить слово "вечность", чего ему особенно хотелось. Снежная королева сказала ему: "Только сложи это слово - и ты будешь сам себе господин, а я подарю тебе весь свет и новые коньки". Но слово не давалось Каю, он никак не мог его сложить" ( Ганс Христиан Андерсен. Снежная королева // Андерсен Ганс Христиан. Сказки и истории. - М.: Московский рабочий, 1956. С. 250).

       
Print version Распечатать