Вот если надо как-то опошлить идею демократии в нашей стране, то нужно с серьезным видом заговорить о проблеме ЛГБТ сообщества. Сразу получишь по шее. Действительно, ведь есть же в жизни по-настоящему важные штуки. Космос, например. Или вынос Москвы за пределы окружной дороги. А тут всего лишь: как, кого, когда, где и каким способом.
Политический смысл прост и понятен: горожане наглядно демонстрируют властям, что к традиционному большинству, которое "не против" добавилось активное протестное меньшинство. Сколько времени понадобится властям на то, чтобы понять, что игнорировать его нельзя – будет видно.
Феномен распространения неподцензурных текстов впервые проявился в России во времена глубокого средневековья в виде подмётных писем и некоторых оппозиционных публицистических сочинений, тоже тиражировавшихся путём переписывания их от руки.
"Тандем" и его друзья погружают Россию в раствор с соляной кислотой. Теперь разъест все. Причем, разъест при полной уверенности верхов в этом, что система крепка, как никогда, а база поддержки режима инертна и стоит на страже своего благополучия.
Мы должны снова поверить нашим собственным инстинктам: если политический курс, действие или решение кажутся нам не правильными, мы должны найти слова, чтобы сказать об этом.
Политическая трансграничность способна точно так же снести крышу – поэтому ее и опасаются. Сеть европейских регионалистских движений, которые более не привязаны к той или иной бывшей имперской столице, но напрямую общаются на пространстве всего континента, напрочь ломает привычную картину мира у иных московских идеологов, все еще живущих схемами прошлого.
И вот что зрел я. В лучах мощныя прожекторы, по красной дорожке, идет Владимир Владимирович родимый, идет прямёхонько к алтарю. Чело его оголено, черты лица яко сокола, и шапка Мономаха в руках. Вокруг всё в молчаньи, замерла Земля русская, будто обомлела.
Нынешняя популярность таких сериалов, как "Игра престолов" или, например "Борджиа", любование зрителя кровавым средневековым прошлым западной цивилизации, когда непримиримость ценилась гораздо больше терпимости – это знак того, что люди Запада отнюдь не спешат забывать, в каких беспощадных битвах ковался их мир.
"Нае…ли" – сюжет, прославивший Тёму в ЖЖ, теперь стал главной темой политических дискуссий. Это вообще главное духовное переживание для человека, который прочие смысловые проблемы – веры, социальной принадлежности, страха смерти – решил тем, что попросил его не беспокоить. Он против "идиотизма" – реальность должна быть управляемой, как джойстиком.
Главная идея "Мстителей" – смешать в кучу многих супергероев из комиксов компании "Marvel", многие из которых уже примелькались на экранах. Это Железный человек, Капитан Америка, Халк и Тор, а также безвестный Соколиный глаз. Безвестный прежде всего потому, что он – единственный персонаж из компании, про которого пока что не сняли полнометражный фильм.
Кабинет Путина. Внутри – Путин и Сурков, приобретающий постепенно черты Володина. Обстановка почти спартанская. Стол, стул, головы врагов на стенах, тигриная шкура на полу. В углу – куча кандидатов в президенты РФ, один из которых выделяется длиною.
Когда к Таганскому суду Москвы, где продлевали срок заключения подозреваемым в хулиганстве и кощунстве девицам, стянули усиленные наряды полиции, на Пресненском Валу расстреляли прямо в автомобиле бизнесмена и его пассажирку, грабанули аптеку… Ни убийцы, ни грабители по горячем следам задержаны не были. Но они, в принципе, мелочь – банальные уголовники, устоев не подрывают.
С Путиным романтические периоды заканчивались и, наоборот, начинали звучать более жесткие, брутальные ноты. Речитатив "свобода, свобода, свобода…" сменялся на "мочить, мочить, мочить, сопли жевать!"
Учителя начали постепенно "оживать". Сейчас их все больше волнует, как добиваться пусть маленьких, но реальных перемен. У людей появилась надежда, что и от них что-то зависит.
Я был делегирован на некий "межвузовский семинар", посвященный трудностям "внедрения" новейших образовательных стандартов в образовательный же процесс. Принимающей стороной оказалась разношерстная шайка педагогов — так они называли себя, и у них для этого были даже некоторые институциональные основания.
Пермский форум из трансрегионального креативного проекта превратился (особенно в кулуарах) в большую московскую интеллигентскую кухню, где высокомудрые эксперты решали классический для России вопрос: чего же все-таки на самом деле хочет власть?
Разнообразие и плюрализм – это не ценности, подобные свободе и демократии. Тут все зависит от ответа на вопрос "разнообразие в чем?". Европейским интеллектуалам следует защищать свободу и демократию, если потребуется. А в остальное время им следует заняться объяснением и обоснованием.
Особенностью романа Палей оказывается то, что «архетип жертвоприношения» провозглашается в нем условно пригодным, спасительным не для всех. Более того, автор от первого лица заявляет о своей солидарности именно с тем героем, которому "жертвоприношение" не помогло.
Наш театр глуховат к современности, но все же не настолько, чтобы совсем уж ничего не замечать вокруг. Да, можно торить дорогу в искусстве дубовицким, но одновременно выступать за свободу и правду.
Дети остаются один на один со своими проблемами. Им кажется, что об этом никто не говорил и не думал. А то, что пишут Толстой или Достоевский – это что-то заумное и к ним не имеющее отношения.
Становится уже практически бесспорным фактом нашего времени, что современная литература замыкается на «креативном классе» и на эго автора. Становится особой его метой, модным атрибутом по типу айфона.
И вот к какому выводу приходишь, прочитав два, три, десять текстов из "Лимонки в тюрьму": люди с активной жизненной позицией, с обостренным чувством справедливости, стремящиеся зарабатывать большие деньги, любящие рисковать, попросту не могут не оказаться за решеткой.
Когда-то Лейпциг был книжной столицей Европы – и с точки зрения количества и качества издателей, и по уровню полиграфического мастерства местных печатников. Естественным образом здесь возникла и книжная ярмарка, старейшая в мире.
Рассматривая практики классического реализма сквозь призму категории опыта, мы выходим к вопросам, относящимся столько же к литературе и истории литературы, сколько к антропологии культуры, и столько же к прошлому, сколько к настоящему.
Сейчас все винят Госдеп, но уже в тучные шестидесятые чиновники, партийные бонзы, директора заводов чувствовали себя полными хозяевами экономики. Они имели домработниц – советских крепостных. Они пользовались распределителями, государственными дачами и государственными транспортом как своим личным имуществом. Даже в фильмах тех лет нередко показывались большие квартиры, в которых обязательным персонажем была какая-нибудь тетя Нюра, подающая на стол еду.
Столыпин умел видеть в свободе подданных величие страны, нынешние же консерваторы не способны на это. Они – не создатели нового, а потребители былой государственной славы. Для них человек – это винтик государственного механизма, и основная его функция – делать качественной ту картинку "великой страны", которую горе-консерваторы желают ежедневно видеть перед собой.
Индивидуальное членство в партиях и их численность перестают играть какую-либо роль вообще: роль, которую играли прежде партии, может играть один человек, как, собственно, это на самом деле часто и происходит. Наиболее яркий пример – Жириновский, а ЛДПР при нём – дань законодательству и партийным традициям доинтернетной эпохи. Велики шансы на хорошую долю голосов избирателей и у Навального, если он выступит как "человек-партия".
Почему история о том, как Ксения Анатольевна чуть было не поссорилась с Чулпан Наилевной, оказалась столь питательна для наших умов? Потому что дарит нам возможность побыть совестливее кого-нибудь из её участниц. В идеале – совестливее обеих.
Первое прочтение "Фауста" произвело на меня впечатление катастрофы. Я не принял ни одного из героев, почувствовав тогда, что меня обманывают.
Отсутствие жилья у одних и наличие его у других по праву рождения — вот главный фактор, способствующий росту социального напряжения. Ни Путин, ни "Единая Россия", ни сурковская пропаганда не делают такой мрачной и разрушительной работы, как банальное и трагическое отсутствие у многих людей самого необходимого: крыши над головой.