Русская беда с идеологиями - никогда не знаешь, какой сегодняшний "изм" окажется эхом какого-то из вчерашних. Вот и консерваторы вдруг заговорили о политическом прагматизме, дословно повторяя тезис политических подонков начала 90-х годов о многочисленных нахлебниках на теле России.
Консервативный публицист Борис Межуев отметился весьма оригинальной для современного русского консерватора реакцией на последние инициативы президента по трансформации административной системы. Обозвав своих коллег по цеху "так называемыми" консерваторами, он решил восстановить утраченную было идентичность и примкнул к неиссякаемому сонму борцов за политические свободы и всяческие права человека. Попеняв на то, что Президент замахнулся на основы основ - Конституцию, консерватор заключил: все это делается ради того, "чтобы убрать проштрафившегося руководителя". Т.е. во имя сиюминутной политической конъюнктуры. И вообще нынешние инициативы - "продукт совместного правотворчества президентского окружения и террористов".
Фарисейская экзальтация консерватора не вызвала бы сама по себе интереса, если бы речь шла только о текучке политического процесса. Проснувшаяся вдруг любовь к конституции подверстывается под откровенно заимствованные из "перестроечного" дискурса заклинания об ответственности власти перед народом. Оказывается, конституция (священная корова еще просветительского проекта) настолько дорога межуевскому консерватизму, что во имя нее ни в коем случае нельзя покушаться на "и без того дефективную административно-силовую вертикаль власти". Логика здесь обыденно консервативная - законсервировать все как есть, а то хуже будет (справедливости ради надо сказать, что от подобного консерватизма те его адепты, которые у Межуева проходят под определением "так называемые", все-таки довольно давно открестились).
Однако остается вопрос, доподлинно ли конституция является последним основанием суверенного государства? Вслед за Межуевым в этом вопросе уместно сослаться на авторитет Карла Шмитта. Согласно Шмитту, " суверен стоит вне нормально действующего правопорядка и все же принадлежит ему, ибо он компетентен решать, может ли быть in toto (в целом) приостановлено действие конституции"1. Интересно: если уж сейчас раздается такой вой, то что будет, если у власти действительно появится подобная необходимость и она реализует это свое право? Но и вою есть объяснение по тому же Шмитту: " Все тенденции современного развития правового государства ведут к тому, чтобы устранить суверена в этом смысле"2. Так кто же участвует в совместном правотворчестве с террористами? Не "консерваторы" ли? А может быть, в отличие от них террористы лучше знакомы с творчеством классика?
Если говорить по сути, то желание центральной власти укрепить свою вертикаль связано с необходимостью вывести современную российскую административную модель на уровень легального пространства. Набивший оскомину административный ресурс, который до сих пор являлся самым эффективным инструментом политической жизни России, вообще плевал на конституцию и профанировал легальные институты и механизмы власти. Всевластие русских феодалов 21 века - и региональных герцогов и графов, и федеральных "принцев крови" - можно обуздать только радикальной институциональной перестройкой административной вертикали, постепенно сближая две реальности, сейчас абсолютно непересекающиеся - нормативную реальность законов и повседневную административную практику. Понятно ведь, что это сближение может быть только обоюдным: иначе - либо потеря управляемости, либо нелегитимный произвол.
Конечно, такая реформа вызывает серьезное перераспределение позиций, и не может не вызвать противодействия - даже в ситуации, когда вся политика делается "под ковром", без выхода в легальное противостояние. Но вполне очевидно, что президент здесь в своем праве. И если орудием борьбы какой-либо из сторон будет состряпанная на коленке конституция 1993 года, то в условиях фактически объявленного военного положения, она, строго говоря, не является последней инстанцией. Однако власть продолжает поддерживать правовой статус современной российской государственности. Нормы права никто не пытается заменить кавалерийскими наскоками наподобие 1993 года. Хорошо ли это - трудно сказать.
В свете происходящего сегодня многие заговорили о реставрации. Но в реставрации, как и в реакции, есть момент определенной половинчатости - либо меняются вывески при сохранении старых институтов, либо трансформируются последние под старыми вывесками. Возможно, взять власть окажется в состоянии именно та политическая сила, которая не побоится взять на себя ответственность нового правового законодателя. Подобное в нашей истории уже было, когда большевики решились порвать со старой нормативной базой и разогнали Учредительное собрание.
Между прочим, главное обвинение Путину со стороны оппозиции на последних президентских выборах заключалось в том, что он так и не смог разорвать пуповину, связывающую его с ельцинским режимом. Может быть, какое-то количество людей и ждет от президента гарантий неприкосновенности политических свобод образца 21 сентября 1993 года; но остальным нужны ответы на вызовы сегодняшнего дня. И вопрос заключается в том, сможет ли власть дать их определенно и решительно. Беслан уже де-факто похоронил режим, рожденный указом #1400. Кто этого не понял - уйдет со сцены.
Но вернемся к нашим консерваторам. Чего они боятся? Догадаться нетрудно - авторитаризма. "Единственный шанс для России избежать возвращения к авторитаризму, - говорит Межуев, - выделить себя из пространства мировых конфликтов". Россию, дескать, втягивают в мировой конфликт по Вадиму Цымбурскому - "конфликт бедных с богатыми". Пусть они там разбираются между собой, а мы, мудрые и прагматичные, будем стоять в сторонке, в потолок плевать.
Удивительно, но для того чтобы занять подобную страусиную позицию, требуется, как оказалось, "политическая воля". Что ж, трусливый изоляционизм, наверно, и обеспечит нам постыдное прозябание, но как быть тогда с идеей "русского мира", о которой так любят порассуждать на досуге консерваторы-русофилы? Программа превращения России из евразийской в московскую - вот он, достойный финал их патриотических исканий. Бог им судья. Как не может империя быть островком на мировой карте, так и Россия не может замкнуться в автохтонности национального эгоизма, не утратив смысла своего существования. И вот тогда-то ее может действительно не стать.
Призывы к изоляционизму, принципиальному невмешательству в дела мировой политики - удар по и без того пошатнувшейся после последних террористических актов российской государственности, если не сказать - российской субъектности. Либералы перестроечной формации хотели купить будущее благоденствие путем отказа России от обязательств по отношению к ее периферийным регионам. И даже сейчас неизвестно, сколько еще будет пролито невинных слез и крови во искупление охватившего тогда элиту приступа национального эгоизма. Консерваторы нынешней закваски с идеей национального изоляционизма не боятся променять русскую государственность на порцию чечевичной похлебки. Если их призывы, такие понятные и удобные, будут услышаны, уже не только бывшие советские республики, но сама Россия имеет шанс окунуться в море крови.
Примечания:
1 Шмитт К. Политическая теология. Сборник. - М., 2000. - С.17.
2 Там же. - С. 17-18.