Как говорил герой Аркадия Райкина из миниатюры "В греческом зале", "дали три выходных". На этом месте Аркадий Исаакович делал многозначительную паузу, и зал заходился от смеха. Под раскаты июньских гроз, под чад шашлыков пронеслись и наши три выходных, приуроченные к празднику 12 июня, и никто так толком и не объяснил, что мы, собственно говоря, отмечали. Кто-то говорил на американский манер, День независимости, кто-то на почвеннический - День России. На улицах появились плакаты "Слава России!". В лифте в моем доме некий патриотически настроенный подросток нацарапал "Слава Руси", а другой подросток, видимо постмодернист, переправил на "Слива Руси" и нарисовал для убедительности сливу. Мало кто вспомнил, что 16 лет тому назад Первый съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете республики - по данным Юрия Левады, три четверти россиян не знают, что отмечается в этот день. Праздник вокруг эллипсиса, фигуры умолчания. Танцы вокруг пустоты.
У 12 июня есть собрат по несчастью, 4 ноября. Там еще непонятнее, еще умышленнее: абстрактные "согласие и примирение", лубочные Минин и Пожарский, поляки, окончательно утвержденные на роль злодеев в новой русской мифологии... Да еще наложение на привычное 7 ноября. Если 12 июня - это праздник-эллипсис, то 4 ноября - праздник-палимпсест. Как икона-новодел, написанная поверх "черной доски", старого образа.
На наших глазах разворачивается огромный национальный проект. Нет, не один из тех популистских "национальных проектов", что призваны обозначить "левый поворот", ублаготворить электорат в преддверии выборов и позиционировать предполагаемого престолонаследника в общественном сознании, - а настоящий проект по конструированию российской национальной идентичности. Как показал в свое время теоретик национализма Бенедикт Андерсон, а вслед за ним школа конструктивизма, нация - это "вымышленное сообщество", политический проект элиты, который затем транслируется в народные массы при помощи интеллектуалов, газет, школ, армии. Чтобы не ходить далеко за примером, достаточно взглянуть на национальные проекты большинства постсоветских государств, которые возглавила национальная интеллигенция: от музыковеда Ландсбергиса и физика-ядерщика Шушкевича до филологов Гамсахурдиа и Ардзинбы.
Нечто подобное происходит в сегодняшней России, где параллельно с властной вертикалью элитой отстраивается государственно-историческая вертикаль, новая национальная идентичность, очищенная от сомнительных дат и фигур, проповедующая "согласие и примирение", либерально-консервативную и государственно-церковную симфонию. Но вот беда: чем более монолитна "вертикаль власти", тем большая пустота охватывает политическое пространство, от окраин (где вслед за зачисткой региональных площадок власть тянется к местному самоуправлению) до зияющих вершин, где озабочены поиском жизнеспособных партий, идеологий и преемников. И чем более благолепна и гармонична идеологическая вертикаль, тем меньше в нее верится. Праздники, декретированные нынешней властью, безнадежно пусты. Это не Россия, которую мы потеряли, а Россия, которую нам придумали.
Но главная пустота возрастает в сердцевине нашего нового национального проекта, в локусе, обозначенном как СССР. Уже, кажется, все сказали и разъяснили: развал СССР - "трагическая ошибка" и "крупнейшая геополитическая катастрофа XX века", уже возвратили александровский гимн и вернули в армию красное знамя, но чувство сопричастности СССР становится все слабее и слабее. Из "советского вопроса" уходит пассионарность, интенсивность переживания, любовь и ненависть; из политической плоскости он мирно перекочевывает в символическую. После майского послания Путина в Мраморном зале Кремля исполнялся тот самый гимн: за редким исключением (образцовый Грызлов) не пел практически никто, включая самого гаранта; три долгих куплета все напряженно и пристыжено молчали, и когда музыка кончилась, стали с облегчением расходиться. Вслед за Глинкой 1990-х мы снова получили песню без слов, знак без референта, символику без истории.
Из сферы политической и этической "советский вопрос" перешел в сферу эстетическую, советское стало модой, стилем, аксессуаром. По улицам Москвы рассекает красный Порш 911 Турбо, раскрашенный, как советское красное знамя, со складками и звездой. В продаже появились майки "Че Паев", на которых Василий Иванович изображен в виде бессмертного команданте. Советский гимн скачивают из Интернета как рингтон для мобильных телефонов - в этом, наверное, его истинное предназначение в постгероическую эпоху. "Рутинизация харизмы", сказал бы Вебер. Товаризация сакрального, добавим мы. Из политического мифа, обладающего мобилизационным потенциалом, СССР превратился в потребительский миф, в бренд, что вполне соответствует рыночному духу "России инкорпорейтед".
Как писал гуру современной рекламы Дэвид Огилви, бренд - это неосязаемая сумма свойств продукта: имени, упаковки, цены, истории, репутации и способа рекламирования. Это идея товара, оторванная от физического тела товара: мы можем и не быть курильщиками, но все являемся потребителями бренда "Мальборо". Характерно, что сегодня основными покупателями бренда "СССР" являются не бабушки с пустыми кастрюлями и усатыми портретами у стен Исторического музея (они остались в девяностых), а молодежь, родившаяся при Горбачеве и Ельцине, то есть СССР, в сущности, не знавшая - для нее это модно, актуально, круто; для нее это легкий и необязательный проект идентичности и столь же легкий флер альтернативности и протеста, как майка с товарищем Че.
Выражаясь философским языком, бренд - это платоновская идея товара, пляшущая тень от огня на стене пещеры. СССР - та же тень, тень отца Гамлета. А Путин - новый русский Гамлет, слышавший зов об отмщении, мятущийся, но бессильный что-либо сделать в рамках условностей двора, окруженный ложью и коррупцией, изливающий свою фрустрацию в символических актах безумия и театра. Бесплотные тени толпятся в коридорах Кремля - Ленин и Сталин, Минин и Пожарский, Ельцин и Хасбулатов, - и на сцене этого театра теней творится новая российская мифология.
Впрочем, лучше не увлекаться этой метафорой, потому что рано или поздно в ней послышится железная поступь батальонов Фортинбраса.