Не было бы счастья, да несчастье помогло" - так очень часто расценивают ЕГЭ школьные учителя. Счастья наша система образования не видела так давно, что и думать о нем забыла: осталось уповать только на то, что какая-нибудь новая инициатива чиновников от образования вдруг обернется "шагом вперед". Авось да и случится, вдруг да и получится. Этим самым "шагам" (а точнее, полемикой на пустом месте с многочисленными защитниками ЕГЭ) и посвящена статья Тамары Эйдельман ("Процесс остановить нельзя").
Рассуждения Эйдельман интересны, прежде всего, бесполезностью своего целеполагания. Отстаивать Единый государственный экзамен нет никакой нужды. В нашей образовательной среде любая полемика все равно начинается и заканчивается с описания нескольких несложных технических приемов, до которых чиновникам дела нет. И поэтому чиновники делают что-то свое, только им одним понятное, а учителя продолжают говорить о чем-то своем, понятном только им. " Письменные экзамены сдавать легче, чем устные". Подобные выводы (как, впрочем, и совершенно противоположные) мне доводилось слышать задолго до ЕГЭ. Не знаю уж, курица была раньше яйца или яйцо раньше курицы, но в сегодняшней нашей школе сдавать одинаково сложно любой экзамен, вне зависимости от степени его вербальности.
Так что противники в данном случае не просто похожи: они плоть от плоти друг друга. Они вместе и составляют ту насквозь порочную среду, в которой говорить и думать можно все, что угодно, но толку от этого нет никакого. Полный вакуум. Звук гаснет даже не на втором-третьем звене передачи, а сразу же. Любое слово умирает, еще не родившись. О ЕГЭ можно долго спорить, но отменить его невозможно. Не потому что он хорош или плох, а потому что мнение "педагогической общественности" неинтересно даже самой этой"общественности", не говоря уже об обществе в целом.
И удивление, с которым Тамара Эйдельман говорит о взяточничестве в вузах (" Но интересен сам подход - я много раз слышала подобные обсуждения, и, конечно же, никто никогда не говорил, что взятку платить стыдно"), выглядит более чем странно. Разумеется, взятки платить не стыдно, потому что учителя и вузовские преподаватели, которые пятнадцать лет позволяли вытирать о себя ноги, ничего, кроме взяток, не заслуживают. Если заработная плата начинающего учителя в провинции колеблется между полутора и двумя тысячами рублей, то что вообще можно от них требовать и как к ним относиться?
А учителя продолжают меж тем спорить друг с другом о своем, о ЕГЭ:
" Когда начинают говорить о том, что ученик, видите ли, может догадаться, какой ответ правильный, почему-то никто не уточняет, что такие простые тесты, проверяющие знание элементарных фактов, относятся к части А - то есть к той составляющей экзамена, сделав которую, человек может претендовать только на три. В частях В и С надо устанавливать причинно-следственные связи, логику событий, извлекать информацию из источника, определять взгляды автора источника - по-моему, замечательно, что наконец-то экзамен начал проверять именно такие умения. Ведь это именно то, что и надо развивать на уроках истории. Что же касается устного экзамена, он всегда сводился к простому перечислению фактов. Прогресс налицо!"
Оценим легкое лукавство уважаемой Тамары Эйдельман. "Экзамен начал проверять умения"... А может быть, стоит сказать и о том, что если раньше учителя - отчета ради (РОНО же не дремлет!) - просто и безо всяких методических изощрений "натаскивали" равнодушных учеников на устный экзамен, то теперь они точно так же натаскивают на ЕГЭ? После официального начала национального проекта "Образование" учителям - и они сами, не очень стесняясь, об этом говорят - придется выдумывать"инновации", но, полагаю, с этим проблем не возникнет. В качестве инноваций давно уже неплохо смотрятся чуть-чуть поправленные методички 80-х.
Детям, впрочем, решительно все равно, чему и как их учат. Оставшаяся по духу (со всеми этими пошлыми до жути "вечерами", "линейками" и"праздниками") советской, сегодняшняя школа существует лишь потому, что выгнать даже самого отъявленного двоечника и идиота - задача почти непосильная. Не знаю уж, где Тамара Эйдельман увидела стремление "поставить отметку похуже":
" Что же за страна такая у нас, если все мы только думаем о том, как бы поставить ребенку отметку похуже? В случае если экзаменационная оценка расходится с годовой, инструкция приказывает ставить высшую - разве это плохо? Мамы и папы, почему вам это не нравится?"
В школе тянут всех, тянут из последних сил, бессмысленно и беспощадно. Зачем вот только, не очень понятно. На выходе мы получаем толпу ничего не умеющих и не желающих ничего уметь подростков, которые рвутся просиживать штаны в вузе, чтобы потом с дипломом "менеджера по туризму" судорожно искать место официанта. А рвутся они отчасти и потому, что высшее образование силами "педагогической общественности" низведено почти до уровня среднеспециального. И ЕГЭ тут вовсе ни при чем. Дело в том, что извечная тяга образовательных чиновников к правильной отчетности причудливо сочетается с нежеланием учителей хоть раз в жизни, хоть в чем-то пойти, что называется, "на принцип" и объяснить старшеклассникам одну простую, в сущности, вещь. А именно - "менеджеров", "экономистов", "юристов" etc так много, что лучше уж закончить обыкновенное ПТУ и стать крановщиком или стропальщиком, а то и швеей или поваром. Но куда там! Учителя же не столько учат, сколько отыгрывают на детях свои собственные (весьма застарелые) комплексы: пусть, мол, у них "все получится". Ничего не получится. Ни с ЕГЭ, ни без ЕГЭ.
" Почему такие усилия огромного количества людей направлены на то, чтобы не дать молодым людям получить высшее образование? Не лучше ли постараться сделать так, чтобы как можно больше народу смогло поучиться в вузах? Почему надо отсекать?". Эти чудовищные по своей наивности вопросы и есть основа системы вузовского образования, после которого каждое уважающее себя предприятие не может не переучивать приходящих на работу "специалистов". "Больше народу" уже учится в вузах, вот только результат почему-то все больше грустный.
" Значит, те, кто рвутся поступить, а не покупают диплом в метро, все-таки хотят чему-то научиться", - настаивает учитель. И ключевое слово здесь, конечно, "чему-то". Все по Пушкину, у которого "мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь". И впрямь, какая разница, чему учиться в институте, если работать по специальности все равно не придется?
Вывод, который делает Тамара Эйдельман, суров и неутешителен. Зато в меру наивен, как и вся статья педагога:
" А если из-за введения ЕГЭ, как предрекают, разбегутся вузовские преподаватели, для которых репетиторство - подспорье к зарплате, что можно на это сказать? Сельские учителя получают около 2 тысяч рублей, и ничего, не разбегаются..."
Не разбегаются, конечно. Если количество первоклашек будет сокращаться столь же стремительными темпами, можно будет и впрямь никуда не разбегаться. И медленно, но верно переквалифицироваться в управдомы...
Спешу читателей обрадовать: еще разбегутся и безо всякого ЕГЭ. А точнее, просто не придут. Знает ли Тамара Эйдельман, какой процент выпускников педагогических специальностей идет в школу? Если пять человек из шестидесяти, то это можно почитать за большую удачу. Только зачем в такой катастрофической ситуации, когда средний возраст школьного учителя едва ли не сорок лет, говорить о преимуществах и недостатках ЕГЭ, не очень ясно.
ЕГЭ - это, конечно, несчастье. Но и он - при ставшем привычным дефиците счастья - нашему образованию не поможет. Кажется, больного, чтобы он не мучался в агонии, благоразумней и милосердней просто пристрелить. И начать все с чистого листа. Слишком уж изрисованы всякими благоглупостями выцветшие школьные тетради...